Роман «Звёздочка ещё не звезда) глава 88
Ночью Галине не спалось, она вертелась с одного бока на другой. В душе она переживала за среднюю дочь и чихвостила её мужа за письмо. Обида на зятя не давала ей забыться и уснуть. Свет уличного фонаря проникал в комнату сквозь занавески, по стенке русской печи двигались причудливые тени от куста сирени, словно чьи-то костлявые руки тянулись к ней.
«Ну и дом я купила, прям страсть кака́, кажный раз лежу и боюсь чего-то, шарахаюсь от малейшего шороха. Раньше тётка Шишова меня донимала, а теперь вон сирень ветками в ставни стучит, стóит ветру чуть посильнее подуть. Надо будет по весне срубить её и не маяться бóле, — размышляла Галина, разглядывая с опаской тени и прислушиваясь к зловещему скрипу ставень.
Ей надоело ворочаться с места на место, она включила свет и решила выплеснуть обиду на бумаге.
«Не поддамся зятю, последнее слово за мной всегда было и будет», — сказала она сама себе и села писать ответное письмо. Кошка Муська спрыгнула с печки и легла к ней на колени.
«Вот срамота́ кака́, — ругнулась она на кошку, — Муська, ты Муська, нет чтобы лечь ко мне, пока я на диване лежала, мне бы хоть весёльше было, а то от ка́жного шороха мороз по коже, а с тобой бы глядишь и уснула давно».
Кошка замурчала, не обращая на ворчание хозяйки. Её мурчание немного успокоило Галину, но жажда написать письмо зятю не пропала, и она взялась за дело:
«Здравствуй, мой зятёк Лёва! До э́нтого дня я тебя ещё более-менее уважала, а сёдня как прочла твоё письмо, так сразу все остатки уважения к тебе, как корова языком слизала. Пишу то, что думаю, не обессудь, потому как терпению моему пришёл конец.
Ты чё думал, у меня нервы железные ли чё ли читать твои обвинения? Будешь надо мной измываться, а я терпеть и молчать ли чё ли должна? Мать свою раньше времени на тот свет отправил, а теперь за меня взялся? Ну уж нет.
Ты чё э́нто себе такое позволя́шь, а? Я Любку рóстила, рóстила, а ты раскупорил её до время, лишил её девичьей чести, а теперь на меня всю вину взвалил. Будто бы из-за моего письма дочь моя сразу в больницу угодила и ребёнка может потерять. Накося выкуси. — Галина старательно нарисовала кукиш для наглядности, и продолжила писать дальше, — Я тебе так скажу: хошь сердись на меня, хошь нет, но не на ту ты тёщу нарвался. Другая бы может и терпела бы твои выходки, но не я, так и знай, паршивец ты э́нтакий.
Знала бы раньше, что ты такой, так я бы и Любку отговорила идти за тебя замуж, и свадьбу бы на свои деньги делать не стала. А то поиздержалась на свадьбу, а теперь такие вот письма от тебя получаю, что мне и свет белый теперь не мил.
Бóле знать тебя не знаю и знать не хочу, можешь даже на конверт не тратиться и мне письмо не писать. От Любки письмо придёт, прочту, а твоё сразу в печку брошу, да дрова им растоплю, чтобы зазря не пропадало.
Вот как ты значит меня уважил за мою доброту. Я вон даже глаза сомкнуть не могу, так во мне аж всё трясётся от обиды. С какими шарами сёдня утром на работу пойду — ума не приложу, а всё ты виноват, Ирод окаянный. Если хоть совесть у тебя малейшая осталась, то чмокни за меня дочь мою и внученьку ненаглядную. Так и скажи Розочке, что баба Галя слёзы льёт и скучает по ней и мамке ейной.
На э́нтом всё, до свидания писать не буду, потому как, встречаться мне с тобой бóле нет сил и желания.
Пока ещё твоя тёща, но надеюсь, что э́нто ненадолго».
Она вложила письмо в конверт и подписала в графе кому: Льву Ивановичу Мадиеву лично (Любке не читать).
Выпустив из себя гнев на бумаге и заклеив его в конверте, ей сразу стало легче, она взяла кошку с колен в руки, встала из-за стола, выключила свет и легла на диван вместе с ней. Поглаживая Муську, она вскоре заснула.
***
Получив письмо от «любимой» тёщи Лев Мадиев в очередной раз мысленно порадовался за тестя, что тот развёлся и озадачился: «Как только у тестя терпения и здоровья хватило прожить с ней столько лет? Да ещё и сойтись с ней собирался — этого я не понимаю и вряд ли пойму».
