Самыми яркими именами на третьем московском процессе стали Бухарин – старый большевик и один из наиболее приближенных к Ленину его соратников и Ягода – еще недавно казавшийся всемогущим и непотопляемым нарком внутренних дел страны.
Несмотря на такие мощные имена, не они, а три врача: Плетнев, Левин и Казаков, которым инкриминировали злонамеренное умерщвление Менжинского, Куйбышева, Максима Горького и его сына, взяли на себя основное внимание общества, взбудоражили его, что видно из текста записок нового наркома ВД Ежова Сталину о реакции людей на дело право-троцкистского блока.
Отгремели два московских процесса. Подельникам по первому московскому процессу во главе с Зиновьевым и Камкневым инкриминировали организацию убийства Кирова и покушение на убийства Сталина, Ворошилова, Жданова, Кагановича, Орджоникидзе, Косиора и Постышева.
В подготовке «ряда террористических актов против руководителей ВКП(б) и советского правительства», кроме прочего, обвиняли и фигурантов второго московского процесса. Хедлайнерами этой постановы были Пятаков, Радек, Сокольников и Серебряков.
Зарубежные журналисты и дипломаты, наблюдавшие за этими процессами, ставили один и тот же каверзный вопрос: как объяснить тот факт, что десятки тщательно организованных террористических групп, о которых столько говорилось на обоих первых процессах, смогли совершить лишь один-единственный террористический акт - убийство Кирова?
Появление в числе подсудимых при подготовке третьего московского процесса всемогущего начальника НКВД Ягоды, Буланова - секретаря Коллегии ОГПУ - НКВД и секретаря Особого совещания НКВД СССР и Паукера - начальника отдела охраны членов правительства ГУГБ НКВД СССР, в т. ч. И. В. Сталина, этот вопрос обостряло до уровня абсурдности.
Кому персонально пришла в голову мысль дополнить список жертв троцкистов ранее скончавшимися Менжинским, Куйбышевым, Горьким и его сыном можно только догадываться, но идея была дьявольски ловкой.
Исполнителями их злонамеренного умерщвления назначены:
Лев Григорьевич Левин - врач-терапевт, доктор медицинских наук, профессор, консультант лечебно-санитарного управления Кремля.
В последнем слове на суде он сказал:
«Граждане судьи! В своем последнем слове я хочу еще раз подтвердить свою вину...
Но с особой остротой я пережил все только в самые последние дни, в тюрьме еще, за короткое время до начала процесса, когда я впервые имел возможность ознакомиться с обвинительным заключением, когда я впервые из этого обвинительного заключения узнал то, чего я никогда не знал, не предполагал, не мог предположить, не мог себе представить.
Сидя здесь на скамье подсудимых, слушая все те страшные рассказы, которые здесь произносились живыми людьми, слушая рассказы о разных генералах, сектах, о Троцком, о японцах, о немцах, англичанах, поляках, которым пересылаются секретные сведения, которым продаются наши богатейшие области и республики в обмен на какие-то будущие услуги, слушая страшные рассказы о стекле в масле, об уничтожении скота, об уничтожении необходимейших продуктов питания для населения, о подготовке поражения в предстоящей и провоцируемой ими же войне, слушая весь этот ужас, и представляя себе все это, как какую-то сатанинскую пляску...
И мне лично самостоятельно... не могла бы прийти дикая, совершенно нелепая, кошмарная мысль о причинении какого-нибудь самого малейшего вреда кому-нибудь из руководителей партии и правительства, большинство которых я ведь имел счастье лично знать. Мне никогда не могла бы прийти в голову такая же дикая, такая же кошмарная мысль о причинении какого-нибудь вреда, а не то что смерти Алексею Максимовичу Горькому, которого я горячо любил, это все знают, с которым был близко связан, которого я высоко ценил как одного из величайших писателей нашей страны и всего мира».
Председательствующий на суде Ульрих перебил его репликой:
«Нельзя ли не кощунствовать в последнем слове».
Левин продолжил:
«Простите... В эту минуту можно говорить только правду. И я скажу неправду, если скажу, что я легко и спокойно сейчас, в этот момент, смотрю в глаза смерти. Легко можно умереть политическому бойцу, который умирает за свои идеи, который с гордо поднятой головой идет на плаху, на гильотину. Но умереть позорной смертью, конечно, тяжело. И я не скрою от вас, граждане судьи, что мысль о смерти, конечно, для меня тяжела. Мне, как я уже говорил, 68-й год. Жить мне остается так или иначе недолго, и если вы найдете возможным согласиться с... теми словами, которые я здесь сказал, может быть, вы дадите возможность мне остаток своей жизни посвятить еще своей Родине... и окончить эту жизнь в своей хорошей, трудовой, советской семье».
Дмитрий Дмитриевич Плетнев, врач-терапевт.
«…Весь обвинительный акт против меня - фальсификация. Насилием и обманом у меня вынудили „признания“… Допросы по 15-18 часов подряд, вынужденная бессонница… привели меня к расстройству психики, когда я не отдавал отчёта в том, что совершал… Я ни в каких террористических организациях не участвовал и ни в какой мере не повинен. За что я сейчас погибаю? Я готов кричать на весь мир о своей невиновности. Тяжело погибать, сознавая свою невиновность…» - жаловался Плетнев во время следствия.
