Лена, то есть Елена Николаевна, была небольшим начальником (в ее глазах-не таким уж небольшим). От чувства собственной важности и значимости, а так же важности и значимости ее работы, у нее на лице была маска деловитости "я ничего не успеваю", "какие все кругом неумные", и еще маска " не бесите меня своими мелочами".
Наверное, если аура человека была осязаема, она бы лопнула от переполненности Елены Николаевны ЧСВ.
У Елены Николаевны все силы уходили на работу, на свое ЧСВ и на семью сил не оставалось. Ни на ребенка, ни на мужа, который убежал, роняя тапочки.
Сын убежать не мог, и как мог, жил рядом с ней. Он рос дипломатом с рождения, потому что с детства знал, что нужно уметь угадать нужное мамино настроение: попросить что-то купить, сказать о своих ошибках сын решался, выгадав хорошее настроение, которое бывало редко.
В принципе, когда настроение у Елены Николаевны было хорошее, она была хорошим человеком, хорошей подругой, хорошей матерью, в конце концов.
Но хорошее настроение бывало редко.
Елена Николаевна сама понимала, что куда-то она сворачивает не туда в этой жизни, что работа съедает ее силы и ее саму уже, по большому счёту.
Но это была работа ее мечты, ее карьерный рост, которого она хотела и добивалась. Родственники гордились ею, и даже хвастались ее успехами перед своими знакомыми.
Гордились, самой собой, и родители.
Елена Николаевна помогала им материально, и своей сестре тоже.
Но чем дальше, чем больше ее карьера подавляла саму Елену Николаевна. Она могла накричать на сына. Резко оборвать родителей, если ей казалось, что они долго говорят, воруют ее время.
Подчиненные ее уважали. А больше того - боялись. Она могла, не стесняясь в выражениях, высказаться. По большому счёту, она расшибалась в лепешку ради результата.
В какой-то параллельной жизни жили ее подруги, у которых было свободное время, путешествия, походы, элементарно маникюр и красивые прически.
Елена Николаевна сама не заметила, как поставила на себе крест как на женщине, и забыла, когда покупала себе красивые вещи.
Про театры, кино, выставки, хобби, любование закатом или цветением черемухи молчим, молчим.
Она приходила после работы, готовила самый простой ужин, готовила одежду на завтра и падала спать.
Еще дежурно спрашивала у сына, как дела в школе. Сын дежурно отвечал, что все хорошо. Он знал, что если скажет, что ему нужно помочь с новой темой, мама начнет ему объяснять, потом сорвется и начнет орать. Лучше Гугл в помощь, считал сын, чем просить мать.
Иногда она пыталась начать заниматься собой: начинала бегать, записывалась на маникюр, покупала почитать книгу, ездила с сыном в цирк, например, но на работе случался очередной аврал и все опять закидывалось в дальний угол.
Были какие-то интрижки на работе. Мужчинам она все еще нравилась, ведь она была очень симпатичной. Но ничего серьезного не получалось. Ведь она была как солдат, вечно в своем бою. То есть в своей работе.
Пришла осень. Елена Николаевна не смогла застегнуть свои джинсы, которые носила несколько лет.
Опять отложила обещанную поездку на море сыну, потому что почти весь отпуск была на работе.
На чувство вины перед сыном уже не было никаких сил.
Позвонила мама и сказала, что хочет ехать к родственникам на Новый год. Прямо она не просила денег, но Елена Николаевна привычно прикинула, что нужно маму приодеть, дать денег на дорогу и на подарки родственникам.
Сказала матери, что отправит денег. Мечта о норковой шубе отодвинулась опять на неопределенный срок.
Пришла весна. Начал таять снег. Елена Николаевна уже не влезала ни в какую свою одежду.
Успокаивая себя, что похудеет, купила только брюки.
Был обычный весенний вечер. Елена Николаевна ехала на своей машине домой из командировки.
Поговорила по телефону с сыном. Он был давно самостоятельный. Уже сделал уроки, сварил себе макароны с сосисками. Еще он умел жарить яичницу. И потом ее ненавидел. Так сказать, переел в свое время. Сын сидел дома с другом и играл в свои игры.
Елена Николаевна ехала привычной дорогой. Машина привычно входила в повороты, резво ехала в гору, как будто зная, что тоже едет домой.
Да, скорость была выше, чем положено, но дорога привычная, машина хорошая, Елена Николаевна и зимой ездила с таким превышением.
Однако дорога, даже привычная, весной таит на себе сюрпризы.
На полосе Елены Николаевны перед поворотом была наледь.
Елена Николаевна потеряла управление. Она потом и сама не могла объяснить, как все произошло. Со слов гаишников, ее занесло, она пыталась вписаться в поворот, машину перевернуло, потом машина упала в кювет, врезавшись передней частью в подножие горы.
Елена Николаевна сидела за рулем и умом понимала, что ей нужно выйти из машины. Тело не слушалось. Вроде бы все шевелилось. Невероятным усилием Елена Николаевна вышла из машины.
Вспомнила про сумку с документами. Нашла ее в машине. Потом она не могла объяснить даже себе, а почему бы ей не плюнуть на документы. Вдруг взорвался бы бензобак? Вдруг у нее была бы страшная травма?
