«Это общество «ням-ням», которое может зарезать один волк. Вы понимаете? Один волк». Эти слова еще в 1988 году тихо, сухо, но с невероятной страстью оставил вам перед смертью 80-летний ветеран советской военной контрразведки
Введение, Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5, Часть 6, Часть 7, Часть 8, Часть 9, Часть 10
С начала публикации цикла статей прошло 2,5 месяца. Они продемонстрировали, что демонизация России, ее руководства, ее граждан и союзников России находится на историческом максимуме. Это не просто подготовка к войне. Это уже война. И не только информационно-психологическая война, которая всегда предшествует «горячей войне».
После выхода предыдущего номера газеты были явлены последователи литовского «оранжевого чудовища» Аудрюса Буткявичюса (см. «Томскую НЕДЕЛЮ» от 19.03.2021 г. № 12): задержана группа связанных со спецслужбами Запада граждан Белоруссии, готовивших физическую ликвидацию Александра Лукашенко и членов его семьи, а также военный переворот в Белоруссии. Одновременно на Донбассе огромными усилиями удается сдерживать крупномасштабное вторжение проамериканской киевской хунты. При этом Владимир Путин демонизирован до статуса убийцы — крайней степени демонизации в американской политической культуре.
На уровне официальных политических концепций за этот период Запад заявил, что ключевым противоречием современной эпохи является разделении мира на демократию западного образца и авторитаризм — агрессивные и кровавые Китай и Россию. Это стало возможно, когда в сознании масс фашизм и коммунизм, в результате демонизации последнего, оказались уравнены, объединены понятиями тоталитаризм и авторитаризм.
Обозначив в начале статьи литовские события 1990–1991 гг. как почву, на анализе которых можно выявить алгоритмы демонтажа СССР, неделю назад мы с вами остановились на задаче рассмотреть массовое сознание, как условие успешности этих алгоритмов. Нам придется несколько отойти от современных «новостей демонизации» — информационно-психологической войны последних лет. Начать придется со времен Второй мировой войны, в период которой в США была выращена плеяда интеллектуалов, чье «творчество» в некотором смысле завершал Теодор Роззак, на упоминании которого в конце предыдущей части статьи мы остановились.
Общество «ням-ням»
В 1942 г. в США было создано Управление стратегических служб (Office of Strategic Services) — УСС. В нем объединили ранее разрозненные разведывательные ведомства. После войны УСС преобразовано в ЦРУ.
Ведомство создавалось не только как разведывательное. Его фактический создатель Уильям Джозеф Донован, бывший «смотрящий» от США при штабе адмирала А. В. Колчака во время Гражданской войны, подбирал интеллектуалов, которые могли прогнозировать и моделировать возможное будущее. Их круг широк, но в рамках статьи мы рассмотрим только тех, кто предшествовал двум Теодорам — Роззаку и Шанину.
В контексте «маркировки» России и Китая как авторитарных обществ, вспомним авторскую передачу на телеканале «Культура» профессора ВШЭ Александра Архангельского (в 2020 г. назад он выступил против принятия поправок в Конституцию РФ и в поддержку протестных акций в Белоруссии).
Тогда, в 2007 г., гостем Архангельского был Теодор Шанин, который представил концепцию одного из интеллектуалов УСС, доктора социологии Йельского университета и сотрудника «Центра русских исследований» Гарвардского университета Баррингтона Мура. Она изложена в 1966 г. в книге «Социальные истоки диктатуры и демократии» и переиздана ВШЭ в 2016 г. на русском языке (также Мур написал книги «Советская политика — дилемма власти: Роль идей в социальных изменениях», 1950 г., «Террор и прогресс, СССР: Некоторые источники перемен и стабильности в Советской диктатуре», 1954 г.).
Концепция Мура в том, что переход от традиционного аграрного общества к современному урбанистическому происходил в истории тремя путями: 1) буржуазные революции, в результате которых возникает либеральная демократия (Великобритания, Франция, США); 2) «революции сверху», осуществляемые авторитарным государством и в конечном итоге приводящие к установлению фашистских диктатур (Германия, Япония); 3) крестьянские революции, приводящие к возникновению коммунистических режимов (Россия, Китай). Шанин прокомментировал: «…есть страны, где крестьянство восстало, смело прежний строй, или помогло смести прежний строй, и создало строй, который, к сожалению, не был его строем, а стал строем других людей, которые употребили крестьянство. Это СССР, Китай и Вьетнам».