Игнатий Николаевич Казаков, советский врач и учёный-медик, директор Государственного научно-исследовательского института обмена веществ и эндокринных расстройств Наркомздрава СССР.
Разрабатывал теорию и практику «лизатотерапии» как методики омоложения организма. Лечил высокопоставленных партийных и советских работников.
Полностью снять вопрос о несоответствии масштаба террористической организации и отсутствия результатов террористических устремлений не удалось и этим процессом.
Фриновский, уведомляя Сталина о реакции на процесс иностранных корреспондентов, писал.
«Корреспонденты также выражают «удивление» по поводу «слабой» деятельности заговорщиков. Если правда, что в заговоре участвовал глава Управления Государственной Безопасности, в руках которого находилась охрана руководителей Партии и Правительства, то почему, спрашивают они, заговорщики довольствовались террором по отношению к второстепенным фигурам, когда они имели возможность уничтожить главных».
«Источник слышал разговор между двумя французскими журналистами о следующем: «Раз Ягода имел в распоряжении шпионов Паукера, Воловича и других, а они ведали охраной членов ПБ и правительства, то он мог бы прямо осуществить теракт. Зачем же он этого не сделал, а прибегал к помощи врачей…»».
Карпов М.С. (профессор Тимирязевской сельскохозяйственной академии). «Теперь происходит настоящая революция, волнуются недра партии. Лучшие люди несут голову на плаху, не желая покоряться правящим тиранам. Схватили сподвижников Ленина, тех, кто должен был ему наследовать. Суть сводится, конечно, к тому, чтобы устранить политических конкурентов. Обвинение в шпионаже предъявлено, во-первых, для того, чтобы очернить людей, а во-вторых, это сделано также, как и обвинение врачей в умерщвлении известных лиц, по известному правилу, что чем нелепее обвинение, тем легче ему верят. Руководство ВКП(б) обуял животный страх, вот и косят людей направо и налево, оставляя одни ничтожества. Но все это плохо кончится, ведь не может же государство держаться на одних расстрелах и арестах. Коммунисты, т.е. многие из них, не понимают, что они издергали страну, что они смертельно надоели ей.
Очень глупо формулировано обвинение: говорится, что эта группа хотела убить Ленина, Сталина, Свердлова, но не убила же, хотя обвиняемые имели сотни возможностей это сделать. Взять Ягоду — этот мог пройти везде. А Левин — кремлевский врач, этот ходил по Кремлю так, как мы ходим у себя дома, и, наконец, он мог применить более «тонкие методы» лечения к любому из своих пациентов. Однако ничего этого не было».
А вообще, представители интеллигенции, о реакции которых Ежов докладывал Сталину, разделились на две группы.
Первая – просто не верила в версию органов о злонамеренном умерщвлении медиками Горького, Менжинского и Куйбышева.
Вторая – ужасаясь неправдоподобной чудовищностью версии, но принимая её за данность, внутренне негодовала.
Например, Шкловский, беседуя с осведомителем НКВД, по дороге на дачу на ст. Сходня говорил:
«Горького несомненно убили, потому что никогда ни одно правительство не могло бы объявить, что убит великий писатель, если бы это не была правда».
Мелик-Пашаев (заслуженный деятель искусств, дирижер оперы ГАБТ). «Это не поддается никакому описанию. Чтобы так умертвляли людей, этого не было даже в средние века. Нет хуже людей, которые обращают свое сознание во вред людям. Это называется — профессора, ученые».
Альтшуллер (заслуженный артист СССР, ГАБТ). «Не укладывается в голове. Такого случая не было еще в истории. Их надо четвертовать».
Яблочкина (народная артистка СССР, Малый театр). «Я перепугана, как же жить? Значит, все время оглядывайся, как бы тебя не пырнули ножом. Врачи! Медицина, Левин! Невероятно!».
Светловидов (народный артист РСФСР, Малый театр). «Имени нет преступлению. Больной ждет помощи от врача, а врач озабочен тем, как бы потоньше отправить больного на тот свет».
Квинтэссенцией мнения этой второй группы являются, пожалуй, вот эти стихи.
Попались в капканы кровавые псы,
Кто волка лютей и хитрее лисы,
Кто яды смертельные сеял вокруг,
Чья кровь холодна, как у серых гадюк...
Презренная падаль, гниющая мразь!
Зараза от них, как от трупов, лилась.
С собакой сравнить их, злодеев лихих?
Собака, завыв, отшатнется от них...
Сравнить со змеею предателей злых?
Змея, зашипев, отречется от них...
Ни с чем не сравнить их, кровавых наймитов,
Фашистских ублюдков, убийц и бандитов.
Скорей эту черную сволочь казнить
И чумные трупы, как падаль, зарыть!
Но не только бранился поэт, он в полный голос пел героя тех дней:
Кто барсов отважней и зорче орлов, —
Любимец страны, зоркоглазый Ежов!
