«Миллиард.Татар» опубликовал интервью с казахстанским исследователем Жаксылык Сабитовым об истории Золотой Орды и взаимоотношениях между татарами и казахами. В ходе беседы он рассказал и непростых отношениях татар в Среднем Азии с царскими властями. Казанский историй Литвинов в своей статье «Антитатарская политика царизма в Средней Азии и Казахстане» рассказывает подробно об этом.
Первая волна татарской миграции в Среднюю Азию
Сколько бы ни старались современные критики Ленина опровергнуть те или иные его выводы, один из них они не в силах опротестовать — царская Россия была действительно «тюрьмой народов». Все они, в том числе и русский народ, подвергались притеснениям в той или иной мере. Но некоторые были царизмом особенно нетерпимы. К числу их относились, например, евреи и поляки. Однако особой «статьей» в национальной и религиозной политике российского самодержавия были татары.
Что же, собственно, тогда определяло такое отношение самодержавия к татарам? На наш взгляд, все было в ином. Татары оказались первым крупным народом, имеющим иную национально-религиозную культурно-бытовую цивилизацию, а также высокую степень социальной организации, с которым столкнулась христианская Россия в период создания основ своей империи. Захват Казанского, Астраханского, Сибирского, а затем и Крымского татарских государств, конечно же, определялся политико-экономическими факторами. Однако он содержал в себе и некий идеологический аспект, отражавший уже зрелое к тому времени противоборство двух мировых религий — ислама и христианства в православной его интерпретации. Поскольку православная религия имела статус официальной идеологии и потому была «господствующей верой» в государстве, то она побуждала царизм проводить по отношению к татарам такую политику, в которой идеологический компонент или религиозный явно превалировал над национальным. Думается, что именно этим объясняется то обстоятельство, что царизм всемерно поощрял массированную христианизацию татар, создав из них со временем целое племя «выкрестов», называвшихся тогда чаще всего «ногайбаками». По данным американского исследователя Л.Краудера, приведенным в его книге «Народы Средней Азии», на 1864 г. в России насчитывалось 1 517 тыс. крещеных татар.
Насильственное приобщение татар к православию сопровождалось разгромом их культовых учреждений. При императрицах Анне Иоанновне и Елизавете Петровне из 536 мечетей в Казанской губернии было разрушено 418.
Зарубежные ученые А.Беннигсен в работе «Исламская» проблема в советском государстве» правомерно, на наш взгляд, сравнивали этот период в истории татар с разгулом сталинской антирелигиозной кампании 30-х гг. нашего века». Спасаясь от миссионерского натиска православия и царизма, многие татары бежали в казахские и кыргызские степи, а также в среднеазиатские: ханства — Бухару, Хиву и Коканд. Это была первая относительно мощная волна миграции татар в Казахстан и Среднюю Азию.
Татарские общины в восьми степных городах
Вторым этапом татарской миграции в эти регионы стала эпоха императрицы Екатерины II. Напуганная пугачевским бунтом, в котором мусульманские народы — татары и башкиры приняли деятельное участие, «просвещенная» царица вынуждена была изменить религиозную политику по отношению к казанским татарам. Более того, она привлекла их к «окультуриванию» кочевников казахских степей, начавших процесс своего вхождения в состав Российской империи. Смысл этого мероприятия сводился, в основном, к исламизации степного населения. Екатерина II полагала, что православное христианство является слишком «возвышенной» религией, которую «дикие», по ее мнению, кочевники не смогут воспринять должным образом. Более подходящей для них религией она считала мусульманскую, казавшуюся ей простой и безыскусной, которую «отсталый» в духовном отношении степняк может усвоить без труда.
Относительно политических целей исламизации кочевников зарубежный специалист Ширин Акинер справедливо отмечал: «Русские полагали, что ислам окажет на них определенное цивилизующее воздействие, как сила, объединяющая воедино разрозненные племена и делающая их объектом более эффективного контроля».
Екатерина II энергично проводила свой курс. Она писала оренбургскому губернатору, что «снабжение разных родов киргизских муллами немалую пользу в делах наших принести может, потому вы и постарайтесь определить оных, истребовав из казанских татар людей надежных». Оренбургский наместник добросовестно исполнил это указание. Вскоре казанские миссионеры открыли мечети для кочевников — одну в Оренбурге, другую — у выселка Подпускного, расположенного между Павлодаром и Семипалатинском. Поскольку казна щедро отпускала деньги на строительство мечетей, то к концу XVIII в. их оказалось в степи довольно много. Кроме того, правительство Екатерины II отпускало средства на строительство конфессиональных школ, издание мусульманской религиозной литературы, подготовку для кочевников мулл и учителей из числа казанских татар. Поощрялась торговая деятельность волжских татар среди кочевого населения. Неудивительно поэтому, что со временем 8 степных городах — Кокчетаве, Павлодаре, Семипалатинске и др. сложились внушительные по численности татарские общины. Общность религии и схожесть языка обусловили постоянное укрепление контактов татар с коренным населением. Значительной была роль казанцев в просвещении последнего. Кроме татар-учителей среди номадов активно работали во время своих летних вакаций студенты казанских медресе — “шакирды”, обучившие в кочевьях татарской грамоте тысячи детей. Поэтому в то время татарский язык стал официальным языком общения царских властей с кочевым населением. Знаменитый казахский поэт и просветитель Абай Кунанбаев во «Втором слове» своих известных «Назиданий» похвально отзывался о татарах и их роли в истории своих соплеменников.
