Шарой, как и шатой или терлой - это один из 9 чеченских тукхумов (племён), в некоторых источниках фигурирующий как просто большой тейп. Среди чеченских наречий шаройский диалект считается одним из самых архаичных в произношении (наряду с соседним чеберлоевским) и явно самым в заимствованиях, которых тут попросту не было вплоть до русизмов советских времён. На пару с Чеберлоем Шарой был и последним оплотом язычества, где ислам насаждался огнём и мечом в эпоху Шамиля. Память у горцев долгая, в особенности на чужое зло, а потому ни в одну из войн русская армия не встречала здесь серьёзного сопротивления.
Да и в самом сердце гор шаройцы были надежно защищены от кабардинцев, кумыков, хевсуров или казаков, зато находились в окружении других тейпов, сквозь земли которых пролегали путь их набегов. С соседями-горцами Шарой воевал чаще, чем с кем-либо другим, а стало быть шаройцы одними из первых начали свою глушь покидать - их тейпы встречаются не только в чеченских предгорьях, но и в Аккинской земле в устье Терека, где чеченская "колония" уже в 1570-х годах просилась в русское подданство. Однако и "независимость" Шароя в 1990-х была самой долгой: Первая кампания сюда по сути просто не дошла, увязнув в ущельях близ Шатоя, а во Вторую кампанию взятие Шароя ближе к лету значило конец активной фазы войны.
За райцентром Химой дорога вдоль Шаро-Аргуна резко набирает высоту. Она ведёт в древний аул Шарой, приветственно вскидывающий гигантскую ладонь с пятёркой каменных пальцев:
Когда-то это был огромный каменный аул, расползавшийся по склонам. Выселенный в 1944 году, вместе со всем районом Шарой отошёл Дагестану, в котором носил странное название Ватутин-Аул. Но аварцы и даргинцы сюда ехали не то чтобы очень охотно, а в 1958 году, с восстановлением Чечено-Ингушетии, и вовсе поспешили уйти восвояси. Однако большинство былых хозяев не вернулись в свои старые дома: принято считать, что и после депортации у вайнахов сохранился негласный запрет жить выше 1000 над уровнем моря.
Другие, впрочем, возражают, что всё это антисоветский вымысел дудаевских времён, а на холодные скудные кручи возвращаться вайнахам было попросту не нужно - они и так много веков мечтали заселить плоскость, а Казахстан научил уцелевших жизни в степи. В общем, то ли запрета правда не было, то ли негласность его оставляла возможности договориться, а в горы чеченцы всё-таки возвращались - но дай бог один из десяти. На смену каменным аулам с их узкими улочками пришли россыпи хуторов - в пешей досягаемости друг от друга, но даже не соприкасающихся дворами:
Первым впечатлением Шароя стал ветер - столь сильный, что шляпу я предпочёл убрать в карман, но при этом неожиданно мягкий и тёплый: местные считают, что он дует из Грузии. Мы поднялись к здоровенному каменному дому с деревянным верхом, где и окликнула нас шедшая навстречу женщина.
Звали её Халисат, для русских попросту Алиса, и первым делом она зазвала нас в дом, находившийся в состоянии интенсивного ремонта. Каменный этаж, купленный сотню лет назад дедом Алисы, представлял собой склад материалов и инструментом, а на верхнем этаже среди пахучих деревянных стен вся мебель сводилась к лежанкам да напольным скатертям.
Оля отметила, что все инструменты здесь на аккумуляторах, и это не случайно - за ту пару часов, что Халисат поила нас чаем, в селе несколько раз пропадал и снова загорался свет. Халисат же вся изизвинялась, что не ждала гостей и потому не приготовила ничего мясного, а мы раз за разом говорили ей, что не голодны. К напольной скатерти она выставила "азерчай" в пакетиках, лепёшку, конфеты, сметану и открыла нам банку самодельного варенья из горных ягод.
Ну а мы понимали, что это не формальное восточное гостеприимство, а искренняя радость далёким гостям, забравшимся в эту глушь. Рассказать нам Халисат успела много - как всяких горских преданий, так и о своей семье, живущей на плоскости и совсем недавно взявшейся отстраивать отчий дом в горах. Но больше всего мне запомнился её рассказ о том, как кончилась Чеченская война...
