Всех причастных - с Днём ВДВ!
Этот рассказ максимально автобиографичен, хотя в нём и присутствуют элементы художественного вымысла, которые, впрочем, не несут какого-то особенно заметного смысла. Так, немножко приукрасил, почему бы нет?! Большинство фотографий взяты из Сети. Имена и фамилии изменены, все совпадения случайны.
Длинная ветка липы, движимая слабым предутренним ветерком, царапала обломленным концом по стеклу окна, за которым зарождался новый день, уже шестидесятый день моей службы в Армии. Звук был негромким, но противным. Туда — сюда, туда — сюда... Вжик — вжик. Вжик — вжик. Нет, она не мешала заснуть, да и спать уже смысла не было — вот-вот, уже совсем скоро раздастся голос дневального: «Рота, подъём!», и тут же, подхваченный сержантами — замкомвзводами, своим многоголосьем сорвёт сотню с лишним бойцов нашей учебной роты (или по простому — «курков») с их спальных мест. А пока — тишина: предподъёмная, звенящая и недолгая. Какой уже раз за прошедшие два месяца я вот так просыпаюсь перед самым подъёмом? Как будто внутри меня своей жизнью живёт будильник, без пятнадцати шесть утра аккуратно щекочущий мне незримой травинкой ухо: «Пашка, вставай, пора...» И я просыпаюсь, молча лежу на своём втором ярусе у окна, слушаю, как скрипит липовая ветка по стеклу и наблюдаю за предподъёмной жизнью казармы.
Сразу подо мной, на первом ярусе, досматривает свой предрассветный сон Мишка Сакулин («Сáкуль»). Он смешно морщит лоб и шевелит губами, будто что-то хочет сказать. Но не говорит. Наверное, это какая-то военная тайна, которую нельзя вот так взять и рассказать, даже во сне. Слева от меня, на втором ярусе, похрапывает и причмокивает Сашка Алексеев, в быту «Алёша», а под ним, рядом с Сакулем, спит тоже Сашка, но Коршунов («Птица»). Мы вчетвером познакомились ещё в Москве, на «Угрешке», на городском сборном пункте, куда были доставлены автобусами из разных районов столицы 8 июля 1987 года. Так, «Птица» «прилетел» из Тушино, Сашка Алексеев — с Сокола, а Мишка Сакуль — со Ждани (Ждановский район столицы), ну, а я — с Красной Пресни. Далее по обе стороны «взводного» прохода на таких же двухярусных кроватях досыпали крайние минуты остальные парни нашего пятого учебного взвода. Все мы были призваны из Москвы, все — после первого курса своих «альма матер», все призвались поздно, после сдачи летней сессии в своих ВУЗах. 10 июля, когда мы только прибыли с железнодорожной станции в расположение нашей «учебки», остальные 4 взвода нашей учебной роты были уже не только сформированы, но и их личный состав уже успешно прошёл КМБ. Мы же КМБ не проходили, мы его резво пробежали!Но это было уже потом, а сначала...
***
...Сначала был Краснопресненский райвоенкомат.
8 июля 1987 года нас, последних призывников района, здесь торжественно встретил сам районный комиссар и его свита в количестве трёх человек — двух мужчин-офицеров и девушки-сержанта, выполнявшей роль стенографистки-секретаря. Нас было всего семеро, и только пятеро, включая и меня, смогли встать в неровный строй. Ещё двое находились в состоянии жуткого анабиоза по причине передозировки алкогольсодержащих напитков. Сначала их родные и близкие попытались было воткнуть безжизненные тела к нам в строй, но один из свиты военкома в чине старлея очень быстро разобрался в готовящейся провокации и, сначала оттеснив провожающих от «хладных тел», осмотрел их внимательно и профессионально, после чего доложил военкому: «Двое стопятидесятых, товарищ майор!» Надо сказать, что никто из нас не обладал в то время армейской терминологией, тем более шуточной, согласно которой «стопятидесятыми» в армии шутливо называли пьяных.
Приказом военкома пьяных отправили домой, отсыпаться «до отрезвления», девушка-сержант выдала их родным новые повестки на вечер. Мы же пятеро после небольшой торжественно-напутственной речи военкома, скорых проводов и быстрых слёз были погружены в «почти новый» жёлтый автобус ПАЗ с надписями «Заказной» и поехали на Угрешскую.
Говорят, сейчас на «Угрешке» и форму выдают, и стригут, и даже кормят. В наше время из всех удобств там были огромные бетонные пустые помещения, туалеты, зассаные и засраные до такой степени, что туда зайти было крайне затруднительно и единственный на весь сборны пункт таксофон, возле которого была вечная очередь из пары десятков человек. Призванный в ряды СА народ кучковался призывными командами, ожидая своих «покупателей», в различных залах сборного пункта. Кто-то где-то бренчал на гитаре и пел всякие актуальные моменту песни, кто-то рассказывал истории за жизнь, но основная масса народа сидела молча, гоняя в мозгах мысли про то, как теперь повернётся к ним судьба. Все, как правило, были одеты в видавшую лучшие дни одёжку, которую не жаль выбросить.
Из пятерых новобранцев, прибывших с Красной Пресни, только я оказался в «команде 20А», четверо других парней, приехавших вместе со мной, скрылись за поворотом. Я же примкнул к небольшой кучке парней, над которой на стене была присобачена рукописная табличка, сделанная из двойного тетрадного листка: «20-А». Коротко и ясно, лаконично и информативно.
«В нашем полку прибыло, товарищи!» — характерно, в стиле Ленина, вытянув в мою сторону правую руку, провозгласил одетый в серо-голубой свитер с огромной дыркой на правом боку парень. «Знакомимся, знакомимся, товарищи! Я — Александр Алексеев, с Сокола. Проходи, не стесняйся, присаживайся!»
Я представился, поздоровался с каждым, обменявшись рукопожатиями и именами-фамилиями. Естественно, практически никого не запомнил, кроме Алексеева, взявшего на себя роль заводилы и лидера группы и ещё одного парнишки, Мишки Сакулина. Его лицо мне было смутно знакомым, но я не мог вспомнить, где и когда я мог знать этого человека. Уже позже, в поезде, заселившись вчетвером в одно плацкартное купе, за разговором и выяснилось, что в феврале месяце мы с Мишкой были в одном и том же отряде на прыжках с парашютом. Там-то и виделись...
Время за беседами и песнопениями шло, и потихоньку нас становилось больше и больше: «подтягивались» удалённые от «Угрешки» районы, подвозя «свежее мясо». Откуда-то «нарисовались» четыре бутылки «Пшеничной», народ наш совсем осмелел и водка пошла по кругу. Пили из горла, закусывали колбасой и салом, а то и вовсе не закусывая. В скоротечных тостах поминали «вольную» жизнь на гражданке и заочно встречали жизнь армейскую, полную лишений и трудностей. Отчего-то основная масса пацанов была уверена, что мы поедем в Фергану, в «южную кузницу живого свежего мяса» для нужд ВДВ.
Через время к нам пришли трое, один старлей и два младших сержанта. От них мы узнали, что выезд наш планируется сегодня же, паровоз наш уже шипит в тупике паром, вот только поедем не в Фергану, а в Литву, в «учебку» в Рукле...
Этот и другие мои рассказы и стихи Вы можете прочитать, преобретя мою книгу «Время и Память» в следующих магазинах:
Ещё рассказы по теме:
Нагаханский поворот
Marg Bar Souravi!
Женщина в Белом
Серёгина война
Короткая история романа
"Красная Звезда" Вити Ерохина
Заставы Кандагара