Далеко не всякий человек знаком с писателем, видел воочию работу криминалиста, и даже журналисты встречаются не слишком часто. Александр Драбкин, победивший в литературном конкурсе имени Петра Комарова в номинации «проза» с повестью «Стройбат», за свою жизнь освоил все три эти ипостаси.
Отчислен по закону
Никита Иванов, «АиФ-Дальинформ»: Правда, что вы настолько плохо учились, что вас отчислили из школы?
Александр Драбкин: То, что отчислили – правда. Причем прямо из первого класса, да еще и всего через десять дней после начала занятий. Но не за неуспеваемость. Я пошел в школу в 1964 году, когда мне еще исполнилось семи лет. А по новому закону, который приняли в том году, ребенок не мог учиться в таком возрасте. Так что пришлось год ждать, а потом во второй раз идти в первый класс. Но, честно признаться, учился я и в самом деле плохо. Занимался чем угодно, только не учебой. Музыкальная школа? Пожалуйста! Техническое моделирование? Почему бы и нет? Бокс? Все мальчики занимаются, а я что рыжий, что ли? Так я проводил время до десятого класса, пока меня вдруг петух в темечко не клюнул – и я решил стать юристом. Бросил все кружки, начал пытаться усиленно наверстать все то, что все остальные усваивали годами. Но не вышло. Дважды я пытался поступить в вуз (ДВГГУ), и оба раза, хоть я и набирал неплохие баллы, но для поступления мне было мало. А так как с высшим образованием тогда не вышло, то мама привела меня на фабрику и поставила к станку токарем.
– А потом вас призвали в армию, где вы и попали в тот самый «Стройбат», о котором потом написали повесть?
– Да, это произошло в 1976 году. Два года я служил в Ангарском военно-строительном отряде. После армии снова вернулся на фабрику токарем, попутно вступил в комсомол, и со временем стал аж вторым секретарем райкома. Но позднее из-за конфликта с влиятельным человеком меня исключили из райкома партии и дали строгий выговор с занесением. В те времена это был «желтый билет», и никто с таким послужным списком людей на работу не брал.
Из журналистов в прокуроры
– Но все же без дела вы не остались?
– Да, нашелся человек, который отважился взять меня на работу – журналист и поэт Леонид Школьник. Так я стал корреспондентом газеты «Биробиджанер Штерн». В дальнейшем я уже сам ее редактировал, потом перешел в «Биробиджанскую звезду», и попутно закончил, наконец, юридический институт. Во время работы в газетах я неоднократно проводил журналистские расследования, несколько из них закончились уголовными делами. И внезапно в 1992 году мне после окончания вуза и с учетом моих расследований предложили работу в прокуратуре Еврейской автономной области. Я согласился. Сначала я был старшим следователем в прокуратуре, потом стал прокурором района, а затем прокурором-криминалистом. Когда в один прекрасный день был создан следственный комитет, мою специализацию выделили, и я стал просто старшим криминалистом. Всего отработал 22 календарных года. За время службы я получил звание почетного работника прокуратуры России, медаль за заслуги лично от Александра Бастрыкина, это не считая награды за раскрытие особо тяжких преступлений.
– Что это были за случаи?
– Например, я в составе опергруппы работал над раскрытием первого заказного убийства в области. Считалось, что их было два, и второе имело все признаки, но в итоге оказалось не заказным. А за раскрытие первого мне присвоили внеочередное звание – «юрист первого класса». Получил его на два года раньше срока.
Пешком с чемоданом
– Как в то время обстояли дела с техническим оснащением?
– В те годы, когда я работал криминалистом, у меня не было машины. Ни служебной, ни, тем более, личной. И вот, допустим, произошло убийство в Облучье, а я в Биробиджане, и мне надо срочно попасть туда. И сотрудники ГАИ (тогда еще было это название) брали меня в свой экипаж, мы доезжали до трассы, там останавливали попутку, она везла меня до поворота на Облучье, и я от трассы 2-3 км пешком шел в райотдел с криминалистическим чемоданом, в котором все инструменты. Весил он немало. Сотовых, чтобы вызвать машину из райотдела, тоже не было, к слову. Так что до того времени, как появилась передвижная криминалистическая лаборатория, я изрядно побегал. А когда в 2011 году из прокуратуры выделили следственный комитет, то у нас был организован отдел криминалистики. У меня появились свои следователи, криминалисты и полиграфолог. Кстати, первое в России дело с признанным судом заключением полиграфолога было именно мое. Противников полиграфа была масса, приходилось бороться за это замечательное устройство. Мы также первые проводили опознание через зеркало. Я написал методичку об этом, и видеофильм снял. Мы эту систему и внедрили.
