Но и не пить было нельзя. После "тихого" завершения трезвенной кампании 1928-1931 годов развитие водочной отрасли резко пошло в гору, что особенно заметно на фоне серьезного спада производства важнейших товаров широкого потребления к концу первой пятилетки. В 1936 году производство спирта увеличилось в 250 раз по сравнению с "сухим" 1919 годом и после коренной реконструкции заводов перекрыло уровень 1913 года, о чем рапортовали работники отрасли к двадцатилетнему юбилею советской власти. На новых предприятиях трудились свои 15 тысяч стахановцев: "Стахановцы розлива цветных водочных изделий не уступают работницам по розливу водки. Бригады Разумихиной, Семеновой, Рогачевой, Щегловой, Смирновой выполняют 140-160 % нормы по розливу в посуду в 0,5 и 0,25 л".
163 водочных завода обеспечивали страну своими изделиями, ассортимент которых постоянно расширялся. Нарком пищевой промышленности Анастас Микоян уже в 1936 году рапортовал на сессии ЦИК СССР: "Стали придумывать, как бы выпускать что-нибудь получше, и вместо 25 сортов, которые мы давали в 1932 г., сейчас мы производим 69 сортов ликеров, наливок и настоек… Какая же это будет веселая жизнь, если не будет хватать хорошего пива и хорошего ликера!" - и тут же пообещал довести производство всех видов спиртного к 1942 году до 10 миллионов бутылок в год. Уделялось внимание и производству коньяка. В декабре 1940 года был основан Московский винно-коньячный завод.
Микоян настойчиво убеждал в преимуществе "советского типа" потребления спиртного: "Почему же до сих пор шла слава о русском пьянстве? Потому, что при царе народ нищенствовал, и тогда пили не от веселья, а от горя, от нищеты. Пили, именно чтобы напиться и забыть про свою проклятую жизнь. Достанет иногда человек на бутылку водки, кушать было нечего, и пьет, денег при этом на еду не хватало и человек напивался пьяным. Теперь веселее стало жить. От сытой и хорошей жизни пьяным не напьешься. Веселей стало жить, значит, и выпить можно, но выпить так, чтобы рассудка не терять и не во вред здоровью".
И у самого вождя, по свидетельству того же Микояна, был вполне определенный критерий уровня развития общества: "Стахановцы сейчас зарабатывают много денег, много зарабатывают инженеры и другие трудящиеся. А если захотят купить шампанского, смогут ли они его достать? Шампанское - признак материального благополучия, признак зажиточности".
Ответом на пожелание было специальное постановление правительства "О производстве советского шампанского, десертных и столовых вин Массандра" и последовавшее после него стремительное увеличение изготовления этого напитка до планируемых 8 миллионов бутылок в 1940 году. Завод "Абрау-Дюрсо" близ Новороссийска выпускал до революции 185 тысяч бутылок, а за время с 1920 по 1936 год - лишь по 100- 120 тысяч бутылок ежегодно. В начале 1936 года все винодельческое хозяйство было передано в ведение Наркомпищепрома, а в июле того же года было принято постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР о развитии винодельческой промышленности в стране, в частности - о выпуске шампанских вин на ближайшее пятилетие (1937-1941) в размере 12 миллионов бутылок, то есть об увеличении выпуска шампанского в 60 раз!
Наркому Микояну пришлось в ударные сроки "поднимать" новую отрасль и в том числе изучать опыт виноделия в лучших хозяйствах царского времени. Лицом в грязь не ударили; как раз тогда начался выпуск достойных крымских вин - портвейнов "Красный Массандра", "Южнобережный красный Массандра" и самого известного из белых портвейнов "Крымский белый Массандра". Технология их приготовления и тогда, и позднее строго контролировалась, поэтому они весьма отличались от дешевого "порт-вешка", употреблявшегося несознательными гражданами в подворотнях. Их сложно было купить в глубинке, но на юге эту роскошь мог себе позволить даже небогатый отпускник - в сервантах советских граждан эти бутылки напоминали о ласковом море и курортных радостях.
Что же касалось изготовления знакового для Сталина шампанского, то традиционный французский способ не годился для удовлетворения массового спроса; пришлось переходить на современные технологии (брожение шло не в бутылках, а в резервуарах большой емкости - акротофорах). Первое производство по этому способу было организовано в Ростове, в недостроенных цехах маргаринового завода.
Винный поток вовсе не вытеснил водку. В 1935 году водки выпускалось (за исключением экспортных и промышленных нужд) 320-330 миллионов литров в год, тогда как в 1913 году - около 432 миллионов; однако производительность водочных заводов росла. Печально знаменитый 1937 год вошел в анналы Московского ликероводочного завода как время расцвета, а перед самой войной в 1940 году появился первый классический советский напиток - "Московская особая".
