- Царя свергнУли! - радостно носился я, произнося это слово с ударением на второй слог, как в книжке. Я постепенно смирился с одиночеством, перестал вязаться к компании Великолепной Четверки и днями просиживал в сарае, начитывая книги. В то время объектом чтения выступал остросюжетный революционно-драматический сиквел Осеевой "Динка" - "Динка прощается с детством", и мне казалось до сих пор, что фраза - оттуда. Но, посмотрев недавно оригинал, ее там не нашел - видать, подвел детский склероз, и фраза из какого-то другого источника. Но я почему-то считал всегда, что незадолго до наступивших событий как раз прочитал в "Динке" сходный сюжет - якобы, получив известие о свершившейся революции, кажется, еще февральской, дети кричали радостно - "царя свергнУли!", как сейчас я.
Что уж говорить о склерозе, если даже в названии нашей повести вкралась обнаруженная только благодаря найденным артефактам фактологическая ошибка, но я его оставлю, как было, не претендуя на историческую достоверность. Есть на свете книги и истории, которые не знаю даже, как объяснить - они находят отклик в душе, они описывают ментально близкий тебе мир, он уютный, интересный, и хочется в нем быть и не хочется возвращаться в реальный. Драма Осеевой была определенно из таких. Зачитываясь историей, с легким приступом ностальгии по уже по агонизирующим советским идеалам, которые на ее страницах только зарождались, а сейчас активно растаптывались, погружаясь в полный приключений уютно-детский мирок, чем-то напоминавший мой теперешний, я забывал и о Великолепной четверке, и отвлекся немного от своего поражения. Конечно же, я еще подсознательно, но понимал, что в этой истории хорошо быть не на той роли, что предписана мне половой принадлежностью, а на наполненной внутренним обаянием роли главной героини. Я понимал пацанскую горечь тех, кто с ней рядом, и завидовал ей, а не им. Не роль Леньки была мне привлекательна. И не ее поклонника Хохолка, с которым она, стоило тому отлучиться, тотчас же "замутила". Я понимал их роли, ведь они так похожи на мою. Пацан, которому досталась ценность. Которой он не достоин, и она все равно рано или поздно ускользнет. Я говорю "недостоин" не из-за социальной или какой-либо другой разницы - просто любой мужчина вообще в принципе никогда не может быть достоин женщины, мы не на одной с ними ступени, ведь девушка - это совсем другой мир, красивый и уютный, а мы - нет, мы - мир другой, неуютный, и этот диссонанс всегда будет чувствоваться, будь ты хоть принц, хоть завидный жених, хоть брутальный успешный соблазнитель. Поэтому девушки - прекрасное, а мы - всего лишь потребители прекрасного, потребители душой, а иногда и телом, хоть принято акцентировать внимание только на последнем, к ним тянемся. Да и дотянемся если - что с того? Разве мимолетное обладание прекрасным сделают нас самих прекрасным ? Нет, не сделают. Мы всегда рождены и будем потребителями, а прекрасным будут они. Такова наша незавидная роль.
У нее, этой маленькой озорной девочки, женское обаяние через край, а пацан - кто? Даже если она его сегодня любит, то что с того? Ценность - она, а не он. Был в книге и сюжет, сначала меня покоробивший, вероятно потому, что привык к тому, что в этом плане все в книгах "правильно". Вроде как Динка любила Леньку, но стоило тому на время разлучиться, как появился Хохолок, и она привязалась к нему и мучительно выбирала уже между двоими. Как это можно было, взять, когда любишь одного, в то же время полюбить другого? Мне, в силу еще не ушедшего идеализма, тогда казалось такое противоестественным, но разве не то же самое происходило сейчас в жизни? Мне было больно и за Леньку, и за Хохолка, а завидно, конечно, самой Динке. Разве может быть счастье большее, чем самой быть таким обаянием? Но пол мне этого не позволял, да и тогда я все эти мысли скорее интуитивно чувствовал, чем решался для себя сформулировать. Конечно же, их история напоминала мою. Был у нас и свой "утес" с пропастью между ним и краем горы. Правда, в нашем варианте пропасть великовата, ее не перейти по доске, и переходили мы по ведущей вниз и потом поднимающейся вверх тропинке. В начале двухтысячных "утес" размыло, площадка рассыпалась и сползла вниз, и остался от него лишь песчаный бугорок. Были у нас такие же детские игры, была дружба с оттенком неосознанной привязанности к женскому обаянию, не было разве что революционного подполья - да и дожили мы уже до тех времен, когда героем времени стал Мальчиш-Плохиш, а идеалом - заработать на банку варенья и бочку печенья, поедая ее показательно перед теми, кто не смог отнять у других.
И вот теперь от мамы услышал я радостную новость. По радио передали, что создан Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению , и что он отстранил Горбачева от власти. В стране объявлено чрезвычайное положение, ГКЧП обеспокоен творящимся развалом и намерен его прекратить. А значит, все вернется, как было, прекратится развал и снова будет Союз, и вчерашнее "хорошо" не станет сегодняшним "плохо".
Я, конечно, понимал, что при такой степени деградации, при такой степени порицания социалистических ценностей, что достигнута была в последние годы, восстановление "как было" вряд ли возможно, но так рад был, что наконец-то наверху кто-то решился хотя бы попытаться. А вдруг еще не поздно, а вдруг получится, ведь с каждым днем мы катимся все дальше в тревожную пропасть, сулящую воплотить в реальность те ужасы капитализма, которыми пугала нас на уроках в начальных классах учительница. Сама она, как оказалось позже, сменила учительство на торговлю на рынке - да мало ли кого постигла подобная судьба в то время?
Вот потому я ликовал и кричал "царя свергнУли!" -, и даже личные свои невзгоды позабыл на время. Конечно, я сомневался, не окажется ли все ложным. Хватит ли у них духа, не сдадут ли назад эти люди, решившие отстранить безвольного правителя и взять все в свои руки, не предателями ли окажутся. Из них мне знаком был только министр обороны Язов - его портретами были щедро увешаны все колонны Дома Офицеров, а об остальных я никогда не слышал. Конечно, мне было страшно, что у них не получится. Что капиталисты станут оказывать сопротивление, и начнется гражданская война. Но все равно радостно было с того, что замаячил хоть какой-то свет в конце тоннеля.
Как раз тогда нам, наконец, привезли телевизор. После того, как отношения с Гаечкой испортились, я больше не ходил к ней смотреть "Утиные истории" и "Чип и Дейл" по выходным. Пару раз я посмотрел их у Лехи, а, когда тот уехал, вместе с братьями стал навязываться смотреть мультики у Аньки. Теперь, получается, с наличием телевизора, я ни от кого не зависел - но не тут-то было!
Телевизор был старый, черно-белый, и практически ничего не показывал. Мы еле смогли его настроить, изображение дергалось, звук трещал, и постоянно все сбивалось на треск в динамиках и серые полоски. Первым, что он нам показал, было то самое "Лебединое озеро". Похоже было, что мультфильмы наш аппарат не потянет - так и оказалось, но тогда я об этом и не думал - по мне так теперь вообще бы запретили эту американщину, к которой вынужденно пристрастился, и снова показывали старое доброе "Ну, погоди!".