По стране массово шли собрания, на которых общественность поддерживала действия власти, славила Сталина и Ежова и требовала преступникам расстрела, сожалея, что нельзя четвертовать или заживо сжечь.
Отважился выразить собственное мнение только один человек. Его поступок можно, пожалуй, сравнить с действием камикадзе.
Ежов писал Сталину в одной из записок:
«Член-корреспондент Академии Наук — профессор физики Френкель Я.И., разрабатываемый нами как участник фашистской организации, на митинге научных работников Физико-Технического института внес добавление к резолюции, требующей расстрела врагов народа: «...До полного ознакомления с материалами судебного разбирательства воздержаться от требования расстрела Бухарина, Рыкова и других», но которое никем поддержано не было».
Тем не менее, выдающийся физик Френкель, входящий элиту советской науки (на приведенном ниже фото он запечатлен в компании Иоффе и Гольдмана, Киев, 1936 год) репрессирован не был. Если хотите понять почему – прочтите роман Гроссмана «Жизнь и судьба». В 1947 году Фельдман получил Сталинскую премию.
Коган не был выдающимся физиком, защищенным от репрессий фактором незаменимой ценности. Он был членом коллегии защитников (адвокатом – короче).
Его оброненная в приватном разговоре фраза не осталась без адекватной реакции НКВД.
«...Процесс — очередная жертва, приносимая этими негодяями с целью укрепления своего положения. Несчастные, ни в чем неповинные люди, вроде профессора Плетнева и других, будут безжалостно расстреляны. Но я уверен, что как нашлись истинные храбрецы, казнившие Александра II, так и найдутся такие и сейчас. Это так будет, попомните мои слова».
В записке Сталину цитирование этой фразы Ежов дополнил припиской: «Коган арестовывается».
Либо легковерные, либо мудрые и очень хитрые представители интеллигенции, такие как Утесов, Солистка балета ГАБТ Л.В. Салова, Заслуженный деятель искусств Кацман и многи другие в своих высказываниях проводили мысль, что «сила советской власти в том, что она честно всему народу говорит всю правду, не искажая и не извращая ее».
Профессор медицины Кан А.Г. относился к первой категории – тех, кто не верил в выдвинутые врачам обвинения.
«Ничего нового в этом вновь состряпанном «деле» по существу нет. Интересно будет почитать историю этих, как из рога изобилия сыплющихся «заговоров» тогда, когда она будет освещаться беспристрастно, т.е. через десяток, примерно, лет — тогда многое из того, что не ясно и туманно сейчас, станет ясным.
Обвинения, предъявленные Плетневу и Казакову, не имеют, по-моему, никакой почвы. Врачебная этика заставляет помогать во время болезни даже самому заядлому врагу. Эти люди не способны на такие преступления. Причины здесь надо искать глубже, в политике. Плетнева, Казакова и других врачей приплели к этому процессу исключительно с целью создания наибольшей убедительности тех преступлений, в которых обвиняются Бухарин и другие.
Я могу с уверенностью сказать, что большинство врачей и научных работников отнесутся скептически и иронически к обвинениям, возводимым на Казакова, Плетнева и других врачей. Менжинский и Горький были всю жизнь больными и хрупкими людьми, и нет ничего удивительного в том, что медицина была бессильна их вылечить».
И не он один.
Рутштейн (врач). Источник «Медведев». 1 марта с.г. вечером источник был на вечеринке у Рутштейна Григория Моисеевича, живет по Петровскому бульвару в д. 17.
Коснувшись разговора о предстоящем процессе 2 марта с.г., врач Рутштейн сказал: «Все это фикция, конечно, широкая масса всего не знает, но врачи, когда читают сообщение, недоумевают». При этом он рассказал вымышленную клеветническую версию о том, что ему будто бы хорошо известно, что Менжинский был импотент и на почве сифилиса у него был прогрессивный паралич.
«Казаков лечил Менжинского лизатами, которые в начале лечения дают бурный подъем энергии, но впоследствии прогрессивный паралич. Это такая болезнь, которая кончается смертью, так что ни о каком злодейском умерщвлении не может быть речи — тоже о Куйбышеве и Горьком. Куйбышев после сердечного припадка приехал домой и тут же скончался. Приехавшему врачу пришлось только констатировать смерть, и непонятно, где тут может быть умерщвление.
Ну, а о Горьком вообще говорить не приходится. На почве болезни легких Горький долгое время жил в Италии. Одного легкого у Горького не было и при его возрасте вполне естественно, что при первом заболевании легких он умер».
Машковец А.А. — доктор биологических наук, заведующий отделом одного из институтов. «Из сообщения явствует, что они убивали пациентов. Но ведь вскрытие производилось людьми, не имеющими к этой кампании никакого отношения?!
Вспоминаю смерть Горького, он очень долго болел, на вскрытии обнаружены были громадный спайки и сращение в грудной полости.
Куйбышев умер от закупорки коронарного сосуда, что констатировано вскрытием. Перед смертью как будто долгое время был здоров, значит, никакого контакта с врачами не имел...
Убивали больных — такое дикое варварство... Жду процесса, что скажут сами».
