За безмерно мокрым апрелем пришёл сухой и тёплый май. Лужа возле корпуса гуманитариев обратилась месивом из грязи и бензина, а курить теперь можно было выходить в одной рубахе. Близились итоговые экзамены. Настя сотню раз уже твердила всем, что и этот диплом и это никчемное образование она презирает, а учиться пошла только из боязни быть причисленной к неучам. Система слишком долго носила её на своих плечах. После четырёх лет обучения не отличать Кьеркегора от Барта, не знать разницы между модой и медианой, не суметь на глобусе найти Австралию, а США четно пытаться обнаружить в районе Африки - это был перебор. Учёных мужей, вызвавшихся сделать из нас профессионалов, подобные девчушки забавляли. «Не пора бы вам пойти рожать?» - говорил про таких наш профессор, Носов. Я и сам умом не блистал, однако и подобным позорищем не выделялся. Троечник, но крепкий. Настя же, как и прочие, была отличницей. Умела работать на первом курсе, пока парни пьют, а потом отдыхать - принцип действия, известный каждому. Однако Настя и здесь умудрилась выделится.
- Я подала на юриста, – сказала она мне во время обеда.
- Зачем, мы уже учимся, тебе Носова мало?
- Да нет, ты не понял, эта учёба, она для того, чтоб просто была, а юристом я действительно хочу быть, я ведь и сюда пришла от того, что на юрфак не поступила.
- То есть у нас ты учиться не хочешь?
- Но придётся же!
По какой-то причине все заботятся не о наличии знаний, а о наличии диплома. Эта тенденция угнетает. Пусть и очевидно, что знания недолговечны, ум требует регулярной нагрузки, а произведение, прочитанное и законспектированное год назад, можно сказать, тобой и не открывалось, но всё же систему саботировали, ломали изнутри. Профессура позволяла делать это из бедности и зависимости от этого низкого положения; номенклатура - поскольку в этом был смысл её существования: ломать и строить, и ломать; а студенчество - потому, что так было проще.
В июне уже добрая половина группы, кто на мандраже, кто из чистого отчаяния, кляли своё образование, годы, потраченные напрасно, знания, утекающие в трубу. Все эти: не успевшие стать актёрами, не сумевшие пройти на юристов, и экономисты, у которых не получилось высчитать процент - они распылялись на несуществующую несправедливость, но продолжали готовить свои дипломы.
Наступил день защиты. Анна Анатольевна, молодой кандидат наук, бывшая научником у меня и Насти, подошла к нам перед началом.
- Вы только не волнуйтесь, всё хорошо, вы подготовлены, у преподавателей нет желания вас валить.
- Да, спасибо, - пролепетали мы хором, сдерживая нервозность.
В кабинете было холодно. Собранные профессуре и гостям харчи уже ждали своего часа на кафедре. Представители работодателя запаздывали. Наконец явилась одинокая пожилая женщина. Её глаза не выражали ничего. По регламенту представителей должно было быть трое, но всем было пофиг. Профессор Носов откровенно зевал. Когда на защиту вызвали меня, он попросил о перерыве и вышел попить кофе, вернулся только пять студентов спустя. Настасье повезло меньше: осуждающие, тяжёлые взгляды всех членов комиссии не могли не оставить следов на её хрупкой душевной организации. Если про меня научрук сказала стандартные: «Был храбр, бился с честью», то Анастасии повезло меньше. Прозвучали слова: «несамостоятельная работа», «посредственный студент», «несвоевременная предзащита» и ещё много всего хорошего, а главное - «заслуживает удовлетворительно». Стоит ли говорить, что от Анны Анатольевны никто ничего подобного не ожидал. Педагог оторвалась за всех. Тускнеющая привлекательность старой заучки уничтожала молодость и сомнительную красоту глупой девицы. Мир Насти сыпался. Она уже не дрожала, её колотило по-настоящему, как будто у неё 40° температура. Она плакала. Лицо покраснело, а солёные слёзы беззвучно лились на парту. Профессор Носов поднялся с места.
- Анна Анатольевна, давайте не будем столь категоричны. Предзащиту мы девочке поставили, самостоятельность её работы проверили, что же касается оценки, мы все, - он глазами указал на членов комиссии, - сходимся во мнении, что Анастасия заслуживает «Хорошо».
- Не стану препятствовать решению комиссии, - произнесла пристыженная Анна Анатольевна.
День близился к завершению. За общим столом мы распивали с профессором Носовым коньяк. Он всё удивлялся, как это у такого хорошего студента не красный диплом. Вероятно, забыл, как гонял меня на первом курсе от пересдачи к пересдаче. Все были веселы. Даже Настя снова стала улыбаться, хотя её лицо всё ещё было красным от слёз. Общее фото.
Пять лет спустя я отдыхал в компании общих знакомых.
- Ты знаешь, - говорила мне Лиза, работавшая следаком в городском отделе, - к нам сейчас на работу одна пришла, ну невозможная, у всех по десять дел за неделю раскрывается, она одно распутать не может, только фоткается и ноет. Недавно утверждала мне, что в Калининградской области нет моря, а я стою на фоне реки, ну дура же!
- Не Настей зовут?
- Вы знакомы?
