В летнее время мама с тётей, как и многие другие женщины, работали в колхозе, а так как мужчины были на фронте, им приходилось выполнять и мужскую и женскую работу. Лошадей отправляли на фронт - пахали на быках, сеяли и убирали урожай вручную. Во время уборки они наряжались в холщёвые фартуки, шили себе нарукавники. Комбайнов тогда не было, а были косилки да старые немощные старики с косами, а женщины за ними вязали снопы. Однажды моя мама и тётя навязали каждая по 1200 снопов, и за это им выдали премию: по три метра ситца на платье и по два куска мыла. Ох, как они были рады!
Кроме того, за каждой колхозницей было закреплено по 70 соток сахарной свёклы. Им приходилось полоть, копать, очищать и свозить на свеклопункт всё самим, вручную. Уборка затягивалась до самых морозов. Вечером, когда они возвращались домой, юбки на них стояли колом от мороза, руки были все в трещинах, из которых сочилась кровь, но отдыхать было некогда, надо было топить печь, управлять скотину, готовить еду, кормить детей. Избы топились навозом и кизяками. Были такие формы, как для кирпича, толкли с водой навоз и набивали в эти формы, просушивали – вот и получались эти самые кизяки. А ещё с поля носили вязанки с бадером. Моя мама была невысокого роста, идёт, бывало, с этой вязанкой, а её самой не видно. Но в доме всё равно было холодно, и стены нашего дома внутри все были покрыты инеем. Спасала нас русская печь, на которой мы, укрывшись с головой разным тряпьём, и ночевали. А в школе тоже было не лучше: на уроках сидели одетые, чернила замерзали в чернильницах. Кстати чернила делали из печной сажи и столовой свёклы, а писали на обрывках газет, старых книгах. Вот такая была эта страшная война! Не дай Бог увидеть её нашим детям, внукам и правнукам!
После войны жизнь потихоньку стала налаживаться. Но в 1946 году нашу семью постигло большое горе: в возрасте 54 лет умер мой дедушка Алексей, который во время войны был для нас кормильцем и опорой, а в 1947 – разразился страшный голод. Много людей умерло, ели всё, что можно было съесть: траву, пекли хлеб из лебеды. У бабушки Олимпиады в этот год умерла мать. Говорили, что она уже была старенькая и, чтобы как-то утолить голод, собирала на солонцах коровьи лепёшки и ела. И, ужас, дочери не могли ей помочь, потому что жили в других семьях, и им, прежде всего, надо было сохранить своих детей! У деда Матвея умерла сестра: муж у неё погиб на фронте, оставив её одну с двумя маленькими дочками. До войны они жили материально неплохо, и мать берегла сундук с кое-какими вещами в приданое дочерям. Не продала их даже в этот страшный голодный год. Девочек кое-как кормила, а на себе экономила и, как рассказывали, пошла в огород поливать капусту, упала в грядке и умерла.
У нас же была кормилица, корова, а значит, было молоко, а ещё отец смастерил мельницу, мама молола свекольные семена и пекла пышки. До сих пор помню двухведёрный чугун с горячей жиденькой мамалыгой, который к вечеру опорожнялся весь до донышка. Дедушка Матвей с бабушкой Матрёной и детьми тоже выжили благодаря тому, что у них тоже была корова да ещё благодаря бабушкиной оборотистости: она в голод перевозила на рынок все свои наряды, а на вырученные деньги покупала крупы и варила детям похлёбку. Так вот и выжили...
Продолжение следует.