Доктор Вейс заявила: «...это же неслыханное дело, кому они хотят втереть очки. Ведь кому, кому, а нам, врачам, ясно, что версия об умерщвлении Менжинского, Куйбышева и Горького - это чистейшая ложь. Ведь после смерти вскрытие производит не лечащий врач, а патолог-анатом, и он-то, во всяком случае, заметил бы отравление. Вообще творится что-то невообразимое, неслыханное. На днях мне начальник Райздрава сообщил, что арестован Егоров — маршал Союза. Я не понимаю, что это происходит. Скоро они перестреляют всю верхушку. Я думаю, что они должны были бы посчитаться с наличием в стране большой интеллигентской прослойки и объяснить бы по-настоящему все, что у них происходит».
Писатель Буданцев (разрабатывается как антисоветский элемент).
«Мне кажется, что и в выступлениях наших и в печати нет чувства меры. Что говорить — изверги? Это люди, имеющие свои цели. История покажет, кто чего хотел. Мы ничего не понимаем, поэтому мы и говорим пустозвонные слова. Имейте в виду, что количество перешло в качество, и сегодня это значит, что количество врагов перерастет в качество неверия во все: во власть, благополучие, завтрашний день. Писатели пишут о выдуманной счастливой жизни и уже выдумывать совестно».
Буданов - один из авторов книги «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» (1934). В 1938 был арестован и приговорён к 8 годам лагерей по обвинению в «контрреволюционной пропаганде». Летом 1939 этапирован на Колыму, где работал забойщиком на золотом прииске. Умер в лагерном пункте «Инвалидный».
«Чудовищным фарсом» третий московский процесс назвал автор «Повести о Ходже Насреддине» Соловьев.
«Вообще лучше бы этих процессов больше не было, как-то противно, и все эти процессы, где люди выходят и обливают себя грязью, похожи на какой-то чудовищный фарс».
А до «Ходжи Насреддина» Соловьев в 1930 году сотворил книгу «Ленин в творчестве народов Востока» — сборник песен о В. И. Ленине, которые значились как переводы узбекских, таджикских и киргизских народных песен и сказаний. На самом деле эти песни сочинил сам Соловьёв. Тем не менее, экспедиция ташкентского Института языка и литературы в 1933 году подтвердила фольклорный источник песен, были представлены «оригинальные тексты» нескольких песен на узбекском и таджикском.
А в сентябре 1946 года Соловьёва арестовали по обвинению в «подготовке террористического акта» и десять месяцев держали в предварительном заключении. В качестве основания для ареста следствие предъявило показания ранее арестованной в 1944 году «антисоветской группы писателей» — Сергея Бондарина, Семёна (Авраама) Гехта и Леонида Улина, которые признали наличие у знакомого им Л. В. Соловьёва «террористических настроений» против Сталина. В деле содержатся примеры антисоветских высказываний писателя: колхозы себя не оправдали, литература деградирует, произошёл застой творческой мысли.
Приговор Особого совещания МВД от 9 июня 1947 года гласил: «За антисоветскую агитацию и террористические высказывания заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на десять лет».
Заслуженная артистка МХАТ Андровская. «Вся Москва волнуется именами врачей. Я не могу поверить в преступление Левина. Это один из лучших врачей, каких я знала. Как замечательно он относился к Качалову, Собинову. Нигде за границей ничего подобного не делается. У нас только и делают, что арестовывают и расстреливают».
Режиссер МХАТ Лесли. «Если подсчитать количество расстрелянных в различных заговорах и предназначенных к расстрелу сейчас — получится огромная культурная сила. Это все люди как на подбор — огромной эрудиции, больших мыслей, крупнейших организаторских способностей. Это — деятели культуры, науки и политики. Я искренне жалею тот запас знаний, ума и культуры, который уходит в могилу».
Более прочего люди верили в убийство Ягодой Менжинского, допуская, что так Ягода расчищал себе дорогу наверх.
Заслуженный артист Республики, МХАТ Гейрот. «Процесс особенно интересен тем, что в заговор втянута наша интеллигенция. Мне совершенно непонятна история с Горьким. Что же они могли сделать с ним, ведь человек болел давно, был обречен на смерть, и смерть его была логична.
Академик живописи М.В. Нестеров. «Это какое-то средневековье. Когда читаешь сообщение Прокуратуры о процессе, то делается жутко. Приходят в память действия Филиппа II и великого инквизитора. Там поступали такими же методами. Вся эта версия об отравлении неправдоподобна».
Профессор Давыдовский И.И. «Я опасаюсь, что мои данные вскрытия трупа Горького могли быть неверно истолкованы в смысле сознательного скрытия истинного диагноза болезни Горького врачами, которые его лечили, и могли быть использованы следствием как обвинительный материал».
«Поводом для предания суду Плетнева явилось не только участие в отравлении Горького, Менжинского, Куйбышева, но и, по всей вероятности, его связи с заграничными контрреволюционными организациями» - пытался себя оправдать Давыдовский.