Шанин, соглашаясь, что крестьянство как класс исчезло не только в СССР, но и во всем развитом мире, отметил, что источник энергии развития общества, каковым является модернизация крестьянства, порождает проблему соединения этой энергии с направляющей волей элиты, которой в СССР стала коммунистическая интеллигенция. Отказывая массам в возможности обрести способность «…думать систематически, ответственно и так далее…», Шанин утверждает, что думающие люди есть, но… «Они не большинство. Они не могут быть большинством, если подумать. Это — несомненно». Совместные рассуждения Шанина и Архангельского завершились констатацией последнего, что и в будущем может сложиться ситуация, которая дает интеллектуалам (элитам) шанс взять под контроль общественную энергию: «…надо готовиться».
Вот УСС и готовилось: моделировало будущее и подталкивало молодежь к специфической трансформации сознания. Напомним читателям, каким в послевоенные годы было общество на Западе. В массовом сознании доминировал ясный факт: коммунизм сокрушил фашизм, перед которым спасовало западное буржуазное общество. Коммунистические идеи и идеи национального освобождения колониальных стран доминировали в массах. В молодежной среде царили культы Троцкого, Мао Цзедуна, Сталина, Ленина, но при этом они складываются в идеологию, которую принято называть «новые левые»: явление очень далекое от советского коммунизма. Молодежный протест против буржуазного мироустройства был политизирован.
Идолом «новых левых» на Западе был второй представитель змеиного клубка «интеллектуалов УСС» — Герберт Маркузе, еврей, ветеран Первой мировой войны на стороне Германии, участник революционных событий 1918 г., покинувший родину из-за нацистов. Маркузе — автор книги «Одномерный человек», изданной в 1964 г. Тысячи этих книг, подняв над головой, несли молодежные демонстранты по всему Западу в 1968 г.
Маркузе смог осуществить сдвиг западного массового сознания от классовых требований в сторону требований личной индивидуальной свободы. Как бы выступая за обновление марксизма, он при этом заявлял, что пролетариат не имеет исторической миссии осуществить переход к коммунизму. Объяснял он это тем, что достигнутый Западом уровень благополучия рабочего класса создал «общество потребления», которое развратило всех. Как на Западе, так и в СССР, произошло омещанивание пролетариата. Разрушительное для СССР решение, когда Хрущев сделал ставку именно на мещанство, отражало указанную тенденцию. В этих условиях философ и психоаналитик Эрих Фромм, далекий от УСС, но идейно близкий к Маркузе, дал новому качеству советского общества меткую оценку: гуляш-коммунизм.
В книге «Одномерный человек» нет положительных героев: в обществе потребления все жертвы, все зомбированы, никто не действует по собственной воле. По оценке Маркузе западный человек одномерен, поскольку им манипулируют средства массовой информации, которые внедряют в каждое индивидуальное сознание ложные потребности и культ потребления. Общество мещан стало бесклассовым обществом, борьба классов, как источник исторического развития, исчезла. В этих условиях Маркузе декларирует, что революционная энергия имеется только у маргиналов, которые, однако, не занимаются борьбой, а только декларируют свое неприятие общественной системы и ее ценностей.
Думаю, что указанная характеристика маргиналов помогает читателю понять, какими именно исследованиями в поисках источников «революционной энергии» занимается наш бывший земляк и «герой» 9-й части статьи Сергей Красильников («Томская НЕДЕЛЯ» от 09.04.2021 г. № 15). Совсем не безобидными оказываются все эти исследования «на русском материале» тем «раскрестьянивания» и отечественных маргиналов. Это не только демонизация коммунизма, но это и поиск социальной энергии, которую в нужный момент, по словам Архангельского, готовятся направить в нужное им русло наследники «интеллектуалов УСС».
Однако, у западной молодежи 1960-х гг. были и иные идолы. Еще одним соратником Маркузе и Мура по УСС был Норман Оливер Браун, который сыграл знаковую роль в так называемой сексуальной революции на Западе.
Он является автором книги «Тело любви», опубликованной в 1966 г., посвященной «роли эротической любви в истории человечества», описанию «борьбы между эротизмом и цивилизацией». Современные маргиналы Запада, относящиеся к ЛГБТ, не сами появились, откуда ни возьмись. Их культивировали. Когда после войны потребовалось остановить революционный марксизм, то в него в условиях «общества потребления» начали вставлять индивидуалистические компоненты. «Новые левые» уже были носителями таких вставок в марксизм. В их сознании уже доминировал псевдомарксистский приоритет личностных прихотей, в том числе в сфере интимных отношений. В наши дни в составе Демократической партии США носители этого, маргинального для российского читателя сознания составили ударную силу, приведшую Джозефа Байдена в президентское кресло.
