23 сентября 1862 года Лев Николаевич Толстой женился на Софье Андреевне Берс. Ей на тот момент было 18 лет, графу — 34 года. Вместе они прожили 48 лет, до самой смерти Толстого, и брак этот нельзя назвать лёгким или безоблачно счастливым. Поначалу из чувства строились исключительно на взаимной привязанности, но постепенно находилось все больше поводов для конфликтов, супруги стали отдаляться и даже пытаться сбежать от друг друга (что особенно часто приходило в голову именно Льву Николаевичу). Тем не менее Софья Андреевна родила графу 13 детей, опубликовала и прижизненное собрание его сочинений, и посмертное издание его писем. Толстой же в последнем послании, написанном супруге после ссоры и перед тем, как отправиться прочь из дома, в свой последний путь до станции Астапово, признавался, что любит её, несмотря ни на что — только вот жить с ней не может.
Толстого считали отвратительным супругом, а Софью Андреевну - чуть ли не великомученицей. Хотя все зависело от того, кто рассказывал об их взаимоотношениях: приверженец позиции Льва или близкий человек Софьи. Одно можно сказать уверенно: каждый из супругов нередко доводил другого до точки кипения. Чем же было вызвано такое отношение к этой паре и какой была правда?
Рано потерявший мать Лев Николаевич с молодости испытывал практически маниакальное тяготение к женскому полу. Истории о его любовных похождениях ходили в кругах всех его знакомых с завидной регулярностью, да и сам Толстой записывал многие из них в своих дневниках, которые еще всплывут в его семейной жизни. Однако он не уставал искать идеал, который сам себе придумал, но, как вы понимаете, встретить такую девушку оказалось задачей не из простых. Он выработал целый свод правил, которых должна была придерживаться его будущая супруга.
С юной Соней Берс он познакомился, когда она была еще ребенком. Но тогда он не обратил должного внимания на юную барышню и продолжил «придаваться разврату», как он сам это называл. Но годы шли. И вот Софья Берс, уже прелестная девушка с сильным характером, вместе с семьей в 1862 году остановилась в Ясной поляне по пути в дедовское имение.
Вернувшийся в тот момент после службы на Кавказе Толстой обнаружил перед собой уже не маленькую девочку, с которой когда-то ставил домашние спектакли, а очаровательную девушку. Пообщавшись с ней один на один, он удивлено сказал: «Какая вы ясная!». Берсы явно замечали интерес графа к одной из своих дочерей, однако долгое время считали, что свататься Толстой будет к старшей Елизавете. Какое-то время он и сам сомневался, однако после очередного дня, проведённого с Берсами, принял окончательное решение.
Скоро Лев Николаевич попросил у Берсов руки их дочери, предварительно отправив Софье письмо, чтобы убедиться, что она согласна: «Скажите, как честный человек, хотите ли вы быть моей женой? Только ежели от всей души, смело вы можете сказать: да, а то лучше скажите: нет, ежели в вас есть тень сомнения в себе. Ради Бога, спросите себя хорошо. Мне страшно будет услышать: нет, но я его предвижу и найду в себе силы снести. Но ежели никогда мужем я не буду любимым так, как я люблю, это будет ужасно!». Он переживал и об их разнице в возрасте, и о своей репутации, которая могла бы запятнать честное имя столь прелестной девушки, и о том, что попросту недостоин быть счастливым. Софья, несмотря на все эти домысли и мрачный тон письма, немедленно ответила согласием. Толстой был необычайно счастлив в тот момент.
Желая быть честным с будущей женой, Толстой дал ей прочитать свой дневник — так девушка узнала о бурном прошлом жениха, об азартных играх, о многочисленных романах и страстных увлечениях, в том числе о связи с крестьянской девушкой Аксиньей, которая ждала от него ребёнка. Софья Андреевна была шокирована, но, как могла, скрывала свои чувства, тем не менее память об этих откровениях она пронесла через всю жизнь. Говорили, что поначалу она даже думала отказаться от этого брака, но прислушалась к доводам матери, которая объяснила, что у всех есть прошлое, и нередко оно не самое приятное, просто стоило не раскрывать все это невесте так сразу, но такую оплошность можно и простить, если сильно любишь. А Софья любила.
Свадьбу сыграли всего через неделю после помолвки — родители не могли сопротивляться напору графа, который хотел обвенчаться как можно скорее. Ему казалось, что после стольких лет он нашёл наконец ту, о которой мечтал ещё в детстве.