Профессор Московской государственной консерватории Игумнов. «Как-то все это странно и нелепо. Врачей соединили с бухаринцами, да и версия о Горьком нелепая, болел туберкулезом, умер в 67 лет, и вдруг насильственная смерть. Я думаю, что если бы Горький был бы жив, он сам мог бы сейчас сесть на скамью подсудимых, так как он был близок всей этой компании.
Профессор Московской консерватории Нечаев. «В следующем процессе должно быть будут людей есть живьем, все это сплошная мистика».
И.о. начальника радиолаборатории МАИ Китлер Е.В. «Отлично работает НКВД, что ни месяц, то какой-нибудь центр находит. Сколько их этих центров у нас? Я совсем перестала понимать происходящее. Так что, если завтра скажут, что сами руководители НКВД шпионы и террористы, я нисколько не удивлюсь. Вот говорят и Егорова посадили. Прямо эпидемия какая-то».
Старший научный сотрудник Академии наук Маслов. «Просто страшно становится, когда узнаешь о новых именах людей, которым через 5—7 дней снимут голову. Прошедшие три процесса были ужасающи. Но, кажется, этот перещеголяет предшествующие. Это все штучки НКВД, который решил на этот раз создать особый эффект, сенсацию и потому объединил на скамье подсудимых: матерого политика Бухарина, озлобленного Рыкова и Розенгольца с жуликом типа Крючкова и садистом-профессором Плетневым, чтоб этот процесс выглядел громче, убедительнее. Вызывает недоумение, почему врачи примешаны к этому делу. Ведь смешно всерьез принять версию, что старик Горький был умерщвлен.
Гроссман (прозаик). «Новое здесь то, что всех врагов соединили в одну кучу. Неприятный осадок оставляет эта история с врачами. Она так мало вероятна, что может испортить весь эффект. Кому нужно умертвлять стариков, находящихся на пороге смерти. Получается уголовная сенсация и не очень стильная. Интересно, что напишут за границей. Как-то безрадостно и не верится в будущее».
Гатов (поэт-переводчик). «Меня удивляет, почему арестованные с таким усердием признаются на суде. Это больше похоже на истерику, чем на правду. Мы также расстреливаем своих ветеранов, как фашисты. Я не могу верить, что лучшие люди — шпионы, иначе я должен поверить, что кроме шпионов никого нет».
Шаур (скульптор). «До такого процесса даже и иезуиты не додумались. Это помесь садизма с так называемой государственной мудростью. Мне странно только одно — почему среди «жертв террора» нет имени Орджоникидзе».
Старший научный сотрудник ВИЭМ Михайлов В.М. «Не может быть, чтобы врачи пошли на отравление, на ускорение смерти Горького и Куйбышева, Горький ведь и так был болен чахоткой. Все это выдумки».
Степанова (заслуженная артистка Республики). «Сообщение о процессе произвело на меня тягчайшее впечатление. Это документ предельного политического цинизма, документ исключительного извращения фактор, например, все то, что в извещении относится к Ленину и началу революции.
Если «признание» обвиняемых является человеческим маразмом (правда, неизвестно, как оно вырвано, ибо мы знаем о методах следствия), то само обвинение еще больший маразм. Рыкова мы знаем как прекрасного большого человека, как человека огромной честности и любви к народу. Если бы не трагедия современного дня, было бы смешно поверить в виновность такого человека, как Рыков. Такой ужас жить в наши дни клеветы и подлости, когда ложью пытаются оправдать свое наступление.
Авторы обвинения перестарались в построении занимательно-сенсационной фабулы. Это пьеса, и пьеса плохая, актерами же будут больные и доведенные до исступления лица.
Конечно, теперь можно вытащить из гробов мертвых и объявить их убитыми. Но кто поверит, что Горький, больной туберкулезом и доживший до 70-ти лет, с трудом поддерживавший в себе жизнь — пал жертвой террористов — старых членов партии или людей науки, как Плетнев».
Интересно, что Степанова в этот момент была женой Александра Фадеева – председатель правления Союза писателей. Нет сомнений, что этим высказыванием она превратила себя в заложницу абсолютной лояльности Фадеева к власти, за рамки которой он никогда не выходил.
Интересно, пожалуй, еще и то, что её первый сын, для которого Фадеев – писатель стал приемным отцом - Александр Фадеев – актер, стал позже мужем внучки Сталина – Надежды Васильевны.
Минеев А.К. (солист ГАБТ). «А все это ерунда! Жюль Верн! 1001 ночь! Все это про убийства Горького, Менжинского и Куйбышева - выдумано! А для чего выдумано, конечно, нам неизвестно. Ну, зачем убивать Горького, он уже был старик. Или Менжинского — ведь Менжинский сошел с ума, а Куйбышев тоже был пожилой человек. Ну, на суде они будут сознаваться, так ведь это же под «влиянием»»!
Шиллинг (артист МХАТ). «Я не понимаю одного. Ведь и Горького и Менжинского и Куйбышева после смерти вскрывали. На вскрытии присутствовали не только ныне арестованные врачи, а и многие другие. Почему же тогда не установили убийства. Меня всегда коробят эти наши неожиданности, которые вскрываются как система много времени спустя».
