Они хотят, чтобы я сделала татуировку на месте шрамов, которые ты мне оставил. Возможно, они думают, что искусство залечит мои раны.
Сегодня у нас годовщина.
Панни, вероятно, придет, чтобы вытащить меня из дома, потому что свежий воздух лечит все болезни, да и прошло уже несколько недель с прошлой нашей прогулки. Будь моя воля, прошли бы месяцы, годы, целая жизнь, прежде чем кто-нибудь заставил бы меня снова выйти на улицу.
Может быть в другой жизни я смогла бы это вынести, ведь там люди больше не будут на меня пялиться. Но она придет и сделает это. Сегодня, я не должна быть одна – ты это знаешь.
Ты бы возненавидел Панни. Она похожа на футбольную маму средних лет из пригорода, пересаженную в тело двадцатипятилетнего панк-рокера. Она также не из тех, кто считает, что пережив трагедию нужно рассказать о ней всей общественности выставляя себя на всеобщее обозрение как экспонат на выставке. Она понимает, что это не поможет пережить произошедшее и тем более забыть об этом. Тебе бы понравилась, стань я твоим шедевром. Мой психотерапевт говорит, что, если я решусь на публичное выступление, это может дать мне большее чувство контроля над произошедшим и моим образом в этой истории. Наверное, мне следует ее уволить. Она все еще думает, что “монстр” - такой способ справиться с травмой, а не то, что происходило на самом деле. Точнее, то, кем ты был на самом деле....
“Ты это написала, Люсиль. Прямо здесь. Монстр”.
“Это было личное”.
Ее щеки горели, во рту появился неприятный привкус. Вкус кошмара, что-то среднее между едким привкусом ужаса и унижения.
“Теперь вы понимаете, чем он может быть обеспокоен”.
“Это было личное, где вы это взяли?”
“Почему вы продолжаете называть Тристана Де Сильву монстром?”
Она взглянула на мужчин в костюмах. В ушах у нее зазвенело. Конечно, они носили костюмы; черные, чистые и бесформенные, которые усиливали сходство с тенями в уголках ее глаз. И, конечно, это были мужчины. Она хотела, чтобы они убрались из ее гостиной. Они высосали весь кислород и, казалось, полностью заполнили собой все пространство. Ей снова придется переехать.
“Люсиль,” — ближайший к ней костюм вздохнул, — “мистер Де Сильва был очень терпелив после того инцидента, но это должно прекратиться. Только посмотри, что ты с собой сделала”.
“Где вы взяли мой дневник?” — Ее голос дрожал, срывался. Но она приказала себе оставаться сильной.
Костюмы обменялись взглядами друг с другом.
Ей хотелось, чтобы Панни сейчас оказалась рядом.
“Миссис Де Сильва ... ” — начал костюм.
Она вскочила на ноги, и ближайшие костюмы, кроме вздыхающего, отпрянули назад. Синхронно подняв ладони.
“Люсиль” — исправился костюм, глядя на нее с легкой жалостью. — “Ты опубликовала это сегодня утром, разве ты не помнишь?”
“Я бы не стала этого делать”.
“Мистер Де Сильва очень обеспокоен”.
“Мистер Де Сильва может пойти и утопиться в святой воде.” — Ее глаза пылали от гнева, а кулаки дрожали, несмотря на все ее усилия контролировать их. — “Убирайтесь из моего дома”.
Костюмы обменялись еще несколькими взглядами, столь же непонятными для нее, как если бы она подслушивала разговор на иностранном языке.
“Ваш муж был очень великодушен. Очень снисходителен к вам. Планируете ли вы продолжать эти обвинения? Он не выдвигал вам обвинений. Но мог бы.”
При этих словах она резко втянула воздух сквозь зубы и словно вживую увидела улыбку на лице Тристана. Святой, которым он считался, Тристан Де Сильва. У нее перехватило горло, и она снова рухнула на диван, сложив руки на коленях, как использованные салфетки. На ее бледной коже шрамы выделялись красными и белыми выпуклыми нитями. Крест-накрест, крест-накрест, как поцелуи в конце любовного письма. Места отмеченные крестом.
Она ничего не сказала. Сказать было нечего, и все они это знали. Но они не ушли.
“Это было личное”, — прошептала она. Кажется ей больше не разрешалось иметь ничего личного.
Легкая улыбка исказила безмятежное лицо костюма, он наклонился и почти ласково взял ее за руки. Он легко сжал ее пальцы в своих тонких, безупречных, не мозолистых. Подождал, когда она встретится с ним взглядом. Как и в другие их встречи, впоследствии она никогда не могла вспомнить его лицо, голос и даже цвет глаз в которые смотрела.
“Монстров не существует, миссис Де Сильва”, — сказал он.
.....Официальная версия произошедшего звучит так: я пыталась убить своего мужа. Я взяла нож на кухне, после чего вырезала сотню крестиков на своем теле. Затем я попыталась всадить нож мужу в грудь, горло и живот.
Слугам пришлось оттаскивать меня от тебя. Я брыкалась и кричала, как истеричная психопатка - так говорят мужчины про своих жен, когда оправдывают свою любовь к новой женщине: милашке, которая оказывается более молодой и красивой версией старой модели жены.
Они хотели, чтобы меня посадили, усыпили, пощадили, но осудили как пострадавшего от всего, что произошло до этого инцидента. Ты был великодушен. Даже ангелам не удалось бы достичь большего, если бы их отвратительные сумасшедшие женщины жили у них на чердаке.
Неофициальная версия, точнее моя версия, звучит так: я пыталась убить своего мужа. Я взяла нож на кухне и попыталась всадить его мужу в грудь, горло и живот.
Ты хмыкнул, засмеялся, поднял голову с пола и аккуратно вернул ее на место.
Места отмеченные крестом на моих руках знак каждой убитой тобой женщины, которая не была мной.
Официально никаких доказательств этому нет.
Другие рассказы:
❗ Подписывайтесь
🗯 Комментируйте
❤️ Ставьте лайк