Первым делом, привезя в дом молодую жену, он уволил управляющего. Теперь жена должна была следить за поместьем, вести всю бухгалтерию, готовить продукты, идущие на кухню, и заменять повара, когда он бывал пьян. Совсем еще юная девушка взяла на себя заботу о хозяйстве, постепенно привыкая к сельской жизни. Детей она тоже воспитывала сама, без нянек и гувернанток. С годами, когда Толстой все сильнее уверялся в правильности своей философии, по которой ему следовало отказаться от всех дворянских благ и жить наравне со всем крестьянским населением, именно на плечи его супруги ложилось все больше и больше обязанностей. Несмотря на тяжёлую первую беременность, жена не только продолжала заниматься домашними делами, но и помогала мужу в его работе — переписывала набело черновики. Толстой не имел обыкновения давать тексту вылёживаться и отдавать на переписку исправленное, а вносил исправления вдруг, по одному - по два, и каждый вариант Софья должна была записать. Порой она занималась этим ночами, когда муж точно не мог прервать ее труд, если ему неожиданно нашло вдохновение. Все это воспринималось Львом Николаевичем как должное. Он часто переживал о своих внутренних терзаниях, но никогда не интересовался, что же творится на душе его жены.
Однако Софья не была светлым ангелом, в ней тоже хватало отрицательных черт. Главной из них, пожалуй, было нежелание делить супруга с кем бы то ни было. Она ревновала Льва даже к собственной младшей сестре, а однажды писала, что в некоторые моменты от этого чувства была готова схватиться за кинжал или ружья. И, говорят, что злость эта была оправдана: якобы каждую беременность жены Толстой проводил в похождениях по крестьянкам в своей деревне.
После шестого ребёнка врачи предупредили: организм матери так изношен, что младенцы будут рождаться мёртвыми или погибать в очень раннем возрасте. Ей рекомендовали подождать со следующей беременностью. Толстой ждать, конечно же, не стал. Выполнение супружеских обязанностей было важной составляющей брака, отказываться от которой писатель не хотел ни при каких обстоятельствах. А все негативные последствия - это проблемы жены, ей надо посильнее беспокоиться о своем здоровье. В какой-то момент он даже заявил Софье Андреевне: «Если ты больше не будешь рожать, зачем ты мне вообще нужна?». Стало быть, все остальные взваленные на жену функции он старался не замечать.
При этом он не уставал указывать жене на все доставленные ему обиды, часто придирался на пустом месте и превращался в настоящего домашнего тирана. Все это он считал борьбой за нравственность. Правда, правилам его должна была подчиняться жена. Для себя же он таких сводов не писал.
Софья Андреевна писала в дневнике, что, когда она весела, общается с людьми, расцветает, муж делается мрачен. Когда же ей тяжело, он, напротив, становится мил, заботлив и счастлив. Возможно, дело было в том, что Софья не разделяла так называемого «толстовства», то есть учения, в которое с головой погрузился ее супруг. Лев Николаевич требовал беспрекословного следования его правилам, которых из года в год становилось все больше. Порой он даже сам себе противоречил: то говорил, что хочет отказаться от авторских прав на все свои произведения и отдать их народу, то, наоборот, намеревался получать с них прибыль, но тратит ее на благо общества. Он раздаривал все имущество, сам практически ничего не покупал и максимально старался заниматься ручным трудом. Софья же, не желая вникать в то философское учение, что за всем этим скрывалось, стремилась лишь сохранить свою семью в достатке. Она искренне переживала, что такими темпами муж вскоре оставит их без крыши над головой и с боем отстаивала интересы в первую очередь детей.
Первые двадцать лет прошли почти безоблачно, однако обиды в семье копились. В 1877 году Толстой закончил работу над «Анной Карениной» и почувствовал глубокую неудовлетворённость жизнью, что огорчало и даже обижало Софью Андреевну. Она, пожертвовавшая ради него всем, в ответ получала недовольство той жизнью, которую она так усердно для него обустраивала. Нравственные искания Толстого привели его к формированию заповедей, по которым теперь надлежало жить его семье. Граф призывал, в том числе, к самому простому существованию, отказу от мяса, алкоголя, курения. Он одевался в крестьянскую одежду, сам делал обувь для себя, жены и детей, хотел даже отказаться от всего имущества в пользу сельских жителей — Софье Андреевне стоило огромных трудов отговорить мужа от этого поступка.
Однажды Софья Андреевна серьёзно заболела. Чтобы выжить, ей требовалась хирургическая операция: удаление гнойной кисты. Иначе её ждала не просто смерть, а смерть мучительная. Был вызван доктор. Он поговорил с Толстым, и реакция писателя его неприятно поразила. Сначала Толстой ответил решительным отказом и только под давлением близких и врача сказал, мол, делайте, что хотите. Дочь Толстых, кстати, подмечала, что отец вообще любил наблюдать за тем, как кто-то болеет. В том числе и за собственной женой. Когда ей было особенно плохо, он, как понятный зритель, смотрел на это со стороны и даже получал какое-то необъяснимое удовольствие.