Книппер-Чехова (народная артистка СССР, МХАТ). «Горького то уж зачем бы им. Какая-то фантастика. Театр ужасов. Как говорится, «свежо предание, а верится с трудом». Теперь такое время, что всему могут поверить. Время такое, что лучше умереть».
Паустовский. Смерть Горького похожа по обстоятельствам на смерть Пушкина, которого тоже залечил врач Арендт.
Карикаш (писатель, член КП Венгрии). «Сумасшедшее фантастическое обвинение. Даже собака не сможет проглотить такого обвинения, что Горький и другие были отравлены.
Попова П.И. (заместитель главного врача Туберкулезной больницы, член ВКП(б)), читая (в автобусе для врачей) газету, пришла в такое нервное состояние, что смяла и разорвала газету (Попова лично знала Виноградова).
Кольцов Н.К. (член профессор Сельскохозяйственной академии наук). «Потрясающее сообщение. Ну, те политики, там борьба, их еще можно понять! Но врачи! Все это напоминает мне о «Бесах» Достоевского. Тогда читал и не верил, а вот сейчас оказывается, что это возможно.
Мацкин А.П. (театральный критик). «Вся соль процесса в том, чтобы показать, что все подсудимые были связаны единой цепочкой от Бухарина до Левина. Объявление ряда подсудимых агентами охранки — это метод «мобилизации ярости масс». Не может быть, чтобы они в течение такого долгого времени были бы не разоблачены».
Это был ещё один хитрый смысловой выверт этого сногсшибательного процесса.
Дело в том, что мнимые обвинения в сотрудничестве с охранкой в лицо подсудимым бросал человек, имевший вполне реальный опыт общения с ней.
Этим человеком был Генеральный прокурор Вышинский.
Об этом факте биографии Вышинского я рассказывал читателям в статье «Сталин не любит биографий без пятен».
Если пропустили, Вы легко найдете ее в архиве канала, ссылку на который я традиционно оставляю в конце каждого текста.
НКВД держал под контролем не только советских граждан, но и иностранных подданных. И их мысли Сталину были известны тоже.
Геллер (чехословак, американский подданный, проживающий в гостинице «Метрополь»).
«…Я не понимаю, как могли интеллигентные люди делать такие преступления, а потом во всем сознаваться. За границей очень редко бывает, чтобы обвиняемые сознавались».
Абдул-Гусей-Азис (афганский посол).
«Посол высказал свое удивление тем, что Бухарин и другие были активными контрреволюционерами еще в 1918 г. и что «до сих пор за ними ничего не замечали, а в последнее время сразу вдруг всех раскрыли». … Будет не удивительно, если в ближайшем будущем вдруг объявят, что Ленин не сам умер, а его убили, и интересно знать, кого постараются обвинить в этом убийстве?».
Семья Пешковых. Источники: агент «Тихий», настолько близкий к семье, что, судя по его докладу, бывал в доме Пешковых в период с 1 по 4 марта дважды, агент «Знакомый», агент «Алтай», агент «Алтайский».
В семье Пешковых родственники и близкие Горького пытались понять, как они проглядели его намеренное умерщвление.
Черткова вспомнила, что когда Алексей Максимович в последний раз должен был выехать из Крыма в Москву, было получено известие о болезни его внучат. Поэтому Черткова настаивала, чтобы отъезд Алексея Максимовича был отложен. Однако, по ее словам, Крючков решительно этому воспротивился, говоря: «Вагон уже заказан. Алексей Максимович сам хочет ехать». И действительно, сказала Черткова, на второй день по приезде в Москву Алексей Максимович заболел гриппом, а затем воспалением легких. Черткова выставила предположение, что Крючков намеренно действовал таким образом и вез Горького в дом, где была инфекция.
Черткова вспомнила также, что во время последней болезни Горького врачи прописали ему дигален. От этого средства Алексею Максимовичу стало хуже, и Черткова заявила об этом докторам, но все врачи ей сказали: «Это случайное и временное явление. Средство это проверенное и действие его бесспорно».
Дигален применяется по сию пору.
Это - кардиотоническое средство. Новогаленовый препарат из листьев наперстянки ржавой. Увеличивает силу и скорость сердечных сокращений, удлиняет диастолу, замедляет AV проводимость. Урежает ЧСС. Увеличивает диурез; уменьшает одышку, отеки.
Он обладает побочными действиями: брадикардия, AV блокада, аритмии, снижение аппетита, тошнота, рвота, головная боль, слабость, головокружение; депрессия, нарушения сна, эйфория, делириозный психоз; гинекомастия.
С недоумением Екатерина Павловна говорила о неточности в обвинительном заключении: в обвинительном заключении указано, что Плетнев был приглашен лечить Максима Левиным или Крючковым.
«На самом деле, — говорила Екатерина Павловна, — Плетнева пригласила я без всякого воздействия с чьей-либо стороны».
Взгляд со стороны на происходящее в стране можно почерпнуть из высказывания Савини Гвидо (зав. консульским отделом Итальянского посольства).
