МакАллен со своей собакой Одри в период бурной молодости заклинает вульвиринов. Напомним, что внешность вульвиринов только фантазия художника.
Когда свиристель поёт, просыпается ветер.
(Сказки старой Гардарики, III том).
Кристофер сидел у каменного очага и смотрел на свои дрожащие руки. В доме пахло мокрым деревом и мятой. За окном темнело, и остров Рогервик, один из самых больших островов древней Гардарики, засыпал под стук холодного осеннего дождя.
В сумерках можно было разглядеть витражные окна колокольни и высокий маяк Рогервика, который освещал путь кораблям, но из совей хижины Кристофер МакАллен видел только бесформенный в темноте лес и лопасти ветряной мельницы. Ему мучительно не хватало светлого перемигивания огней, но в город он идти не решался.
«Она не появлялась под голубым небом пятнадцать лет, с самой Гадары! Тебе наверняка показалось», - говорили Кристоферу снова и снова, отправляя отдохнуть. Но мысли о твари с раскосыми глазами уже несколько дней не позволяли спокойно спать. Он знал, что не ошибся.
А в газетах – ничего. Новенькие «Хроники АБО» валялись на дубовом столе. Кристофер внимательно осмотрел круги газетных листов, и не нашёл даже намёка на то, что Заразы прорывались через границу.
Так сложилось, что Гардарики – страна великих чудес и столь же великих трагедий. Падение Гадары, могущественного, процветающего города, второй столицы, показало, какими бывают трагедии. Выживших пересчитывали по пальцам. Кристофер знал имена каждого. Его собственное имя было седьмым в списке.
Чтобы сдержать дрожь в руках, МакАллен стал комкать газетные листы и бросать их в очаг. Широкое пламя с удовольствием принимало бумажное угощение, превращая спиралевидный текст в тёмный пепел. Вдалеке послышался удар колокола – последний на сегодня.
Полночь.
Колокола скоро успокоились, дождь закончился, и над Рогервиком повисла тишина. Именно в такие часы происходит самое страшное и самое прекрасное.
Но тишина продлилась недолго. В дверь кто-то постучал.
Кристофер глянул на дверь с удивлением. Из-за кресла высунулась рыжая морда Одри. Колли, виляя хвостом, поспешила встречать гостей, как учил Кристофер – молча. Но вот сам МакАллен не торопился открывать. Он никого не ждал.
- У тебя горит очаг, даже не пытайся… - послышалось по ту сторону двери.
- Когда тебя останавливали двери? – вместо приветствия спросил Кристофер, пропуская в дом Олафа Григера.
- Решил не взламывать замки в твой день рождения, - развёл руками Олаф, неуверенно топтавшийся на пороге. Он отодвинул в сторону собаку, пытавшуюся допрыгнуть до лица гостя, и наконец вошел.
Григер выглядел как всегда взъерошенным и слегка бестолковым из-за торчащих ушей. Очки сползли на кончик носа, а на плаще красовались мокрые пятна и грязь.
- Не думал, что кто-то придёт. Мог бы заранее сказать, - пожаловался Кристофер. За ним не водилось привычки ворчать, но сегодня Олаф поставил его в неловкое положение. МакАллен привык сам угощать друзей по праздникам, а сейчас угостить Олафа было нечем. Кристофер не думал праздновать тридцатилетие, а потому ничего не приготовил. Предложить он мог только замороженные овощи и хлеб. Чтобы исправить эту досадную оплошность, МакАллен поставил на огонь чан и чайник. Под ногами рыжей юлой крутилась Одри.
- Ты тоже мог бы сказать, что у тебя проблемы, - без лишних предисловий начал Григер, упав в широкое кресло и откинувшись на спинку.
- А разве есть проблемы?
- Ты не хотел открывать мне дверь. Я предположил, что это неспроста.
Кристофер не ответил, доставая картофель. Они с Олафом замолчали. Пауза была легкой и даже приятной. Они просто сидели молча: Олаф смотрел, как МакАллен спешно готовит ужин, совершенно не праздничный, а Кристофер смотрел, как кипит в чане вода, а в воде – булькают овощи и соя.
- Пару недель назад рядом с Артакатой перевернули чаши, - сам начал рассказ Кристофер, когда были готовы пшеничные лепёшки и суп. Олаф с энтузиазмом принялся за еду, однако слушал внимательно. – Граница ослабла. Пока разбирались, что случилось, в лес пришли браконьеры, и я… Я просто хотел их дождаться и доходчиво объяснить, что они поступают неправильно, - с нажимом продолжал МакАллен. – Но вместо браконьеров ко мне вышла Холера!
