Мы разминулись всего на каких-то десять минут.
Независимо от моего желания слезы брызнули из глаз. Это просто какой-то закон подлости сидеть безвылазно дома два дня и уйти, когда он приехал.
Быстро поднялись наверх. Покормила сынишку оделась потеплее сама и переодела сына. И на выход, путь мой лежал в аэропорт. Хоть я и жила в Челябинске уже четвертый год. В аэропорту не была до этого ни разу. Я даже не представляла на чем и как туда добираться. Но как бы там не было через час мы с сыном выходили из автобуса на остановке у здания аэропорта. Огороженные палатки, я увидела сразу, подошла к дежурившим солдатикам и спросила, как я могу увидеть мужа. Вскоре ко мне вышел офицер, посмотрел на меня с трясущимися губами и покрасневшими от слез глазами. На сынишку сидячего в коляске и вздохнув, приказал найти и привести на КПП Сергея. Сережку выпустили к нам за ограду.
– Только без глупостей,- сказал офицер. – Будьте неподалеку.
Мы украли у разлуки еще три часа. Сергей. попросив разрешения. посадил нас на автобус. Он смотрел нам вслед, а я смотрела на него пока он не пропал из виду. Дорогу до дома я помню плохо. Мы вернулись уже в полной темноте, и сынишка уже спал. Утром душа моя рвалась в аэропорт. Но я туда не поехала. Так как знала, самолет увез мое сердце еще в четыре утра.
Как бы не было сложно, мне надо было привыкать жить без Сергея. И передо мной стояли насущные проблемы, которые надо было решить в первую очередь. А это садик и выход на работу. И я поехала с сыном в военкомат узнать насчет путевки. Слышала, что детям военнослужащих путевки полагаются в первую очередь. Но мне там ответили, что я пришла слишком рано. Вначале Сергей должен пройти учебку и принять присягу, и только после того как в военкомат придут документы, есть смысл обращаться за путевкой. А это по меньшей мере три месяца.
М-да. А у меня всего двадцать пять рублей. Нет, вру. Уже двадцать.
И я поехала к подруге. Мария говорила, что нашла где-то садик и я решила узнать, каким образом она это сделала.
Все оказалось до банального просто, идешь к заведующей и узнаешь, на каких условиях они могут взять твоего ребенка без путевки. И мы с сыном начали обход садиков. В пятом или шестом по счету, мне предложили место на тех же условиях, что и Маше. Мне надо было бесплатно сделать в группе ремонт и место мое.
Ясельная группа была закрыта на карантин по ветрянке и Пашу временно определили к двухлеткам. Хоть сынишка и прекрасно ходил в свои одиннадцать месяцев, но эти живчики без конца роняли мою кроху, и воспитатели садили Пашку на дидактический стол. где он и сидел практически весь день. Я работала в соседней группе и прекрасно слышала. как плачет мой малыш.
Он плакал там, а я глотала слезы стоя на стремянке и молила-молила бога. Чтобы скорее открылась ясельная группа. Чтобы сынишка побыстрее привыкал и перестал наконец плакать. Чтобы у Сергея все было хорошо и наконец-то пришло письмо.
Во всей этой истории было хорошо одно. Пока я работала в садике, меня кормили три раза в день. И заведующая по окончанию ремонта все же заплатила мне двадцать рублей.
Карантин в ясельках закончился, но мы туда не попали. Так как у Паши открылся понос и рвота и нас с сыном положили в инфекционное отделение на две недели. А через две недели нас выписали. Но в садик нам было нельзя. Так как в больнице мы были в контакте с какой-то заразой и три недели мы должны были быть на карантине.
Тем временем сынишке исполнился годик и к нам в гости приехали Никита с Милой, вернувшиеся накануне из поездки в Ленинград. Они привезли Паше в подарок заводную обезьянку и не дав малышу рассмотреть игрушку завели и пустили её в его сторону. Сына испугало это непонятное жужжащее и скачущее нечто и он разревелся. Тогда родственники со спокойной душой спрятали игрушку в сумку и оставив в подарок пять пластмассовых солдатиков уехали. Они даже не поинтересовались, нуждаемся ли мы с сыном в чем-либо, не нужна ли нам какая-нибудь помощь.
А помощь была нужна. Так как я, заплатив квартплату, снова осталась на мели. Я решила съездить к отцу Сергея и занять денег там. Но услышав, о том, что я неблагодарная тварь, которая радуется что муж в армии и глаз не кажет, промолчала и уехала домой не солоно хлебавши.