Все бывшие ранее процессы производили страшное впечатление, главным образом тем, что все подсудимые как только попадали на скамью подсудимых, сейчас же сами себя начинали называть подлецами и негодяями, а свои поступки гнусными. Вообще говорили о себе газетными штампами.
…Невероятно думать, что подсудимые будут тоже употреблять в отношении себя газетно-прокурорские выражения, так как у них не может быть надежды, что это их спасет.
Остается действительно только предполагать, что они говорят под гипнозом или каким-нибудь наркотическим средством.
Жизнь в СССР принимает характер какого-то средневековья. Времена инквизиции. Русские люди доносят на всех, и на друзей, и на врагов, по злобе и даже просто так, из любви к искусству.
Рассказать об этом за границей в любой стране — никто не поверит. Никто просто не поймет такой психологии. Это черта русского рабства.
Пом. прокурора Союза ССР Леплевский тоже пребывал под колпаком «у кого надо», поэтому Ежов передал Сталину его слова:
Леплевский, сказал следующее: «Вы знаете, Сталин сказал, что Художественный театр может даже из прейскуранта сделать художественную вещь, театральную постановку, — в данном случае НКВД приготовил прейскурант, из которого Прокуратура и суд, — должны сделать настоящую постановку, не в наших интересах делать из этой постановки фарс с помещиком и с гвоздями в яйцах. Нельзя раздражать Раковского и других, а то они могут начать говорить совсем другое».
Источник поинтересовался, что другое они могут говорить, — Леплевский ответил, — «Не нужно быть очень умным, чтобы видеть, что процесс держится на волоске. Ведь все чувствуют, что о конкретном вредительстве никто кроме, пожалуй, Ходжаева, не говорит. Крестинский чуть было не поднял завесу над тайной признаний и не Вышинского заслуга, что Крестинский потом вернулся к версии предварительного следствия». А чья — «Тех, кто с ним беседовал между заседаниями суда. Хотя я и не участвую так активно, как Рогинский, в закулисной стороне этого процесса, но кое о чем я догадываюсь, и считаю, что многое делается неуклюже».
«Процесс этот, — говорит Леплевский, дальше, — был нужен, но постановщики его менее талантливы, чем Немирович-Данченко и Станиславский».
Источник спросил, почему процесс происходит в небольшом зале. Леплевский ответил: «Ставить такой процесс широко нельзя. Обвиняемые понимают, что здесь они имеют дело в основном с чекистами в штатском, — а при широкой аудитории они могли бы вести себя иначе и говорить совсем не то».
Источник поставил прямой вопрос: «Что же все-таки, правду или неправду они говорят». Леплевский после паузы ответил: «Вы помните процессы времен Робеспьера, т.н. амальгаму, — когда вместе с честными революционерами на скамью подсудимых сажали всякую мразь. Здесь происходит то же. Правда. Кое-что правда. Зеленский и Иванов — провокаторы — это правда и этому легко поверить. А что Троцкий сотрудник немецкой разведки и Интеллиженс-Сервис — это чепуха и этому никто не верит всерьез. Что Раковский и Крестинский шпионы — это неправда, а что они против Сталинской линии — это вероятно правда. И так все».
Но почему же они признаются. Ответ. «Не знаю как вы, но мне кажется, что я бы наверно признался в чем угодно. Бывают всякие положения».
Интересно, что в записке от 5 марта 1938 года Ежов сообщал Сталину, что в ходе публичного выступления на собрании по поводу обсуждения процесса заслуженный артист Республики Черкасов заявил: «Таких гнусностей, какие наделали Бухарин, Рыков и другие, даже предполагать невозможно было. Больше всего меня поражают врачи. Ведь врач во всех абсолютно случаях и врагов должен только лечить. Нужно всех расстрелять».
А слова Черкасова, сказанные им в приватной атмосфере, вошли в записку Ежова от 9 марта.
«Актер Большого драматического театра им. Горького Черкасов Борис Эммануилович заявил: «Процессу я не верю. Делается это только для того, чтобы вызвать и воспитать в массе народа ненависть к троцкистам и правым, а о том, что Горького умертвили, этому верить нельзя»».
Екатерина Павловна Пешкова.
«И потом, какая ужасная публика. Кто вообще сидит в зале — знакомых 5—6 лиц, а кто остальные. Правда, я вижу многих тех, кого я знаю из НКВД по своей работе. Эта публика держится ужасно некультурно, смеется на таком процессе. Ведь мне кажется это же страшно, кто сидит на скамье подсудимых — вчерашние руководители, крупные партийцы, это же вообще ужасно, и должно настроить на серьезный лад, это же нельзя не переживать и вдруг — смех. Я думаю, что после процесса нужно обратить как-то внимание на моральную сторону, потому что публика в зале наводит на грустные размышления — таких людей можно повернуть в любую сторону».
Интересно, что, хотя деятели искусства пребывали под тотальным контролем, и каждое их слово чекистами тщательно фиксировалось, что красноречиво демонстрируют записки руководителей НКВД Сталину, не на каждое высказывание следовала немедленная карательная реакция со стороны органов.