– Вы были жестким руководителем?
– Я был достаточно требовательным, хотел, чтобы мои ребята выкладывались по максимуму. И как-то раз я решил их проверить: попросил местных сообщить, что, мол, там-то труп. Его там не было, а мы ждали с хронометрами и засекали: через сколько прибудет опергруппа, как она будет оснащена и что станет делать. Такой разбор полетов потом устраивали!
– В вашей работе постоянный негатив – трупы, убийства. Приходилось бороться с эмоциями?
– Со временем привыкаешь. Если бы я поддавался эмоциям при каждом осмотре, то свои два инфаркта получил бы намного раньше. Мне ведь и трупы детей находить доводилось, а потом еще и докладывали, что водитель катафалка, который едет за телом, оказывается, является дедушкой ребенка. Он еще и знать не знал, что в этот раз ему забирать тело собственного внука придется. Я не был черствым, просто когда чуть ли не каждый день видишь мертвых, это становится обычной частью повседневной жизни. Так уж вышло, что и свою родную тетю я осматривал сам. Это не криминал был, она сама умерла. Когда пришел участковый, я сказал ему – «давай-ка, сынок, возьми бланк протокола осмотра происшествия, я сейчас продиктую и закончим это дело». А вот потом…на похоронах я был племянником и там волю эмоциям дать мог.
Рабочая ломка
– Не жаль было уходить на пенсию и оставлять любимую работу?
– Я не совсем ее оставил, так как помимо работы в газете преподаю в университете криминалистику и уголовное право. Но именно оперативку бросить было не то что сложно, а больно. Ты даже не представляешь, что такое работа почти 24/7. Была у меня ситуация, когда за ночь шесть трупов, из них три криминальных. И ты живешь так, на пределе сил и возможностей. И вот попадаешь на пенсию. Утром встал – и никуда идти не надо. Куча времени появляется, хочется что-то делать, куда-то бежать – ты привык жить в таком ритме. Вот я и начал писать стихи, книги…как там говорил Жванецкий? «Надо писАть, как пИсать, когда терпеть невмоготу». И я писал, пришел к редактору газеты «Ди Вох» и спросил, могу ли я писать для них. Так я снова стал работать в газете, и она избавила меня от этой ломки. Но меня и сейчас тянет на ту работу, которой я тогда занимался. Меня всегда будет туда тянуть.
– Так вы стали писателем уже на пенсии?
– Нет. Стихи начал писать еще будучи на службе, и в 2006 году выпустил два сборника «По дороге к зиме» и «Пора возвращаться». Вступил в союз писателей как автор стихов. Затем опубликовал книгу рассказов о Биробиджане и моей матушке под названием «О чем помнила моя мама». Далее в 2018 выпустил книгу «Песни моих улиц», и вот в нее как раз вошла повесть «Стройбат – Команда 220», за которую я и получил награду. Ее потом опубликовали в журнале «Дальний Восток», а потом она попала на конкурс имени Петра Комарова, где я и стал победителем. Ранее мне уже довелось в 2012 году занять первое место в этом конкурсе, но тогда как автору рассказов, а теперь как автору повести.
– «Стройбат» автобиографичен, или там есть художественные допущения?
– Честно говорю: все так и было. Все образы, ситуации, начиная с бокса в бане и заканчивая тем, как я зарядил в лицо подполковнику Мешко, это все реально и ничего не придумано.
– Над какой книгой работаете сейчас?
– Творческими планами я обычно не делюсь. Потому что их у меня никогда нет. Я кот, который гуляет сам по себе. Но если говорить о том, что уже в процессе, то сейчас готовится издание книги моих рассказов на двух языках – русском и идише. С радостью бы сказал, как она называется, но еще и сам не знаю.