Слова тёщи про её деньги потраченные на их с Любашей свадьбу, вертелись у него в голове и нещадно цепляли, и он надумал: «Надо бы узнать у Любаши сколько тёща денег на нашу свадьбу потратила и вернуть ей все до копеечки, чтобы не попрекала она меня больше этим».
О том, что он получил письмо от тёщи, Любаше он говорить не стал, опасаясь за её здоровье и здоровье их нерождённого малыша.
«Родит, обязательно родит, мой род не должен на мне прерваться. У меня будет сын, обязательно будет сын. Старшая сестра Любаши трёх сыновей родила, и мы хоть одного да тоже сможет», — уверял он себя, и эта уверенность давала ему силы, чтобы жить дальше.
***
Алёнка Ширяева наслаждалась каждым днём, прожитым в санатории. С соседками по комнате она сдружилась и первые четыре недели пролетели незаметно. Перед дневным сном ей пришло письмо из дома от матери. Она открыла конверт и увидела в нём двойную открытку, вложенную в неё тетрадный лист письма, а внутри бумажный рубль. Мать настоятельно требовала в письме:
«Ты почему не пишешь на сколько ты килограмм поправилась? Перед тем как письмо отправить, проси, чтобы тебя взвесили. Если за первый месяц отдыха не прибавишь хотя бы на один килограмм, так и знай: разнесу весь санаторий по кирпичикам — я слов на ветер не бросаю. Пишешь, что кормят отлично, а где привес? Ты что мать за дурочку считаешь?
Ешь всё что дают, ничего в тарелке не оставляй, если не хочешь скандала. Я что, зря что ли деньги на тебя потратила, да на такую сумму мы бы всей семьёй ели в три горла…»
Алёнке прочла письмо и тут же сникла. Ей хотелось разреветься, даже присланный матерью рубль в письме был не в радость.
Девчонки, заметив, что Алёнка того и гляди пустит слезу, засыпали её вопросами.
— Ты чего такая кислая, случилось что-то? — спросила Косоротова Света. Алёнка молчала не в силах что-то сказать. Надя Бухарина взглянула на Косоротову и заявила:
— Ты что не видишь, что ей не до тебя? Может у неё дома что-то произошло, что ты к ней пристала?
— Так я хотела ей помочь, вдруг помощь нужна, — оправдываясь ответила Света.
Алёнка призналась:
— Да, девочки, мне помощь нужна: мамка написала, если я за месяц отдыха на килограмм не поправлюсь, то она весь санаторий по кирпичикам разнесёт.
— Да не сможет, — возразила Бухарина, — кто ей позволит?
— Ага, не сможет, ты мою мамку не знаешь, — возразила Ширяева.
Алдошина Света предложила:
— А ты напиши ей, что поправилась на кило сто и она от тебя отстанет.
— Ты что, врать же не хорошо?! — вытирая пробежавшую по щеке слезу, сказала Алёнка.
— А ты может и не врёшь — может тут весы врут, а ты уже на кило двести поправилась. — Света подошла к Алёнке и ухватила её за щеку, — Щёчки-то у тебя пухленькие стали, так мамке и напиши, чтобы она не психовала. Моя тоже волнуется, что я вес не набираю, а я что в этом виновата, что я такая? Нет, конечно, и ты тоже не виновата. Так что пиши, что поправилась на кило двести.
— Тогда уж лучше на кило триста, — посоветовала Бухарина смеясь.
Косоротова выслушала всех и сказала:
— Врать не по-пионерски, а вот схитрить можно.
— Как это схитрить? — спросила Алёнка недоумевая.
— А вот так, ты перед тем, как на весы встать, воды побольше выпей и в туалет не ходи, терпи до последа. Тебя в понедельник Белла Павловна взвесит, в санитарно-курортной книжке вес напишет и врать не придётся. Поняла?
— Поняла.
— Всё, значит вопрос решён, — гордо сказала Косоротова, — со мной не пропадёшь, Алёнка!
— Спасибо, Свет!
Алдошина Света вздохнула, а потом заметила:
— Странные эти взрослые, требуют от нас — непойми-чего, и сами же врать вынуждают.
— Не врать, — уточнила Бухарина, — а выкручиваться!
© 03.08.2021 Елена Халдина, фото автора
Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данной статьи.
Продолжение 89 Мама тебя любит и папа тоже
Предыдущая глава 87 Письмо от матери
Прочесть роман "Мать звезды", "Звёздочка", "Звёздочка, ещё не звезда"
Прочесть Вы мне нужны