Многие писатели, актеры, режиссеры, композиторы и дирижеры, разрабатываемые НКВД как антисоветские элементы, не только не сгинули в ГУЛАГЕ, но впоследствии были властью обласканы.
К «простым людям» власть не была столь лояльна, о чем свидетельствует, например, записка начальника управления НКВД по Дальнему Востоку Люшкова.
Люшков, кстати сказать, в 1938 году, сам бежал в Маньчжурию, где активно сотрудничал с японской разведкой. За границей подробно освещал своё участие в Большом терроре, разоблачал методы НКВД, готовил покушение на Сталина.
Но это совсем другая невероятно удивительная история. Её я расскажу в другой раз. «Яндекс Дзен» маякнет Вам когда она будет опубликована, если Вы не забудете подписаться на канал.
А пока обласканный властью орденоносец и депутат Верховного Совета СССР докладывал Ежову из Хабаровска.
«Пусть травят один другого, нам от этого хуже не будет, только лучше. Видно, что троцкисты не спят, не тем, так другим косят коммунистов». (Жариков и Пазмисов - участники контрреволюционной группы в Благовещенске, арестовываются.)
«Все, что пишут о них в газетах, это ложь» (Власов — техник Управления связи в Николаевске, арестован).
«Бухарин, Рыков и другие являются подлинными защитниками народа, а теперь их судят и, конечно, расстреляют» (Макаров, кулак, высланный в Нижне-Амурскую область, арестовывается). «Мало вредят советской власти, надо вредить больше. Жаль, что этих людей расстреливают» (Тарфенова, единоличница села Мариинска, арестовывается). «Конечно, право-троцкисты опоздали со своими действиями, а если бы они меньше дискуссировали с партией, одержали бы победу, то нам бы жилось лучше, чем сейчас» (Инженер-конструктор завода № 202 Славянский, арест оформляется).
«Пусть и этих расстреляют, еще найдутся смелые люди, которые сделают свое дело. Тех, кто хочет отомстить советской власти, расстрелами не устрашит, а я вот тоже хотел бы мстить советам» (Лисицкий — раскулаченный, работает на заводе им. Орджоникидзе в Хабаровске, арестовывается).
Справка Председателя КГБ при СМ СССР И.А. Серова о процессе по делу антисоветского "право-троцкистского блока". 7 июля 1956 г.
«В приписываемой подсудимым по делу «антисоветского право-троцкистского блока» практической преступной деятельности важнейшее место отводилось организации убийств А.М. Горького, В.В. Куйбышева, В.Р. Менжинского, сына Горького — М.А. Пешкова, а также покушению на отравление Ежова.
Это обвинение предъявлялось лидерам право-троцкистского блока, в том числе и Ягоде, и привлеченным к ответственности по делу известным врачам Плетневу Д.Д., Левину Л.Г., Казакову И.Н., бывшему секретарю НКВД СССР Буланову, секретарю А.М. Горького - Крючкову П.П. и помощнику В.В. Куйбышева - Максимову-Диковскому В.А.
Все названные подсудимые признали себя виновными в предъявленном обвинении. Однако имеющиеся материалы свидетельствуют о том, что эти признания являются несостоятельными.
В подтверждение обвинения в убийствах, выдвинутых против Ягоды, Плетнева, Левина, Казакова, Крючкова, Буланова и Максимова-Диковского, в суд были вызваны, как эксперты, видные деятели медицины профессор Виноградов В.Н., профессор Шерешевский Н.А. и другие, которые дали заключение о том, что Горький, Менжинский, Куйбышев и Пешков погибли в результате применявшихся к ним Плетневым, Казаковым и Левиным заведомо неправильных методов лечения.
Профессор Виноградов и профессор Шерешевский, будучи опрошены в 1956 г., заявили, что никаких документов, подтверждающих факт неправильного лечения Куйбышева, Горького, Менжинского и Пешкова, им представлено не было и что заключение они выносили только на основании показаний подсудимых, которые во всем признавали себя виновными.
Так, Виноградов, в частности, указал:
«Заключения мною и другими экспертами давались на основании общих вопросов без предъявления какой-либо подробной документации (историй болезней с подробными дневниками, анализами и снимками). Таким образом, наши ответы на поставленные вопросы носили чисто теоретический характер. Утверждать подлинность этого факта на основании тех материалов, которые имелись перед нами, мы не могли».
Шерешевский по этому поводу заявил:
«...наше заключение явилось производным от показаний обвиняемых и каким-либо дополнительным доказательством их вины служить не могло, поскольку документов медицинского характера, подтверждающих сам факт лечения больных именно таким образом, как об этом говорилось в показаниях обвиняемых, нам представлено не было».
Одновременно Шерешевский и Виноградов охарактеризовали Плетнева как выдающегося ученого с мировым именем. А в отношении Левина, обвиняемого в умерщвлении Горького, Шерешевский сообщил:
«Левин был лечащим врачом Горького и, насколько я знаю, безгранично любил его. Когда он говорил о нем, он просто преображался. И это никак не увязывается с его обвинением в умышленном умерщвлении А.М. Горького».
Не забудьте кликнуть на иконку с оттопыренным вверх большим пальцем и подписаться на канал.