Чеченцам, как заметила Халисат, трудно живётся от того, что между собой договориться не могут. И с началом лихих времён одни разъехались по России и Казахстану, другие ушли по горам в Грузию, Турцию или Азербайджан, третьи рванули в Европу искать политического убежища.
Среди оставшихся в Чечне, однако, точно так же не было единства - кто-то с оружием в руках боролся за независимость в надеждах на помощь Запада, кто-то отпустил бороду и подался в ваххабизм, кто-то просто бандитствовал, ну а многие - пригнули головы и ждали, когда Россия положит всему этому конец. Из последних была и сама Халисат, и хотя родственники её переждали смуту в Волгограде, сама она всю войну провела здесь.
Шарой не раз бомбили самолёты, но самые жаркие бои кипели где-то внизу. С приближением армии "пираты" (как Алиса называла боевиков) разбежались по горным щелям. Военные, не зная этого, встали на другой стороне долины да начали разворачивать орудия и реактивные огнемёты. И вот сельские женщины, среди которых была Халисат, сделали из простыней белые флаги да пошли за долину пешей колонной - уговаривать военных не стрелять, так как в селе остались только женщины, старики и дети.
Не знаю точно, как смогли они убедить военных, что это не засада - но военные спустились в Шарой и уже в его черте заняли господствующие высоты. Дальше была долгая зачистка, когда солдаты переворачивали вверх дном каждый дом, и Халисат хорошо запомнила какого-то срочника с раскосыми глазами, который было поднял на неё руку, но одёрнул его молодой русский офицер Николай... В тот момент она поняла, что это не чеченцы воюют с русскими, а одни люди - с другими людьми.
"Пираты" же продолжали свои вылазки с территории Грузии, и ещё долго горное эхо доносило до Шароя взрывы гранат и стрельбу. Когда и они стихли, снизу приехали солдатские матери, и Халисат лично водила их по ущелью туда, где лежали трое убитых солдат. Одна из женщин узнала своего сына, обнимала его как живого, называла по имени - Олежек, а горянка плакала вместе с ней...
Но всё же цинично напомню, что весь этот абзац написан со слов одной женщины, да и то по памяти, а с фактами воспоминания очевидцев стыкуются далеко не всегда. Однако - передают ощущение: не столько о событиях говорила нам Халисат, сколько о том, что для любого нормального человека война - это ужасы, горе и грязь, и "грозные чеченцы" тут отнюдь не исключение.
У Алисы за чаем хотелось посидеть подольше, но я понял, что этак придётся оставаться здесь ночевать, а у меня на каждый день пути были расписаны планы. Попрощавшись, мы пошли к Шаройской крепости, чтобы осмотреть её да ловить попутку в сторону Итум-Кали.
Если соседний Химой был селение-храм, то Шарой представлял собой селение-крепость. Изначально Семибашенный замок был не центром аула, а самим аулом - конгломератом жилых и боевых башен, проходы между которыми перекрывали стены. Как и всюду в вайнахских горах, никто не знает, когда эти башни были построены, но скорее всего - в 13-15 столетиях, когда Чингисхан, ханы Золотой Орды и хромой Тимур отняли у вайнахов равнину.
Тогда все шаройцы были одним тейпом, но позже в свой тейп выросла каждая семья - из клана Шарой стал племенем (тукхумом), а жители башен разбрелись по окрестным склонам, где основали новые селения - Хакмадой, Шикарой, Жогалдой и другие. Семибашенная крепость пришла в запустение, и к началу ХХ века в ней остались всего 2 боевые башни, одна из которых была разрушена российской авиацией в 1995 году. Ещё раньше, в 1944, было взорвано большинство жилых башен. Шарой встречал эффектными руинами, но в 2019 году Рамзан сказал местным жителям "надо!", а местные жители ответили - "есть!": за пару лет Семибашенная крепость была полностью воссоздана.