Григер поперхнулся супом, Кристофер отвернулся к окну. Лихорадка, Холера и Мор – три беды, которые пугают всех в Гардарики. Если Заразы выходят к людям, обязательно будут потери, редкий визит Заразы обходится без жертв. Потому, на утро, после тревожных ночей, по стране разлетаются новости об умирающих в агонии либо о растерзанных и обглоданных. Кристофер с родителями жил в Гадаре, когда Заразы скопом вышли в город. Он был совсем юн и выжил чудом. Родители погибли. С тех пор чувство вины не покидало Кристофера. Он так и не понял, что пятнадцатилетний юноша мало что мог сделать в бою не на жизнь, а на смерть…
- Ты… - открыл рот Олаф.
- Я уверен! – резко перебил МакАллен, готовый гнуть ложки силой мысли, лишь бы его перестали убежать, что это просто ошибка. – Мне не показалось. Я был трезв. Холера, Олаф. Хо-ле-ра!
- Ты дослушай сначала. Ты об этом сообщил? – примирительно поднял руки Олаф.
От неожиданности Кристофер даже забыл, что разозлился.
- Сообщил. Но мне сказали: «Вы что-то напутали, быть такого не может», - передразнил МакАллен и провёл ложкой по краю тарелки. Одри положила морду на колени хозяина, то ли успокаивая, то ли выпрашивая что-нибудь вкусное. – Говорят, это был кто-то из местных или просто браконьер. Да, браконьер с хвостом и голый…
- Погоди-ка, они даже не прочесали местность? Не созвали туда толпу сторожил, не подняли шум? Ничего вообще? – Олаф хмурился, постукивая пальцами по столу. Будучи специалистом по рунам, он не раз делал так, когда пытался составить сложные расклады, чтобы сосредоточиться.
- А в этом не было смысла. От Холеры ничего не осталось, - на вопросительный взгляд друга МакАллен тяжело вздохнул. – Вульверины её просто порвали.
- Ты им приказал это сделать? – уточнил Григер, но Кристофер покачал головой.
- В том и дело, что я ничего не говорил. Я вообще не мог пошевельнуться. Просто стоял и смотрел, как она приближается, будто мне опять пятнадцать. И это раздражает, Григер! Я ненавижу своё бездействие. Я не могу смириться с тем, что в следующий раз я окажусь рядом с Заразами не один, и подвергну кого-нибудь опасности, что позволю этим проклятым тварям изодрать…
Снова повисла долгая пауза. МакАллен тяжело дышал. Если бы не вульверины – невидимые существа, которых называют живым ветром и которых Кристофер умудрился приручить – он не вернулся бы домой. А ведь Кристофер учит стажёров. Если бы Холера вылезла на острове, когда рядом полно подростков? Их смерть легла бы виной на его плечи.
- Хей, перестань делать это, - неожиданно резко потребовал Олаф, и Кристофер удивлённо поднял на него взгляд.
- Что?
- Жалеть себя. На тебе ни царапины, и для этого не пришлось ничего делать, разве не прекрасно? Я имею в виду, что… - Олаф заёрзал на стуле. – Тебе достаточно просто прийти, чтобы убить эту гадость. Когда я столкнулся с Заразами, а там, я напомню, был Мор, не было поддержки от верных ветров.
- Я себя не жалею, - запротестовал МакАллен, но Григер покачал головой.
- Жалеешь. И хочешь, чтобы другие пожалели. А я не буду! Даже Белояр уговаривал «оставить тебя в покое», как будто ты хрустальный. Нет. Ты просто выдумываешь, но не Холеру, а проблемы, - продолжал отчитывать Олаф, и Кристофер почувствовал себя стажёром, который не сдал нормы за месяц. – Твоё зверье делает работу за тебя, мне б так. Они руны рисовать не умеют?
- Ты не можешь обвинять меня в этом!
- Могу, ичётиков тебе под пол! Ты страдаешь тут неделями, жалуешься, что тебе, видите ли, никто не верит. Да когда мне не верят, я оказываюсь в тюрьме! Вот, что такое «не верят».
То, что в голове Кристофера сложилось в целую трагедию, сейчас прозвучало как плохая байка от старого моряка, которого всё хотело убить, но у этого «всего» никогда не получалось. Он хотел возражать, но аргументов не нашел, и, увидев это, Григер победоносно улыбнулся.
