Мысль отправиться на ночную рыбалку возникла внезапно. На удивление, и реализация не заставила себя ждать. Пачка пшена была незамедлительно высыпана в кипящую воду. В ту же кастрюлю я добавил стакан гороха. Пока я собирал одежду, каша варилась на медленном огне. Высыпав содержимое кастрюли в пластиковое ведро, я с рюкзаком и ведром каши поспешил в гараж. Пока собирал и укладывал вещи в багажник, неумолимо наступал вечер.
На трассу, ведущую к реке, я выехал уже в сумерках. Подготавливать место для рыбалки, выставлять фидерное кресло и забрасывать фидеры пришлось уже при свете налобного фонаря.
В качестве ориентира для заброса служил бакен, горящий красным огоньком.
Два фидерных удилища были заброшены в одно направление, но с разной дистанцией. Ближняя точка была заклипсована на сорока метрах, дальняя – на шестидесяти. Фидер ближней дистанции был оснащен обычной открытой кормушкой, смонтированной на ин-лайне. С дальней дистанции я ловил на флэт-методную кормушку с глухим монтажом, так как расчет был на карася, а если повезет – карпа.
Прикормку я разделил на две части, чтобы создать под каждую кормушку свою механику. Для методной кормушки нужна липкая и вязкая смесь, а для открытой – рассыпчатая.
На крючок глухой оснастки я нанизал трех опарышей. Монтаж ин-лайн был заряжен червяком.
Светлячки, прикрепленные к вершинкам фидеров, светились в темноте. Клева не было. Заполночь я устал таращиться на неподвижные светляки и решил передремать час-другой в машине. Словно почувствовав мой настрой, квивертип дрогнул и тут же сильно согнулся. Светлячок описан в ночной темноте дугу, я сделал подсечку. Реакция была запоздалой, подсечка – холостой. Желание спать улетучилось мигом.
Не прошло и десяти минут после перезаброса, как новая поклевка заставила светлячок плясать. В этот раз я своевременно сделал подсечку. Карась граммов на 300 отправился в садок.
Работала ближняя дистанция. Карась интересовался опарышем. В течение десяти минут новый загиб квивера принес еще одного речного красавца. Казалось, карась ждал наступления полночи, чтобы начать свою трапезу. Поклевки были такими жадными, что от опарышей ничего не оставалось, не в пример осторожной лещовой поклевке.
Несмотря на скользящую оснастку, несколько карасей умудрились самоподсечься... Однако клев был достаточно активным, чтобы что-то менять. Поэтому я быстро нанизывал свежих опарышей и перезабрасывал снасть.
Примерно в половине третьего ближняя дистанция перестала приносить поклевки. Зато с дальней я наконец-то поймал первого карася.
Поклевка была немного другой. Вершинка сначала согнулась, а потом резко разогнулась, послабив шнур. Это объяснялось глухим монтажом. Может сработала дистанция, а может другая наживка. Я заменил опарышей на ближней дистанции червяком, но это не принесло результата. Да и вообще клев почти прекратился. Вместо жадных загибов вершинка все чаще просто разгибалась. Реализация при таких поклевках резко снизилась.
Около половины пятого фидер ближней дистанции медленно начал двигаться к воде без резкого сгиба или удара. Вершинка плавно согнулась, и кто-то медленно потянул удочку за собой. Я сделал подсечку, фрикцион затрещал. Фидер согнулся в дугу, соперник не собирался уступать. Он продолжал плыть к руслу, словно не ощущая сопротивления. Мне ничего не оставалось, как работать катушкой и слушать треск фрикциона.
Постепенно сопротивление уменьшалось, и уже через пять минут я вытащил на каменистый берег сильного соперника. Это оказался маленький сомик.
Он позарился на большого червя и умудрился загнать мелкий крючок в мягкую губу. Малыш был весом около полукилограмма. Я освободил его и отправил обратно в родную стихию. Проплыв немного он развернулся, сделал еще один круг, словно желая поблагодарить за подаренную свободу, и только после этого отправился на глубину.
До рассвета поклевок не было. С восходом солнца проснулась плотва и начала атаковать опарышей. Я же решил собираться домой. Мой ночной улов был около двадцати карасей.
НХНЧ.
С. Ширяев