Виноделие и пивоварение стали мощными и современно оборудованными отраслями, а рост объемов их продукции заметно обгонял, к примеру, производство мяса. Всего же в 1940 году государственная винодельческая промышленность СССР выработала 135 миллионов литров виноградных вин 115 наименований и 8 миллионов бутылок шампанского (без учета вина, изготовленного колхозами и колхозниками, которое оставалось во внутриколхозном обороте).
Государственная водка потеснила крестьянский самогон в деревне. При колхозной системе и больших планах государственных поставок зерна в 30-е годы изготавливать спиртное открыто в домашних условиях стало значительно труднее. Некоторые зарубежные историки даже полагают, что самогоноварение сошло на нет, судя по редким упоминаниям о нем как в архивных, так и в опубликованных источниках. Но для знакомых с советской действительностью не по книгам это утверждение выглядит сомнительно - кто бы позволил свободно рассуждать, да еще в печати 30-40-х годов, о том, чего при социализме быть не должно?
Как же можно было удержаться и не припасть к этому изобилию? С политического Олимпа застольные традиции распространялись вниз - выпивка прочно становилась характерной чертой "советского образа жизни", от "столпов" режима (Жданова, Щербакова) и видных представителей советской интеллигенции (достаточно вспомнить судьбы А. Толстого, А. Фадеева, М. Светлова) до "колхозного крестьянства" с его неистребимым первачом.
Система "работы с кадрами" ориентировалась прежде всего на "выдвиженцев"-исполнителей с безупречным происхождением и не обремененных излишним образованием. Новый стиль партийно-хозяйственного руководства требовал агрессивно-"нажимных" способностей и безусловного проведения "генеральной линии" в любой сфере, независимо от степени компетенции. Партия же строилась на основе строжайшей централизации в условиях постоянного напряжения борьбы с "врагами", внезапных перетрясок и перемещений.
В бытовом поведении демократические (в худшем смысле слова) традиции такого культурного типа органично включали грубость, хамство, упрощенные представления о культурных ценностях. В числе прочих ценилось умение "по-свойски" пить с выше- и нижестоящими, что становилось необходимым условием "нормальной" карьеры и естественным способом "расслабиться" в свободное время.
Открытые в наше время для доступа документы партийных архивов показывают нравственный уровень "выдвиженцев", стремившихся компенсировать свои проступки классовым происхождением и идейной преданностью. "Классовая линия с моей стороны была вполне выдержана. Вся лишь моя вина откровенно признавшись это когда выпьешь водки. За это я получал замечания со стороны Р. К. ВКП (б) и в последствие меня Усмынский РК изключил с рядов В. К. П. Но я не алкоголик и если когда выпиваю то лишь только по своей не культурности и не сознательности. Я принимаю все свои ошибки и сознаю, что я виноват меня не обходимо наказать. Но прошу полехчить мне наказания и отставить меня в рядах ВКП как молодого члена. Возможно я в дальнейшем буду полезным членом и дам многое хорошие в построении социализма и в помощи ВКП (б)", - заверял исключенный из партии за пьянку и уголовщину Ульян Сухалев (орфография и пунктуация сохранены).
Подобный стиль имел место не только в провинции, но и в столице. Вечером 25 июля 1940 года народный судья Куйбышевского района и член партии Михаил Кузьмич Орлов вместе с народным заседателем устроил пьяный дебош в буфете речного вокзала Потылиха неподалеку от киностудии "Мосфильм", обещал "пересажать" администрацию - и получил "за нетактичное поведение в общественном месте" два года лишения свободы. А прокурор Александр Николаевич Семенов, поскандаливший в ресторане "Метрополь" (кричал, что он прокурор, ударил официанта и при задержании милиционерами стал угрожать снять их с работы), отделался легче - годом исправительных работ.
Но даже при уклонении от публичных безобразий неумеренность в выпивке не гарантировала безнаказанности. "Тов. Сталину. Секретариату ЦК в начале текущего года стало известно, что первый секретарь Курганского обкома тов. Шарапов плохо работает и недостойно ведет себя в быту. Он часто не выходит на работу, пьет, причем выпивки происходят не только дома, но также и в помещении обкома и при выезде в командировки в районы. За время своего пребывания в Кургане тов. Шарапов сожительствовал с рядом женщин" - подобная "информация" могла оборвать карьеру любого функционера - правда, в том случае, если сопровождалась утратой "деловых" качеств: срывом планов или невыполнением иных указаний центра.