«Ах, омары, ах, красная рыба!» Уж сколько лет я слышу эту мантру. Признаться я изрядный скептик, чему во многом поспособствовало то, что я много ездил, в разных местах жил и с разными культурами успел познакомиться.
Жил я и на Севере – в самом рыбном краю, где и красной рыбы и икры было столько, что как деликатес их никто не воспринимал.
Приезжали люди из других мест и восхищались вкусом оленины, той же красной рыбы, боготворили икру, но потом проходило время и все успокаивалось. Кто-то больше любил белую рыбеху, кто-то красную, но культа в любом случае не делали ни из того, ни из другого.
А икра… А что икра? Если нажарить сковородку – на сутки вперед наешься, а в остальном ее воспринимали как закусон под водку. По сути, крутым считалось круто приготовленное блюдо из той же рыбы любого цвета, но не сам материал.
Однако вернувшись на материк, я узнал, что, оказывается, красная рыба (неизвестно сколько раз размороженная и не слишком-то похожая на ту красную рыбу, которую ел я и мои земляки) обладает божественным вкусом. Как и икра, чьи «неземные вкусовые качества» часто уступают обычной селедке.
С некоторых пор стал слышать и о том, что омары являются чем-то невыразимо прекрасным. Чем-то, ради чего нужно хоть раз в жизни поступиться (указываются разные степени жертв), но что обязательно нужно попробовать, ибо жизнь пуста, если в ней не было лобстера/омара. Знали бы они!
На самом деле не так уж далеки от нас те времена, когда этот Король ресторанов был рыболовным мусором. Особенно долго такая ситуация продолжалась в Новом Свете, где лобстеров в лучшем случае скармливали рабам и слугам, а то так и вовсе перемалывали вместе с панцирем, да и удобряли землю.
В XVII веке омаров собирали прямо на американском берегу голыми руками, благо их было видимо-невидимо. Несчастные слуги в конце концов не выдержали и начали возмущаться.
А дальше – «Да здравствует наш американский суд – самый гуманный суд в мире!», – кричали слуги, ибо штатовская Фемида постановила, чтобы слуг этой пакостью кормили не более трех раз в неделю.
Тем временем в Европе омаров было меньше, и повара стали делать на них деньги. В ход шла реклама в виде полотен маститых живописцев, которым в принципе было не так уж важно кого писать, но коим омар был интересен просто как эстетически привлекательный и ещё не заезженный объект.
Умелое изображение омаров на роскошных натюрмортах, изобретение всяких богато инкрустированных щипчиков, помноженное на искусство поваров и малое количество этих зверюг, сделало их очень популярными среди аристократов.
В перенасыщенном же омарами Новом Свете ситуацию изменили уже не живописцы и щипчики, а железные дороги, которые обеспечили сообщение между побережьем и штатами, не имевшими выхода к морю.
Омаров стали включать в меню вагонов-ресторанов. Публика же из этих штатов еще не знала о дурной репутации омаров и уверовала в их великолепие.
Тут подтянулись и повара. Умелый маркетинг привел к тому, что люди стали специально ездить на побережье, чтобы полакомиться раками-переростками.
Негры и слуги недоумевали, глядя на этих странных людей, приходящих в экстаз от того, чему, по мнению тех же негров, место было на помойке.
В итоге спрос на омаров резко пошел вверх. Вслед за этим возросла и их добыча. Омаров становилось все меньше даже в США, а на атлантическом побережье Европы их почти не осталось.
Пришлось завозить их в Европу из Америки, что автоматически сделало «мусор» деликатесом. Тогда же стали появляться первые фермы, на которых выращивали омаров.
Эффективность этих ферм так и осталась сомнительной, поэтому омаров ловят и ловят, и их становится все меньше и меньше, ибо к этому времени забылось о том, что не так давно это был хлам, внушавший ужас даже низам общества.