Переход к этому «человеческому типу» и был отражен в «творчестве» Теодора Роззака, явившего миру манифест сверхнового человека — бездуховного эгоцентричного потребителя, мещанина XXI века, отвергающего любую социальную ответственность и готового разрушать любые социальные структуры и нормы ради своих плотских потребностей. Анализируя тексты Роззака, попытаемся увидеть, что, во-первых, 30 лет назад именно вожделевшее наслаждений мещанство явилось инструментом демонтажа СССР, а, во-вторых, дадим повод читателю всмотреться в свое сознание, вслушаться в голоса мемов, наполняющих его.
Как и ранее, описывая некое негативное явление и персон, его олицетворяющих, постараемся показать тех, кто предупреждал нас о надвигающейся катастрофе. Детальный анализ теории Роззака и относящихся к ней социальных явлений еще в 1980 г. дал философ и социолог Юрий Николаевич Давыдов (1929–2007), главный научный сотрудник Института социологии Академии наук СССР и профессор МГУ. В сотрудничестве с литературоведом Ириной Роднянской он написал монографию «Социология контркультуры (инфантилизм как тип мировосприятия и социальная болезнь)». Роднянская — автор ее первой главы.
Давыдов указывал, что в выдвинутом Роззаком лозунге контркультуры заведенная в тупик энергия молодежного бунта «новых левых» получила, казалось, новый выход, так как отвергла узко-политическое содержание молодежного протеста, сдвинула сознание протестующих в сторону метафизических проблем личности. То есть канализировала «энергию отрицания» в иное, не политическое, русло. И ранее в протестах участвовало наркотически-мистическое крыло, свойственное хиппи и битникам, но оно было подвергнуто отрицанию «новыми левыми», которые сами подверглись отрицанию (отрицание отрицания) контркультурой, которая более метафизична и аполитична.
Политический протест стал подчинен метафизическому: «…авторам типа Роззака… без большого труда удалось доказать молодым бунтарям, быстро разочаровавшимся в политике, что этот поворот дела не так уж далеко уводит их от «новых левых» идеалов и даже, наоборот, выявляет подлинный их смысл, хотя и не вполне осознанный раньше». Якобы и ранее речь шла о том, чтобы с помощью революции «нового левого» толка освободить мир не только от «позднего капитализма», но и от всех коллизий, драм и трагедий, связанных с конечностью индивидуального человеческого существования, его ограниченностью пространством и временем, с обреченностью индивида рано или поздно умереть.
Так сказать, зачем тебе, мещанин, напрягаться в создании социальных структур и культурных ценностей, если ты умрешь как обычный баран? С манифестом Роззака бунт обнаружил тенденцию быть бунтом против социальности вообще. «То, что было неосознанным «подтекстом» движения «новых левых», в контркультуре выражено не просто «открытым текстом», но и резко закурсивлено. Мистика контркультуры раскрылась молодым бунтарям, разочаровавшимся в политике, как артикулированное содержание их собственного «подсознания», как выражение того, к чему они стремились, но не признавались в этом даже себе, когда занимались «новой левой» политикой».
Давыдов поставил задачу проанализировать «контркультуру» как культурно-исторический феномен, то есть выявить тип личности, названный им «котркультурным». В 1980 г. он не мог открыто указать то, что очевидно сегодня: фрагменты контркультурности присутствуют в сознании советских и постсоветских людей как значимый элемент — ядро одной из половинок, на которые расколота душа каждого современника. Роззак предлагал контркультуру как интегральную идею нового миропереживания нонконформистской молодежи. Но на деле человек, частично сохраняя, как минимум на уровне ритуалов, следование культуре и традиционной нормальности, тем не менее частично погряз в неверии в любую культуру и миропереживании, что он просто смертное животное.
Понятие «буржуазности» искусственно распространялось Роззаком на все отторгаемые явления культуры в глубь веков. Для этого он утверждал, что главный объект борьбы не милитаризм, породивший вторжение во Вьетнам, не частная собственность на средства производства, а некая свойственная любой цивилизации технократия, проявляющаяся в пренебрежении окружающей средой, в идеологической манипуляции общественным сознанием и других опасных проявлениях. Роззак требовал понять технократию метафизически, так как корни технократии в науке Нового времени, в рационально-научном типе сознания новоевропейского человека, в научно-техническом разуме, неизбежно возникающем в лоне этого типа сознания.
По Роззаку бороться с технократией — бороться с научно-техническим разумом, с рационально-научным типом сознания. Осуждать только политическое насилие якобы недостаточно, так как бесчеловечность современной цивилизации — это бесчеловечность науки и рационального сознания. Он требовал пренебречь политическими идеями, так как якобы «правые», «левые» и «центр» ведут борьбу за одни и те же ценности — ценности технократии. Бунт контркультурной молодежи должен носить надполитический характер, быть прорывом к внесоциальному существованию человека.
