Случилось так, что мальчик Витя Веселкин, худенький и белобрысый американский гражданин трех с половиной лет, оказался никому не нужен.
Родители его долго и бурно разводились, бабушка – профессор академии Жуковского – настолько привыкла за долгую жизнь к определенному распорядку, что не была готова встроить туда еще и внука: Витя родился в Америке, когда там учился отец, а мать крутилась, зарабатывая на жизнь официанткой, давая мужу возможность получить диплом Колумбийки.
Почему-то в Нью Йорке, сыроватом, вечно притененном из-за небоскребов, проживая в бедной, пропахшей sигаретным дымом и дешевой едой квартирке, считая гроши и дни до возвращения домой, родители были счастливы, объединенные общей целью – мы дожили, мы выжили, мы получили диплом, мы маркетолог – это звучит гордо!
Уж конечно получше Ленинского педа, английский факультет, куда оба поступили, чтобы наверняка уж поступить, а, закончив, выяснили, что в школьные учителя в период дикого капитализма идти неохота, а больше никуда не берут.
Вот поэтому была срочно продана бабушкина двухкомнатная квартира в благородном районе близ метро Аэропорт, а на вырученные деньги молодую семью – поженились через две недели после защиты диплома – снарядили в город контрастов, как приложил его еще Максим Горький – а что оставалось делать пролетарскому писателю, как ни клеймить загнивающих, noblesse oblige (положение обязывает – франц.).
Денег хватило на обучение – заплатили вперед, пару месяцев пожили, осматриваясь, стало окончательно ясно, что одному – учиться, второму – крутиться, впрочем, муж тоже что-то иногда вечерами разгружал, пока как-то раз ни скрутило: грыжа позвоночного диска, тяжести – ни-ни, только умственная работа – это сколько угодно.
Жена Даша, выдохнув, перешагнула через гордость профессорской дочки, и, сцепив зубы, ринулась сражаться, прежде всего, с собой – непросто ей было нырнуть в официантки, но цель оправдывает жертвы, «десять лет упорного труда и десять тысяч лет счастья» - вспомнила она старый китайский лозунг и повторяла себе его в утешение, когда становилось уж совсем невмоготу.
Сын Витя появился уже на излете третьего года их пребывания там – рожала Даша тяжело, долго, делали капельницу, ждали, в конце концов пришлось решиться на кесарево, и выставленный счет был совершенно неподъемным. Даша выписалась на следующий же день, подписав килограмм документов, обязующих ее оплатить до такого-то числа, а иначе проценты в размере невообразимом – прав был Максим Горький, вот он, звериный оскал капитализма во всей красе.
Муж Олег, смирив гордость, звонил отцу в Москву – что можно сделать? Полковник на пенсии, который всегда был категорически против отъезда сына в логово врага, не мог отказать себе в удовольствии поgлумиться, сначала долго выяснял, как же они не уследили, потом, услышав по интонациям, что сын на грани срыва, сказал: «Ладно, подумаю. Завтра звони».
В общем, решили дело: что-то продали (гараж был у папашки не особо нужный), где-то заняли, оплатили Витино рождение – чтоб вам подаvиться, sупостаты, зато у нас теперь есть сын – внук.
Об этом восторге, впрочем, тут же позабыли, вернувшись: первые дни эйфории на родине, предощущение успеха – результата в муках полученного американского образования, выдохнули: вот теперь заживем.
В новую жизнь на родине Олег влетел орлом – на работу взяли легко, только взглянув на диплом. Впрочем, не пожалели: на поверку он и оказался крепким, надежным спецом – добро пожаловать. А вот Дашу подкосило – поначалу никто и не удивлялся ее нежеланию работать – еще бы, девочка вкалывала в Америке, как папа Карло, должна отдохнуть.
Отдых затягивался, и, что самое удручающее, Дашу не интересовал даже сын. Целыми днями лежа на диване в компании то Чехова, то Лескова, она с полным равнодушием поглядывала на копошащегося рядом ребенка, мужа вечером приветствовала не отрываясь от чтения. Олег пытался вывести на разговор, все было бесполезно.
Тревогу забила Дашина мать, Вера Федоровна.
Теперь, после продажи Аэропортовской квартиры, жили они вместе, и случилось так, что пожилая дама прихворнула – ничего страшного, осенний гундосый насморк, легкий озноб, в общем осталась дома.
Проснувшись утром, потянувшись в кровати, Вера Федоровна вдруг ощутила какую-то молодую радость жизни – видимо от того, что не надо было никуда спешить, а можно провести утро как пожелаешь. Накинув халат, поспешила на кухню сварить кофе, да и сварила не одну, а сразу две порции, для Даши тоже.
С удовольствием выбрав две любимые фарфоровые чашки из разномастной коллекции, перелила в них кофе и, уместив их на поднос, отправилась будить дочь, мысленно репетируя замыленную фразу про «кофе в постель».
Толкнув коленкой дверь в Дашину комнату, Вера Федоровна вошла, предвкушая, что труд ее будет по достоинству оценен. Каково же было ее изумление, когда, войдя, она услышала сдавленные рыдания, а на вопрос: «Что с тобой, деточка?» выслушала такой поток бессвязных криков, что руки ее сами собой опустились, и кофе потек по кровати на пол, на ворсистый ковер, но это было уже неважно.
Впоследствии доктора говорили что-то про эффект обманутого ожидания, пережатой пружины, которая неумолимо должна была бы дать обратную реакцию, профессиональную невостребованность.
Олег возил передачи в больницу каждый день, но Даша даже не хотела его видеть.
Потом, когда в Олегову компанию пришла новая ассистентка аналитического отдела, как две капли воды похожая на Дашу в юности, ездить стал реже, но все равно навещал, привозил апельсины.
Развод был тяжелым – Дашины крики о том, что она положила на него жизнь, а он ее предал, были невыносимы. После того, как Олег женился на ассистентке, Витю они забрали к себе, а через год родился его братик, Митяй.
Даша живет с матерью, сына видеть не хочет, перечитывает Чехова и Лескова, раз в год ложится в стационар на реабилитацию. В периоды обострения бросается в мать тапочками, а один раз запустила даже десятым томом собрания сочинений Ленина.
Для матери это был знак, что опять пора в больницу.
Другие рассказы автора можно почитать здесь: #рассказы рт
Если Вам понравилось, поддержите канал - буду признательна за лайк, комментарий, подписку