- Тебе Белояр сказал? – только и мог спросить МакАлеен.
Доктор Рогервика, в прошлом – военный врач, нередко латал Кристоферу раны и успел стать ему хорошим другом.
- Да, только он думает, что ты заработался, устал, и вообще, «есть нужно не только траву». Передал успокаивающую настойку, будешь?
Кристофер усмехнулся и покачал головой.
- Почему ты его не послушал? Зачем пришел?
- Чтобы испортить тебе вечер самобичевания, разумеется, - Олаф полез в карманы и вытащил небольшой мешочек. – Подарок принёс, между прочим.
Кристофер хотел протестовать, но вовремя вспомнил, что отказываться от подарков Григера не стоит. Они всегда были полезными и «от сердца», так что отказ мог обидеть руноведа до глубины души. А успокаивать и находить слова так же, как Олаф, Кристофер не умел, поэтому взял мешочек. Оттуда выпала небольшая свиристель, которая была исписана рунами. Сразу становилось ясно, что Григер сам рисовал расклады.
- Эта штука может убить? – на всякий случай спросил МакАллен, разглядывая дудочку со всех сторон.
- Теоретически нет, но я не тестировал, - развёл руками Григер.
- Ты знаешь сказку про пастушка? – спросил Кристофер и по лицу Олафа понял, что он не знает.
- Я рос в Финляндии, - как-то смущённо оправдывался Олаф. – А сказки, которые я тут слышал, точно не детские.
Усмехнувшись, Кристофер сыграл коротенькую весёлую мелодию на свиристели, и на улице заскрипели лопасти мельницы.
- В сказке говорится, что жители деревни чем-то разозлили плохого человека. Тот, чтобы отомстить, наложил на деревню проклятие – древний круговой расклад…
- Какой расклад?
- Там не сказано, но ты бы точно снял, - продолжал Кристофер, поглаживая устроившуюся у ног Одри. – В деревню совсем перестали приходить ветра, и мельница замерла, не давая людям хлеба. Деревня стала голодать, и тогда юный пастушок вырезал себе дудочку, попросил Бельгиляров вернуть ветер и заиграл. Как только он это сделал, завыл ветер и оживил мельницу. С тех пор говорят, что свиристель будит ветра, а такие дудочки носят с собою все пастухи.
Олаф слушал заворожено, как ребёнок, но МакАллену казалось, что думает он не о сказке, а о древних раскладах.
- Эти ветра – вульверины? – спросил, наконец, руновед.
- Некоторые думают, что да. Родители говорили, сказки совсем не сказки. Но было это очень давно, ещё в те времена, когда правили сто восемь семей. Наверное, тогда приручение вульверинов не было чем-то особенным…
- И Заразы людьми наверняка реже закусывали, - рассудил Олаф, и Кристофер поймал себя на мысли, что он совершенно спокоен. Никакой настойки не надо.
- Спасибо, что пришёл, - МакАллин подкинул в огонь дров. Очаг, который занимал четверть просторной комнаты и был почти в человеческий рост высотой, разгорелся ярче. В доме запахло сладким хлебом и чабрецом. – Я боюсь, что однажды про меня забудут, так часто я сижу тут один.
- Тебя не забудут, - серьёзно заявил Олаф, блеснув очками. – Я полагаю, ты переживаешь, что после смерти тебя забудут так же, как забыли про жителей Гадары. Кристофер, тебя знает вся Скупка, все пираты, все контрабандисты, такое себе достижение, конечно, но на Скупке никого не забывают. А я, в память о тебе, буду жить в твоём доме, если ты не против. Тебе он после смерти всё равно будет не нужен, правда?
- Ты меня рано хоронишь!
- Сам виноват!
- В любом случае, не забывай кормить собаку, - кивнул Кристофер, перебираясь с куском фруктового хлеба в широкое кресло.
- Кто б меня не забывал кормить… - пожаловался Олаф. Так они поужинали. Затем Кристофер вышел с Одри на улицу, а когда вернулся, Олаф уже спал, пригревшись в кресле.
Утренний колокол пробил ровно в шесть часов. Кристофер, проводив друга восвояси, убрал успокаивающую настойку в шкаф, а свиристель повесил на шею. Впервые за последние недели тревожность отступила, и МакАллен мог свободно дышать.
Тем же утром в лесу рядом с Гадарой кто-то снова перевернул чаши…
Автор: Ваш Люпин