Уцелевшую башню, которая на кадре выше стоит слева, подлатали и того раньше - из всего комплекса пока только она открыта, и на самый её верх можно взойти:
Полюбуемся округой по часовой стрелке - каждый следующий вид правее предыдущего. И для начала посмотрим назад - по долине слева мы приехали, по склону под ногами - пришли. Далёкая гора с "молнией" белого сая нависает над Химоем, но от него как будто так же далека:
На другой стороне ущелья висит Хакмадой, по сути хутор из пары домиков среди руин аула, где в это время обедали чем-то мясным и горячим привезшие нас сюда электрики Али и Адам, готовые починять дальнему родичу проводку. Вот так причудлив был путь их рода, 1200 лет назад жившего в неизвестных горах, 1000 лет назад - на равнинах Алании, 700 лет назад - в одной из башен Шаройской крепости, 300 лет назад - в аулах на другой стороне ущелья, 60 лет назад - в неприютном Казахстане, а последние полвека - в Наурском районе, потеснив былых хозяев-казаков.
С другой стороны - сам Шарой и блестящая дорога на Итум-Кали, над которой скребёт облака то ли высшая точка Чечни Тебулосмта (4493м), то ли массивная Диклосмта (4285) в водоразделе двух Аргунов. За поворотом долины же скрывается Шикарой - самый высокогорный и труднодоступный аул всей Чечни (1884м), где сохранились десятки полуразрушенных жилых башен. Ну а странная разреженность хуторов - просто от того, что чеченцы селились не где попало, а на развалинах отчих домов, и по населению ужавшись в десять раз, аул теперь разбросан по той же площади:
Сама крепость в суровом горном пейзаже зрелищна несмотря на всю очевидную новодельность:
За дальними башнями - старое кладбище, напоминающее о давней истории и былом размахе Шароя. Именно на кладбищенский холм встали военные после похода селянок через ущелье:
С кладбища, хотя он прекрасно виден с башни, мне лучше всего удался вид на Хиндой - аул с руинами башен и новой мечетью, висящий прямо над Шароем. По прямой до него меньше километра, а сколько фактически идти или ехать - я даже представить боюсь:
Мы спустились на единственную улицу крепости:
Да быстро поняли, что мы в ней не одни - коробки стен уже построены, но внутри все эти здания остаются бытовками и подсобками для целой артели работяг при поддержке трактора:
Куда интереснее панорам тут детали - где-то 1/4 кладки всех этих башен подлинная, а значит каждый камень у их оснований могут украшать петроглифы. Вот эти - на старинной мечети, среди башен не выделяющейся более ничем:
Но чаще петроглифы - это языческие обереги и родовые фосты (тамги) из доисламской эпохи. Самый частый образ - спираль, символизирующая движущееся Солнце:
Искать их по-настоящему трудно - скажем, вот на этих воротах я только при написании поста сумел разглядеть крест, а сколько интересного и вовсе не заметил...
Издали Семибашенная крепость напоминает корабль:
Вид её с каждой точки неповторим:
Шарой нашего времени:
Шарой сто лет назад:
Погуляв по крепости, я сходил на кладбище с донельзя вайнахскими по архитектуре новыми воротами и мечетью:
С суровыми горскими стелами соседствуют резные раскрашенные чурты, совсем как на легкомысленной плоскости:
На этих видны даты смерти - 1985 год:
Между тем, Халисат мы пообещали, что если не сможем уехать - останемся у неё ночевать. На рассуждения о перспективах добраться в Итум-Кали она отвечала как-то очень уклончиво, да и в самой дороге намётанный глаз видел пустоту - если и уезжала в ту сторону машина, вскоре она неизменной показывалась в другом витке серпантина в черте села. У ворот крепости, однако, было заметно оживление, легковушки и газельки то приезжали, то уезжали - Семь башен явно аврально готовились кого-то принимать.
Мы спрашивали в машинах, не едет ли кто в Итум-Кали, и пару раз нам отвечали, что нет - все собирались в Химой, Шатой или "в Город". Наконец, молодой прораб честно и без страха обидеть гостей сказал, что в Итум-Кали мы не уедем - в середине апреля на перевалах ещё не сошёл снег, и самая высокогорная дорога Чечни останется закрытой ещё как минимум месяц. Снежные заносы на перевалах мне, при взгляде на окрестные вершины, показались маловероятными, а вот какая-нибудь лавино- и обвалоопасность - вполне. Словом, мой план замкнуть кольцо явно терпел неудачу, а тут подвернулась машина с работягами до Химоя...