Все привет, за многие годы своего пьянства судьба меня сводила с разными интересными людьми, про них и рассказываю...
Как сейчас помню, был конец июня месяца. Солнце жарило вовсю, вода в Волге прогрелась настолько сильно, что начала дохнуть рыба и водоросли, а река зацвела так, что даже противно было смотреть на воду. Жара, вонь на набережной и редкие прохожие, которых нелегкая зачем-то дёрнула туда сунуться. У нас же на набережной был свой интерес, у нашей компашки там несколько лет подряд была точка сбора, летом, ближе к вечеру нас туда стекалось человек 5-10, любителей попить пива или ещё чего, потрепаться ни о чём и просто пострадать фигнёй.
В тот вечер нас там собралось человек семь, скинулись своими копейками и организовали 5 литров разливного портвейна, дешёвого, приторного, зато холодного... На жаре, которая и к вечеру не утихла, это пойло оказало своё действие, мы приятно захмелели, но подумывали, чтобы закупиться ещё и перекочевать куда-нибудь, где по прохладнее...
Кто-то, может Дэн, а может Мрачный предложил:
- А пойдёмте к Пашке, у него мастерская в подвале, там стены холодные, наверное!
- А что за Пашка? - это уже я поинтересовался
- Ну на месте и познакомишься, погнали, он всегда гостям рад.
Мы как-то резво собрались, заглянули в разливайку, где взяли ещё несколько баклажек «плодово-выгодного» пойла и двинули в сторону бывшей фабрики, где тогда за копейки всякий около-творческий контингент снимал помещения под мастерские, студии и маленькие производства.
Попетляв по подвалам мы дошли до открытой двери, за которой, среди куч всякого раритетного хлама, холстов, банок с красками и прочей хренотени стоял мольберт, за которым, с кисточкой в зубах, другой кисточкой в руке и стоял тот самый Пашка. Выглядел он как средне-статистический неформал: длинные волосы, джинсы, армейские берцы, единственное, что его футболка была так изляпана краской, что понять, принт какой именно группы на ней был изначально — не представлялось возможным. Когда мы ввалились к нему, он просто махнул рукой в сторону стоящих у стены лавок и столика, пожевал кисточку и принялся что-то добавлять на свое полотно, быстрыми мазками перемещая краску с палитры на холст.
Мы развалились на лавках, выставили на столик пойло, стаканчики и закусь, закурили... Минут через 5 хозяин мастерской отложил свои кисти и присоединился к нам.
- Никак не могу этого Чебурашку хреново нарисовать! - посетовал он, пожимая нам руки и опрокидывая протянутый Мрачным стакан.
- Чебурашку? Зачем тебе Чебурашку рисовать? Ты же вроде больше фантастику да баб голых рисуешь? - сказал Дэн и заржал.
- Халтуру подкинули, веранды в детском саду раскрасить. На месяц минимум работы, вот я сейчас с директрисой эскизы согласовываю... Всех уже утвердил: Винни-Пуха и его шайку, крота этого чешского, психоделического, всяких там Фунтиков, Матроскина и Печкина, «38 попугаев» и «Ну Погоди!»... А вот Чебурашка ей никак всё не заходит...
Мы налили ещё по порции и вылили: «За Чебурашку!». Потом пили просто так и за что-то, уже не помню, потом приехали (Живо)Дёр с Медициной (о них как-нибудь отдельно расскажу) и привезли спирт... Все пили и обсуждали Чебурашку, каким он должен быть, с каким выражением морды-лица, на каком фоне и прочая-прочая.
Я не помню, когда отключился, когда же проснулся, то обнаружил себя спящим на двух сдвинутых лавках, а под голову мне была заботливо подложена баклажка из-под портвейна, замотанная в какой-то мешок. Через узкие окошки под потолком подвала пробивался утренний свет, кроме Пашки в мастерской больше никого не было. Сам же художник усердно чёркал на своём холсте. Увидев, что я проснулся, Пашка добродушно ухмыльнулся и показал на стол, там стояла запотевшая полторашка с прозрачной жидкостью.
- Это нам Дёр с Медом оставили, разведён 1 к 2, ночь в холодильнике постоял, поправляйся, ты же никуда не торопишься, а мне одному скучновато будет - Выдал Пашка практически трезвым и довольно бодрым голосом.
- Ты чего не спал что ли? - выдавил похмельным голосом я, нацеживая себе разведенный спирт в стаканчик и выискивая в россыпи пачек сигарету.
- Вдохновение нашло, да и народ шумный был, идей понакидали. Подь сюда, взгляни.
Я подошёл к его мольберту с эскизом и слегка офигел... Начну с того, что фоном был какой-то город будущего, с небоскребами, шныряющими по воздуху машинами и какой-то орбитальной станцией в небе. Сам же Чебурашка шёл по красной дорожке, со сдержанной и благородной улыбкой, а по сторонам от Чебурашки, за заграждениями стояли герои всяких разных мультиков и аплодировали. Все это было нарисовано довольно чётко и узнаваемо, какими-то незнакомыми для меня карандашами (потом мне сказали, что восковыми).
Я слегка офигел от такого, для меня это было прямо каким-то новым откровением, я не думал, что с одним из любимых мультяшек детства можно придумать и изобразить такое. Это было потрясающе, ново, необычно.