«Подходяще было бы: чтобы в русском разговоре муфтий путался и краснел…»
Было бы ошибочно полагать, что сотрудничество царизма с татарами в деле «освоения» «киргиз-кайсацких» степей изменило существенным образом его отношение к татарскому народу вообще. Та же Екатерина II, «ничтоже сумняшеся», превратила весьма почитаемую крымскими татарами мечеть в Судаке в православную церковь. Александр I проводил широкомасштабную политику вытеснения татар из Крыма, заселяя на их место греков. Он считал себя ревностным поклонником классической Древней Греции и стремился «эллинизировать» пространства древней Тавриды. Для того, чтобы поставить под строгий контроль религиозную жизнь казанских татар, царское правительство создало в 80-х гг. XVIII в. духовное правление во главе с назначаемым властями муфтием. О том, какие люди выдвигались царизмом на эту должность, свидетельствуют строки из письма известного «верноподданностью» педагога Н.Ильминского своему приятелю, обер-прокурору Святейшего Синода К.П.Победоносцеву, где он сообщал: «...для нас, т.е. миссионеров, вот что подходяще было бы: чтобы в русском разговоре муфтий путался и краснел, писал бы по-русски с порядочным количеством ошибок, трусил бы не только губернатора, но и всякого столоначальника».
В знак своего неприязненного отношения к Казани как к центру татарской цивилизации Поволжья российское самодержавие демонстративно назначило столицей муфтиата г. Уфу. При этом сам муфтиат почему-то назывался официально Оренбургским, что само по себе, как прежде, так и теперь вызывает просто смех. В связи с этим возникает закономерный вопрос: почему же тогда царизм сотрудничал с казанскими татарами в деле исламизации кочевников? Частично ответ на этот вопрос был дан выше, но главная причина заключалась в том, что казанские татары должны были стать преградой на пути проникновения в «киргиз-кайсацкие» степи исламских проповедников из среднеазиатских ханств — Бухарского, Кокандского и Хивинского. Царское правительство из двух «зол» выбрало меньшее — Казанские татары были своими «верноподданными, и их деятельности в указанном направлении можно было всегда держать под строгим контролем».
Побег из армии и татарин-смутьян в Ташкенте
В годы Крымской войны последовал новый всплеск миграции казанских татар в Среднюю Азию. М.Терентьев, участник завоевания Туркестана, писал по этому поводу в журнале «Вестник Европы» за 1876 г., что при наборе 1855 года множество рекрут-татар бежало из партий в Бухару и Ташкент, так как сражаться с единоверцами им нельзя. Кроме миграции призывников, не желавших воевать с Турцией, в это же время усиливается движение в Среднюю Азию татар, революционно настроенных по отношению к российскому самодержавию и справедливо опасавшихся репрессий с его стороны у себя на родине. В середине XIX в. один из таких мигрантов Мухаммед Шариф Мансуров, обосновавшийся в Ташкенте, приступил к революционной проповеди среди кочевого населения. Действуя по-пугачевски, он выдавал себя, однако, не за покойного императора, а за более близкого пониманию номадов - мусульман святого шейха. Мансуров проповедовал среди них идею социальной справедливости, преданности исламской религии, вербовал мюридов и призывал к «священной войне» с российским царизмом. Он был схвачен царскими властями, но волнения, вызванные его деятельностью, продолжались среди казахов и кыргызов и в дальнейшем.
Испуганный такой активностью татарских проповедников, оренбургский генерал-губернатор Крыжановский обратился к министру внутренних дел Валуеву с докладной запиской «О мерах борьбы с распространением магометанства в восточной половине России», в которой предлагал существенно ограничить возможности проникновения казанских татар в степные районы, запретить кочевникам избирать имамов мечетей — мулл из татарской среды, а волостным управителям использовать татар в качестве писарей. Министру народного просвещения Д. Толстому оренбургский наместник рекомендовал воспретить использование татар-учителей в школах, предназначенных для обучения детей кочевников.
«Выплачивать кочевникам по 8 руб. за каждого пойманного ими проповедника ислама из Казани»
Министры положительно отреагировали на предложения Крыжановского. Валуев издал специальный циркуляр, полностью легализовавший все запретительные рекомендации оренбургского генерал-губернатора. Толстой предварительно посоветовался с Ильминским. Последний горячо поддержал мнение Крыжановского относительно учителей-татар и советовал в связи с этим перейти к обучению детей кочевников русскому языку. Вслед за этим последовал циркуляр министра народного просвещения, серьезно ущемлявший права татар в сфере просветительской деятельности среди кочевого населения.