Только так по Роззаку молодежь 60-х, то есть дети «среднего класса» в «обществе потребления», могут сохранить детскую инфантильную «свободу» в том смысле, что фактически в детстве они не были обременены обязанностями. А вступление во взрослую жизнь сворачивало эту «свободу» и обременяло «необходимостью», требующей самостоятельности. Роззак указывал, что в сознании каждого присутствует шок от включения в «царство необходимости», бунт против которого выливается в поиск различных «стилей диссидентской жизни».
В этом инфантилизме Роззак видит плюсы. Подоплекой такого диссидентского существования является элементарное нежелание трудиться, «включаться в суровый ритм труда». Возможно, что в таких установках истоки современной молодежи по экспериментам с нетрудовыми «стилями жизни». Давыдов поясняет: «Речь идет о хаотически-богемной, капризно-раскованной, гедонистической чувственности, условием утверждения которой (во всяком случае среди отпрысков «средних классов») была, по Роззаку, кибернитезированная «экономика изобилия».
И вот здесь Роззак указывает на новый источник социальной энергии: озлобление, как реакция на любое столкновение с «упругой реальностью». Повод — любое препятствие к удовольствию, к удовлетворению прихоти. Роззак фактически признает, что это патологическая энергия, якобы накопленная тысячелетиями развития культуры — уздечки, надетой на звериное нутро человека. Он утверждает, что ужас перед своей смертью делает историю культуры и цивилизации «историей болезни». Что это история самоподавления человека и его самоотчуждения, что это «культивированный невроз».
Истеричное бегство от рационального самосознания в романтику мемов, в замену понятий чувствами Роззак пытается объяснить тем, что с обретением «трезвого» сознания якобы возникает паталогическое состояние человеческой психики, изначальная гармония жизни и смерти в жизненном процессе разрушается, начинается заболевание человека «страхом смерти». В этом Роззак поддерживает Брауна, который также выдвинул тезис, что «история болезни» сознания отдельного человека якобы повторяет «историю болезни» человечества, истории культуры и цивилизации.
Для Роззака и Брауна энергия, тысячелетиями питавшая культуротворческие силы Человечества, является «эманацией больной психики, как результат болезненного противоборства жизни и смерти, «невротически» отвергающих друг друга». Для них культура — раковая опухоль на теле человечества, а Маркузе, не высказавший сомнения в легитимности самого факта человеческого сознания, признается недостаточно глубоким мыслителем.
Как каждый из читателей сам оценит присутствие указанных установок в своем сознании — дело интимное. Но хочется, чтобы у читателя сложилось понимание, на какую глубину продумывались механизмы мотивации людей, массы которых толкнули на демонтаж СССР. И как их включают сейчас, эксплуатируя чувства озлобленного потребителя. Сначала вас демонизируют, в глазах врагов вы теряете право на жизнь. Потом молоденькой девчушке объявляют, что вы — препятствие на пути к вожделенным кружевным трусикам, которыми так манит Евросоюз. И вот эта девчушка уже деловито разливает «коктейль Молотова», чтобы вас сжечь. Так и произошло 7 лет назад, когда озлобленные украинские мещане, которым в голову сделали иррациональную вставку романтики «украинства», во главе с неонацистами сожгли людей в одесском Доме профсоюзов.
Чем российские навальнята лучше? Все последствия применения технологий «интеллектуалов УСС» написаны на их лицах и звучат в их словах-мемах. В нужный момент у них будут вожаки, которые, по словам Архангельского, занимаются соответствующей самоподготовкой и умеют мыслить. Вопрос в том, мобилизуется ли в ответ на их агрессивный выпад современное общество, которое, увы, состоит из инфантильных мещан. Ведь признаемся, ответа на расправу в одесском Доме профсоюзов не последовало. Миллионная Одесса, которая до расправы выходила на 300-тысячные антибандеровские шествия, после расправы ворчливо расселась по своим мещанским углам.
Сергей Кургинян, очевидец того, как в людях разжигалась озлобленность в конце 80-х гг. в Нагорном Карабахе, рассказывал, что обратился тогда за консультацией к 80-летнему ветерану советской военной контрразведки, хорошо понимавшему природу происходящего. Прощаясь, старик тихо, сухо, но с невероятной страстью попросил передать в Москве тем, кто еще способен понимать: «Это общество «ням-ням», которое может зарезать один волк. Вы понимаете? Один волк».
Продолжение следует
Азамат Уалиев