Начало:
https://zen.yandex.ru/media/id/5f3a7c4a810e9753a0b9ffae/rusalochi-skazki-602ea9576ce3da78047bcdea
Простые блюда сытного обеда оказали на него расслабляющее действие, и, опьянённый свежим морским воздухом и несравненным элем Алвы Дьюрхус, он заснул. Непривычная оглушающая тишина и тихий шёпот ветра убаюкали его.
Проснулся он часа через два весьма отдохнувшим и полным сил и, чувствуя энтузиазм, направился на поиски знахарки.
Он застал её копошащейся в своём огороде. На её плечах лежала шаль необычайной формы – в виде бабочки, вывязанная замысловатым рисунком. Он некоторое время наблюдал за её уверенными и неспешными действиями.
Наконец она разогнулась, небрежно откинула волосы со лба и неторопливо повернулась к стоящему за каменной стеной заборчика мистеру Смиту.
- Что вы хотите? – спросила она так, как будто они расстались пять минут назад.
Неприятно удивлённый её замкнутостью, невежливостью и холодностью, он ожидал увидеть, по крайней мере, страх в её глазах. Но его не было. Была только бесконечная усталость и покорность судьбе, весьма напоминавшая обречённость. Это отчасти заставило его воспрять духом.
- Я хочу знать о русалках, - столь же бесцеремонно сказал он. Женщина вздохнула. – Кого я ни спрашивал на вашем острове, все от меня отделываются, как будто я попрошайка на паперти. Вокруг ваших русалок прямо заговор молчания. Что такого ужасного в вашей сказке, что все прямо немеют, когда я их спрашиваю?
Евфимия Ольгердова некоторое время смотрела на него ничего не выражающим взглядом. Мистер Смит поёжился: видимо, именно так – равнодушно и бесстрастно – смотрит удав на кролика перед тем, как его заглотить. Но он вспомнил, как она уступила его настойчивости недавно и рассказала свою историю. Однако сейчас она, видимо, не собирается быть снисходительной.
- На нашем острове, да и на других тоже, русалки – это не повод для шуток или обсуждения в пабе за кружкой пива. Для нас они реальны, они есть. И особой радости нам это не доставляет, - безжизненным голосом сказала «старуха Герда», по-прежнему не проявляя своих чувств.
- Почему? – спросил мистер Смит. Он подошёл ближе, вцепившись в хрупкие прутья калитки.
- Потому что из-за них умирали люди. Потому что они приносили людям горе. И потому что ещё неизвестно, закончилось ли всё или нет. – Евфимия прищурила глаза. – А вам неведомо сострадание. То, что вы называете своим горем, это досада. Злость на то, что устраивающая вас жизнь прекратилась.
Мистер Смит задохнулся: да как может эта паршивая крестьянка говорить ему такое! То, что считал он сам, это одно. Но бросать ему правду в лицо никто не имеет права!
- Да как ты смеешь! – прошипел он, стискивая прутья калитки. Он пожалел, что не может перемахнуть через каменный забор и свернуть шею этой жалкой и ничтожной женщине.
- Значит я права. – На лице «старухи Герды» мелькнула тень удовлетворения. – Возвращайтесь в свой Лондон, езжайте в Америку, в Индию или куда вы там хотели. А здешних жителей оставьте в покое. У них и без вас тяжёлая жизнь. Так не заставляйте их в редкие минуты радости вспоминать печали.
Мистер Смит снова задохнулся. На этот раз от сдерживаемого ужаса: откуда эта женщина знала, о чём он думает? Видимо впервые за многие годы в его душе зашевелилось что-то, что не имело отношения к жажде чужих страданий.
Он медленно отпустил калитку. Евфимия Ольгердова, видя его побелевшее лицо, снова пристально посмотрела ему в глаза и с явной неохотой произнесла:
- Заговора молчания вокруг русалок нет. Лучше я расскажу вам, чтобы вы действительно поняли, что страдаете не вы один. Что страдания других людей для них столь же невыносимы, сколь вы хотите убедить себя в своих.
Мистер Смит добился, чего хотел. Но теперь это не доставляло ему такого острого удовольствия, как он предвкушал: своей проницательностью эта чёртова колдунья испортила ему всё наслаждение. Он затаил на неё глухую злобу. Но уж очень хотелось ему послушать о русалках.
Евфимия Ольгердова скрылась в саду. Потом через некоторое время она вышла из калитки, у которой он стоял, и посмотрела ему прямо в глаза, придерживая рукой шаткие прутья.
- Не надо на меня злиться, - сурово произнесла она, глядя на него. – Вы же не злитесь на зеркало, когда оно отражает морщины, и не ненавидите эхо, когда оно повторяет брань?
Мистер Смит ничего не сказал. Закусив губу, он хмуро последовал за ней внутрь.
Пройдя в уже известную ему комнату с очагом и пучками трав на верёвках вокруг, он опустился на жёсткий стул. Евфимия Ольгердова снова поставила перед ним дымящуюся кружку, из которой исходил терпкий запах трав. Всё так же хмуро понюхав её, мистер Смит обнял её ладонями, чтобы согреть пальцы, совсем как в первое утро в этом доме. В окна забарабанили редкие капли дождя. Запах из кружки, монотонный стук капель, спокойный голос Евфимии Ольгердовой навевали на него состояние, близкое к дремоте. Перед глазами вспыхивали картины того, что рассказывала «старуха Герда».