Эти вопросы она себе задавала потом. А сейчас она по не растаявшему в кювете снегу плелась наверх, на дорогу. Хорошо, кювет был неглубокий. Еле тащила себя и эту чертову сумку с документами.
К ней уже бежали проезжавшие мимо люди. Они спрашивали, как она, что болит, есть ли еще люди, предлагали аптечку, воду.
Елена Николаевна сидела на сумке с документами и от всего отказывалась. Люди сказали, что вызвали скорую помощь и возмущались, что она долго едет.
Елена Николаевна не могла нормально подышать воздухом. Сидела и думала, что у нее шок.
Что зря говорят, что у нас люди какие-то не такие. Несколько машин стояло на дороге и ждали приезда скорой, чтобы убедиться, что все в порядке.
Кто -то осмотрел Елену Николаевну, кто-то смотрел машину. Кто-то выключил машину.
Хорошие у нас люди. Спасибо вам, думала Елена Николаевна. Потом она себя ругала, что не спросила, как их зовут, номера машин не запомнила. Элементарно спасибо не сказала.
Действительно, это был шок. Было больно дышать.
Шок не только от боли, шок не только от того, что случилось. Что могло случиться.
Шок от того, что она чуть не спустила свою жизнь на работу. В ее жизни была только когда-то любимая работа. Самый важный человек-сын был на задворках ее жизни вместе с другими родными, почти забытыми подругами.
Как она раньше любила готовить! А рукодельничать, а сажать цветы!
Как мечтала красиво фотографировать, объехать мир. Да, съездить на олимпиаду.
Как сын мечтал увидеть Эверест. А она обещала, что обязательно увидят.
А парад победы в Москве? Который сын просил с 1 класса, а на минуточку, сейчас он в 6?
Как, как ее мир сузился до надоевшей работы?
Время текло как-то странно. Хотела позвонить сыну, но одернула себя.
Позвонила на работу.
Говорят, вся жизнь перед глазами проходит в такие моменты.
Елена Николаевна в момент ДТП успела только подумать, что она и не прожила жизнь. И это все? Вот так?
Она успела подумать только, что она ничего не успела, не сделала и не жила, как хотела.
Гаишники удивлялись, что она жива и невредима. Не напрямую, конечно. Подразумевали. Сказали, что если бы она была на другой машине, ей бы так не повезло. Тоже, как и граждане, оперативные. Приехали быстро. Хорошие ребята. Смотрели на нее, и не могли скрыть своего удивления. Да, потом,очень сильно потом, она и сама осознала, что ей повезло.
Крупно. Сильно.
Елена Николаевна смотрела на машину и думала, можно ли ее отремонтировать. Если смотреть сзади, то вроде ничего. А нет. Передняя часть машины была почти всмятку.
Нет, бесполезно.
Приехала скорая. Елена Николаевна отказалась от помощи, сказала, что все нормально, просто у нее небольшой шок. Приехала машина с работы. Водитель увез ее все же на скорую, сказал, что рентген хотя бы надо сделать.
Рентген показал, что переломов нет.
Елена Николаевна на следующий день не могла встать с постели. Все тело ныло и болело. Откуда-то появились синяки. Болела грудь. Вообще болело все. Она ушла на больничный.
Выйдя на работу, первым делом написала заявление на увольнение.
Родственники звонили и уговарили не сходить с ума.
Остатки машины пришлось продать практически за бесценок. По сравнению с тем, сколько Елена Николаевна заплатила за машину, это были, конечно, копейки.
Господи, спасибо, что взял деньгами.
Спасибо, боженька, и все, все, кто бы вы ни были, как бы вас не звали, эти высшие силы в нашем мире, благодарила она. Верующей она не была, но поди не поверь после такого, что что-то или кто-то смотрит за нами.
Через несколько месяцев Елена Николаевна шла по городу с сыном и ела мороженое. Никуда не торопясь. Просто ела мороженое. Не на бегу, не на ходу. А наслаждаясь каждой минуткой. Они смотрели на людей. Посидели на лавочке. Покормили голубей.
Потом захотели в кино. Пошли. На сеанс, на который захотел сын, а не на тот, который успевали, когда бывали в этом городе.
Сын радовался, как совсем маленький мальчик. И Елена Николаевна радовалась, как маленькая девочка этим простым моментам. Мороженому. Голубям. Радости сына.
Ее ждала другая работа, где меньше зарплата, меньше ответственности, больше свободного времени.
Но перед этим был период, когда Елена Николаевна думала, что зря живет. Что она никчемна и жизнь ее никчемна. Было жалко сына.
Да, у нее была депрессия. Она лежала и спала. И просто лежала. Телефон был на беззвучном и она не брала никому трубку. Вся жизнь у нее прошла перед глазами. Все обиды, которые нанесли ей, нанесла она. Все радости, горести, мечты, мысли, желания, все, всё. Она прощала и просила прощения.
А потом потихоньку начала оживать.
Обретать себя. Радовать сына. Фотографировать закаты.
Наслаждаться мороженым.
Радоваться солнцу. Дождю. Снегу.
Планировать жить.