Жара стояла, словно в Африке. Автобус стоял, приклеенный к дороге. Я стояла в автобусе вместе с остальными пассажирами, изнывая от жары. И все были недовольны. Потому что стрелки часов-то не стояли. Они двигались. Одна — как медленная, но упорная черепашка. Вторая — как важный майский жук. А третья вообще юркала туда-сюда быстрой ящеркой.
Эти несносные стрелки просто потешались над нами. Ведь они-то могли ходить даже в стоявшем автобусе.
Пробка растянулась вперёд, настолько хватало обзора. Поговаривали, что впереди, на Петровском мосту, у кого-то сломалась машина. Эта весть не вдохновляла. До моста было ещё добрых полверсты. Или саженей двести пятьдесят. Или аршинов семьсот.
Теперь вы представляете, как горели уши владельца сломанной машины. Думаю, с них можно было бы писать картину «Маков цвет». Впрочем, уши водителя нашего автобуса тоже не радовали белизной. Об этом настойчиво заботились две бабушки, сидящие рядом с передней дверью.
— Что же ты, мил человек, никакого объездного пути не знаешь? — укоряла одна, в белой соломенной шляпе.
— Какой путь, бабуль? — отбивался шофёр. — Вы из очереди можете в обход за сосисками пуститься?
— Ты тут не учи! — вступилась вторая бабушка, в светлом платочке. — За дорогой лучше следи.
— Так спросили — я ответил.
— Вот потому мы и в пробке, что ты болтаешь, а не машину ведёшь!
Пассажиры в автобусе«грохнули». Бабушки победно улыбнулись. Водитель рассвирепел.
— Кому не нравится, выходите! — сказал он и открыл среднюю дверь. — Топайте на своих двоих через мост!
Бабушки закачали головами, словно одуванчики белыми шапочками. Пассажиры притихли. А я подумала-подумала и вышла. Чего ждать-то? На улице весна. А стрелка юркает, словно ящерка.
***
Первые метров сто я блаженно подставляла лицо ветерку и радостно шлёпала вперёд. Но на второй сотне меня стали терзать сомнения. До моста было ещё ого-го сколько. А до дома тройное «ого-го». Плюс четвёртый этаж. Умножить на сумку на плече и слегка натёртую правую пятку. Это уже целое «ого-го в квадрате», равное одному «ну и ну».
Но поступок не планшет - не перезагрузишь. Я шлёпала вперёд, немного приволакивая правую ногу. И с каждым новым шлепком всё больше понимала, что иду не одна. Впереди и позади тоже шли бывшие пассажиры. С сумками, портфелями, пакетами, кофтами через плечо. Причём каждый тоже явно спрашивал себя, правильно ли поступил. Значит, всем нам предстояло перейти через мост.
Нестройный, неуверенный ручеёк пешеходов тёк по улице. А слева от него стояла могучая река машин и автобусов. Широкая, большая, разноцветная, но скованная льдом-пробкой. Из окон на нас смотрели пассажиры. Они явно чувствовали своё превосходство и как-то по-отечески жалели нас. И оттого я шлёпала ещё горделивее. А моя правая нога уже весьма напоминала свою коллегу, принадлежащую Джону Сильверу.
***
Чем ближе был мост, тем гуще становилась армия пешеходов. Причём каждый явно стремился обогнать тот автобус, из которого вышел. И от этого путешествие всё больше походило на состязание, кто быстрее.
Я тоже нет-нет да и косилась левым глазом на свою «тридцатку». В ней всё ещё сидели две старушки-одуванчики. И вообще — большинство пассажиров. Правда, их количество изрядно поубавилось. Они тоже явно терзались сомнениями в своей правоте. Тем более, что виновник пробки, водитель с красными ушами, был явно далёк. А мост — уже близко.
Зря я не делаю зарядку по утрам! Прошла-то всего полкилометра, а уже сдулась, как шарик у Пятачка. И нога прямо вопила о пощаде. Но о ней не могло быть и речи — мы ступили на мост.
Моё шлёпанье превратилось в шарканье. Затем — в шмурыганье. А вскоре и вовсе угрожало перейти в ползание. Конечно, можно было бы сдаться и подойти к своему автобусу. Водитель наверняка сжалился бы и пустил меня в салон, к одуванчикам. Но спасовать во время соревнования было недостойно даже для сдувавшегося шарика Пятачка.
«Песня не прощается с тобой!» — вдруг вспомнилось мне. И я стала напевать. Свою любимую песенку. Про друзей, которые не растут на дороге, удирают вприпрыжку и обожают уноситься в облака. И знаете, это помогло! Шмурыганье потихоньку вернулось в шарканье. В шлёпанье уже не могло, но и так было совсем неплохо.
А вскоре я услышала, что кто-то сзади тоже поёт. Правда, он пел совсем другое, но разве в этом дело?
Инициатива стала расти, как подснежник в марте. То и дело я слышала голоса. И от этого на душе теплело.
Мост приближался к середине. Наша армия плотнее смыкала ряды, и мне уже казалось, что мы давно знакомы друг с другом и просто идём в поход. Уже не пассажиры, а мы победно посматривали в окна своих и не своих автобусов. Мол, знай наших! И тут появился тот самый злополучный водитель с красными ушами.
У него были большие чёрные усы. И белая рубашка. Он явно спешил на какое-то приятное событие — в его автомобиле на первом сиденье я заметила торт. Он ругался на судьбу и цеплял трос, чтобы его взял на поруки грузовой автомобиль.
Мы пересекли горизонт и вышли туда, где пробка кончалась, и машины победно разгонялись.
***
Минут через пять меня обогнал мой автобус. Никто в нём, даже бабули, меня не заметили. Они радовались, что наконец-то поехали с нормальной скоростью, в унисон секундной стрелке.
Они нас обогнали. Мы ничего не выиграли, ни одной минутки — никто из тех, кто шёл по мосту.
Я оглянулась. И вдруг поняла, что недовольных в нашей армии пешеходов нет. Всё так же тут и там раздавались голоса, звенел смех. У нас в руках были сумки, и пакеты, и кофты. Мы устали. Но зато мы шли сами, а не ждали, пока всё разрешится само собой. Мы действовали.
Оставалось ещё пол-остановки. Но моя правая нога не шлёпала, а шла. Ведь и костяшка Сильвера способна на скорость, если на душе хорошо.
Автор: Софья Милютинская.