Впервые крупно поссорившись с Софьей Андреевной, Толстой ушёл из дома, а вернувшись, уже не доверял ей рукописи — теперь обязанность переписывать черновики легла на дочерей, к которым Толстая тоже очень ревновала. Подкосила её и смерть младшего ребёнка, Вани, — он не дожил и до семи лет. Это горе поначалу сблизило супругов, однако ненадолго — пропасть, разделившая их, взаимные обиды и непонимание подтолкнули Софью Андреевну искать утешения на стороне. Она занялась музыкой, стала ездить в Москву брать уроки у преподавателя Александра Танеева. В нем женщина нашла для себя поддержку, которой ей так не хватало. Её романтические чувства к музыканту не были секретом ни для самого Танеева, ни для Толстого, однако отношения так и остались дружескими. И все же граф не смог простить эту «полуизмену».
Большой проблемой для их семьи стало тесное общение Льва Николаевича с Четковым, который в какой-то момент стал практически жить вместе с ними. Софья Андреевна ругалась, нервничала, подслушивала их разговоры и ставила ультиматумы. Но ничего не могла изменить. После смерти Толстого именно Черткову было доверено заниматься изданием произведений и писем писателя, что вызвало во вдове настоящий гнев. Она наотрез отказалась отдавать принадлежащие ей письма и рукописи и долгое время буквально воевала на свое право распоряжаться ими.
Толстой считал себя непонятым. Ему казалось, что жена, которая, по его убеждению, должна была стать его главным соратником и почитателем, не хочет или не может понять всю суть тех мыслей, что он ей доносит. Например, когда Софья Андреевна в очередной раз была беременна и чувствовала себя крайне дурно, она решила прогуляться по саду. В этот момент к ней подошел супруг и стал с упоением рассказывать о том, какие эмоции одолевают его душу, и о том, какую вину он испытывает перед всем человечеством. Софья же, находясь не в лучше расположении духа, наконец, собралась с мыслями и высказала ему все, особенно указав на то безразличие, которое он испытывает к ней, заботясь о своей вине перед человечеством. Обидевшись, Толстой оставил жену, которая уже чуть ли не валилась с ног. До дома ее довел один из сыновей и помог улечься в постель. Вернулся домой Лев Николаевич уже за полночь. Софья Андреевна, переживая о своем здоровье, подошла к нему и сказала, что, может, умрет, не перенеся эти роды. Толстой же посчитал, что раз она первая пошла на разговор, значит признала свою вину. И продолжил рассказывать ей свои мысли ровно с того момента, на котором остановился. О здоровье жены он так и не спросил.
В последние годы взаимные подозрения и обиды переросли почти в маниакальную одержимость: Софья Андреевна перечитывала дневники Толстого, отыскивая что-то плохое, что он мог написать о ней. Он ругал жену за излишнюю подозрительность: последняя, роковая ссора произошла с 27 на 28 октября 1910 года. Толстой собрал вещи и ушёл из дома, оставив Софье Андреевне прощальное письмо: «Не думай, что я уехал, потому что не люблю тебя. Я люблю тебя и жалею от всей души, но не могу поступить иначе, чем поступаю». По рассказам домашних, прочитав записку, Толстая бросилась топиться — её чудом удалось вытащить из пруда. Вскоре пришла информация, что граф, простудившись, умирает от воспаления лёгких на станции Астапово — дети и жена, которую он даже тогда не хотел видеть, приехали к больному в домик станционного смотрителя. Последняя встреча Льва Николаевича и Софьи Андреевны произошла перед самой смертью писателя, которого не стало 7 ноября 1910 года. Графиня пережила мужа на 9 лет, занималась изданием его дневников и до конца своих дней слушала упрёки в том, что была женой, не достойной гения. Говорили, что ей стоило бы посильнее прислушаться к тому, что пытался донести Лев Николаевич, и помогать ему во всем, а не спорить и показывать свой характер.
Однако позже, разбирая бумаги, оставленные мужем где-то в столе, Софья Андреевна наткнулась на письмо, адресованное к ней. Написано оно было, как она посчитала, еще во время их первой ссоры, после которой Толстой ушел из дома. В письме этом говорилось, что, несмотря на все ссоры, Лев Николаевич очень ценил то время, что они провели вместе:
«...с любовью и благодарностью вспоминаю длинные 35 лет нашей жизни, в особенности первую половину этого времени, когда ты со свойственным твоей натуре материнским самоотвержением, так энергически и твердо несла то, к чему считала себя призванной. Ты дала мне и миру то, что могла дать, дала много материнской любви и самоотвержения, и нельзя не ценить тебя за это... благодарю и с любовью вспоминаю и буду вспоминать за то, что ты дала мне».
