Блокноты, письма, синий, чужие глаза в небе, ломкие запястья, ледяные ладони, ветер и запах полыни, половинка на шее, стихи в коробку и молитвы не о тех – было. Всё это было. Волк по ночам подкрадывался так близко, как мог, утыкался носом в ярёмную впадинку и ловил ветер в волосах. Мои косы в тот раз, как и всегда, разметались серебром по подушке. И звенели монеты. И дыхание перехватывало.
А потом я заснула на несколько долгих лет.
Теперь мои волосы отражали солнце, веснушки проступили сильнее на загорелой коже, а вместо асфальта под ногами появилась трава. Она пробивалась еле заметными ростками до тех пор, пока не заполонила всё вокруг. Океан больше не бушевал у моих обнажённых лодыжек, пена не поднималась до бёдер, скрывая их полноту, луна не рисовала дорожку на водной глади. И амулеты перестали держаться в дырявых карманах.
Мне нравилось? Мне нравилось, как кошка мурчит по ночам на моей груди. Как запястья перестали быть ломкими, и их больше не приходилось прятать под шерстяными браслетами. Нравились ароматы выпечки, доносящиеся с маленькой растрёпанной кухни, нравилось обменивать свободу на тепло его объятий. Тех объятий, которые не требовали моей свободы и боли. Тех объятий, которые исцеляли от любой хвори.
И вот я просыпаюсь. Мои сны не проходят бесследно. Косы снова звенят серебряным звездопадом, но вместо синих небесных просторов во мне теперь шумит сине-зелёное море. Волк больше не греет мой бок, меня теперь греют большие ладони, накрывающие спасающим теплом с головы и до кончиков пальцев ног. Блокноты снова сорят стихами, а от волос пахнет полынью и прелыми листьями. Я разговариваю со сквозняками, ловлю ветер в шёлковую паутинку и пою колыбельные луне. Я снова дома. Но теперь уже не одна. И яблочные пироги уже никогда не исчезнут с моей кухни.