Пашка, с которым мы только вчера познакомились, довольно улыбнулся, что-то ещё подштриховывал и отложил свои карандаши в сторону, подошёл, плесканул себе разведенной спиртяги и произнес, как-бы в пустоту:
- Надо всё упаковать с собой и сгонять к заведующей, а завтра, если утвердят — приступаем. Ты ведь говорил, что без работы сейчас? Пойдёшь помощником?
- Так я же рисовать не умею от слова вообще.
- Так рисовать и не надо, там стены надо будет отмыть, как просохнут штукатурка там, шпаклёвка и валиком фоновый слой, а остальное я сам. Побухаем там в пустом садике, денег нормально заплатят, там через знакомых. Но нужно до середины августа успеть, пока садик детей не принимает, пока всех на лето отдыхать отправили.
Я согласился, делать мне было особо нечего, да и Пашка к себе как собутыльник располагал, да и за бухло переживать особо не надо было. Мы накатили ещё по порции, потом Пашка отправился спать на какой-то топчан, сказав, что 3 часика перед выездом с эскизами к заведующей садиком надо поспать. Я накатил ещё порцию и улегся на уже знакомые мне лавки. Вскочил он по будильнику, схватил какой-то пакет и убежал, буркнув что-то про душ и переодеться. Вернувшись чистым и переодетым свернул в рулон полотно с Чебурашкой и прочие свои эскизы, положил передо мной ключи, предупредив, что если буду уходить до его возвращения, то нужно запереть мастерскую и положить ключи в ведро на противопожарном стенде. Я никуда не пошел, смысла не видел, родители были на даче, брат в походе, а тут ещё оставался разбавленный спирт, какая-то закуска и собранные из разных пачек сигареты.
Пашки не было часа 3, за это время в его мастерскую заглянули какие-то девицы, поинтересовавшись, когда Пашка вернется, они хотели какой-то заказанный портрет забрать, заглянула пара каких-то мутных мужичков, спросив тоже про Пашку и полтинник на опохмел (нормальная по тем временам сумма, бутылка портвейна стоила 23-25 рублей), зашла какая-то женщина в годах, со следами алкоголизма на лице, которая просто молча вымела пол и сгребла в ведро мусор со стола.
Пашка вернулся с очень довольным видом, выставил на стол пакет с едой и спиртом (в нашем городке тогда можно было, зная нужную машину на стоянке бомбил, купить приличного качества осетинский спирт, 96 градусов, по 100 рублей за литровую бутылку).
- Это нам на завтра, чтобы не на сухую работать, чтобы вдохновение не отпускать.
Все его эскизы утвердили, а Чебурашку даже на центральной веранде дали указание рисовать. Мы допили с ним утреннюю полторашку разбавленной спиртяги, договорились, что завтра я приеду сразу к детскому садику, а Пашка заперся в мастерской, проинформировав на прощание:
- Надо отоспаться и никого не впускать, чтобы не пить, с утра ещё за руль и за красками с инструментом.
Со следующего дня началось моё «погружение в мир живописи», Пашка привез банки и вёдра со всякими красками-шпаклёвками-грунтовками, швабры и валики. Несмотря на жару и спирт работа у нас спорилась. Отмытые и загрунтованные стены быстро сохли, фоновая краска высыхала тоже махом. Большую часть дня мы сидели в теньке возле старой котельной и попивали спирт разведенный с растворимым соком, закусывали нехитрыми бутербродами и консервами, слушали с магнитофона (ещё кассетного!) всякую русскую и зарубежную рок-музыку, начиная от «Короля и Шута», заканчива «ELO», «Nazareth» и «Sepultura». Пашка рассказывал, как его в 17 лет выгнали из дома, за пьянки и вписки, которые не вязались с моральными устоями его родителей, военных врачей, как он к своим 30 годам успел побывать в Голландии, Франции, Чехии и Испании, как 3 раза поступал в различные художки и вылетал из них. Рассказывал, что мечтает замутить в какой-нибудь брошенной деревне коммуну, где бы такие как он неприкаянные и пинаемые из дома дарования могли бы творить и не париться о крыше над головой и куске хлеба.
Неспешно и не напрягаясь я свой фронт работ закрыл за неделю, Пашка пихнул мне несколько тысячных купюр и сказал, что дальше будет работать сам, один и пить минимально, чтобы успеть. Я распрощался с ним и укатил с какой-то компанией срезать цветмет, с заброшенного карьера, встретились мы с ним уже осенью, потом несколько раз я бывал на пьянках у него в мастерской, он бывал на пьянках у меня дома. Потом я стал уезжать на заработки в другие города и мы виделись совсем редко.
В 2014 я узнал, что Пашка умер... Неделю отмечал, что какой-то забугорный журнал выбрал его для отрисовки то ли комиксов, то ли иллюстраций, а потом резко перестал выходить в сеть и отвечать на звонки, когда вскрыли квартиру, он уже 2 суток был мёртв, сердце...
А нарисованного им на веранде детского сада Чебурашку я вживую так и не увидел. Увидел только на фотокарточке, в семейном альбоме своей двоюродной сестры, племянник в день выпускного из садика сфотографировался на фоне этой веранды. Уже пообшарпанная, местами смытая и отбитая роспись. Но Чебурашка идущий по красной дорожке улыбался так же сдержанно и благородно, как и на том эскизе, который я с похмелья увидел в Пашкиной мастерской на следующее утро, после нашего с ним знакомства...