Не осталось в стороне и военное министерство. Узнав об инициативе Валуева и Толстого, военный министр Д.Милютин внес свою лепту в реализацию антитатарских замыслов правительства. Начальники военных гарнизонов, граничащих с «киргиз-кайсацкой» степью, получили указание выплачивать кочевникам по 8 руб. за каждого пойманного ими проповедника ислама из Казани. Статистике неведомо, сколько реально было выловлено означенных лиц, но известно, что денег было истрачено немало, поскольку многие офицеры пограничных гарнизонов превратили это унизительное мероприятие в выгодный для себя бизнес. Составляя фальшивые списки, они присваивали казенные средства и немудрено, что первый туркестанский генерал-губернатор Кауфман, узнав об этом, приказал прекратить подобную практику.
Назначили генерал-губернатором борца с «жмудским» языком
В середине 60-х гг. XIX в. Россия начала наступление на среднеазиатские ханства. Оно было движимо не стремлением царизма освободить народы от гнета средневекового деспотизма тамошних властителей — нужны были хлопок, рынки сбыта, сферы влияния и контраргументы в борьбе с Британией за верховенство в Центральной Азии. Поочередно пали Чимкент, Ташкент, а затем и Самарканд. В каждом из них жило довольно много татар, бежавших в разные времена из российских пределов. Первый губернатор Русского Туркестана генерал М.Черняев похвально отзывался о них, указывая, что татары помогли быстро наладить контакты с местным населением. Поскольку Черняев проводил толерантную политику по отношению к местному населению, не посягал на их веру и обычаи, татары оказали ему немалую помощь, выступая в роли переводчиков, проводников, маркитантов и т.п. Положительно расценивая их деятельность, Черняев выступал за привлечение в новые владения империи большего числа казанских татар в целях, — как писал позже сенатор-ревизор Туркестанского края К.Пален, — скорейшего развития торговли и ремесел. Однако в столице полагали иначе. Многие из действий Черняева были дезавуированы правительством, а сам он отозван в Петербург.
В 1867 г. на основе завоеванных территорий в Средней Азии было создано Туркестанское генерал-губернаторство, которое затем территориально постоянно росло за счет новых «приобретений». На пост царского наместника в крае был назначен генерал-адъютант К.Кауфман, бывший доселе губернатором в Вильно и «прославившийся» притеснениями литовцев-католиков, осмелившихся требовать конфессиональных свобод и права обучать своих детей на родном, «жмудском» языке. Понятно, что притеснитель литовцев-католиков не мог быть «отцом родным» для татар-мусульман.
«Ограничить влияния татар и ослабить позиций ислама»
Именно Кауфман сформировал политику туркестанских властей по отношению к татарскому населению края, сохранившуюся в их основных чертах вплоть до падения российского самодержавия. Ее главное содержание современные зарубежные исследователи определили, на наш взгляд, достаточно верно и лаконично: политика российского правительства в Туркестанском крае сводилась в основном к двум направлениям: «ограничению влияния татар и ослаблению позиций ислама».
Кауфман полагал, что российская цивилизация в лице «передовой» православной религии без труда одолеет твердыни исламского духа и со временем миллионы туркестанских мусульман потекут нескончаемым потоком в ее лоно. И вполне естественно, что он считал «неисправимых» мусульман-татар серьезным камнем преткновения на пути реализации своих, мягко говоря, романтических замыслов.
Во «Всеподданнейшем отчете» царю Кауфман писал, что в первый же год его управления генерал-губернаторством он удалил указанных мулл-татар, присланных из Уфы по распоряжению тамошнего главного муфтия. Для непосвященного человека эти слова могут прозвучать как простая констатация факта, но при знании общего фона событий в них улавливается оттенок хвастовства. И вот почему. В 1869 г. в «степных» областях вспыхнуло восстание кочевников в связи с введением в действие «Временного положения об управлении в Уральской, Тургайской, Акмолинской и Семипалатинской областях», утвержденного 21 октября 1868 г. царем Александром II. Виновниками бунта были представлены казанские татары — проповедники ислама.
Опальный М.Черняев, издававший газету «Русский мир», в специальной статье опроверг эту версию, доказав, что бунт был вызван глупыми действиями правительства, за что его газета была закрыта на несколько месяцев. Таким образом, в «Отчете» Кауфман давал понять царю, что именно он своими «мудрыми» мерами по изгнанию мулл-татар из Туркестанского края предотвратил возможное выступление и местного мусульманского населения. Представляя в 1873 г. на рассмотрение царского правительства проект «Положения об управлении Туркестанским краем», Кауфман предусмотрел в нем статью, смысл которой характеризуется его словами о том, что ближайшим на первый взгляд средством сберечь край от татарского мусульманства представляется воспрещение татарам переселяться в край на постоянное место жительства. Казанским татарам можно было только порадоваться тому обстоятельству, что проект был отвергнут, однако далеко не в силу его антитатарской направленности.
Продолжение следует
Из сборника «Материалы по истории татарского народа», - Казань, 1995
Фото: 100tatarstan.ru, zen.yandex.ru/rubez
Подробнее: https://milliard.tatar/news/vinovnikami-bunta-v-stepnyx-oblastyax-byli-predstavleny-kazanskie-tatary-propovedniki-islama-759
