Сказка о том, как Кикимора в современный город попала и влюбилась.
— Лягушки лопочут, ты с человеком спелась, — ехидно протянула русалка, высунувшись из воды.
Я не сразу её заметила. Все мои мысли занимал Ваня. Губы всё ещё горели, а сердце мерно стучало в груди. Я бродила по лесу и улыбалась.
— Вижу, это правда. Вздыхаешь, как человечка.
— Чего тебе? — мне не хотелось спорить и отвлекаться от сладких грез.
— Раньше была Кикиморой, а стала глупой девкой, — ответила русалка. — К людям спозаранку летишь, всё Ваньку своего кличешь. Неужто забыла, от чего сгинула?
— Не твоего ума дело.
— Ишь какая! Мы – нечисть. Аль запамятовала, как людей губила? Как они нас солью жгли? Смотри, Кикимора Лешивна: узнает твой Ванька правду, сразу к монахам кинется.
— Не кинется, — уверенно возразила я. — Он меня любит. Я с ним оживаю.
Русалка побледнела.
— Дуреха ты, — запричитала она. — Перестань воду мутить, не то вспомнишь, как тебя при жизни величали.
— А вот и вспомню, — топнула я, — и стану человеком.
Русалка раскатисто рассмеялась, будто гром грянул. Я вздрогнула.
— Бестолочь. Коли нечисть имя своё прежнее скажет, прахом обернётся.
— Не бывать тому. Любовь человеческая от всего спасёт.
— Ежели она правдивая, — мерзко усмехнулась русалка. — Да где её сыщешь?
Она что-то кричала вслед, но я не слушала. Упрямо шла вперёд, подальше от проклятого болота. «Что эта нечисть понимает? — злилась я. — Она Ивана-то ни разу не видела, а твердит так, будто сто лет знакома. Сама с сестрицами день и ночь песни о красных молодцах поёт, а меня стращать удумала. Не выйдет! Пусть мелет что хочет, завистница. Я всё Ивану расскажу, он меня примет и ещё крепче полюбит».
Мысли неслись бурной рекой, да только дела за ними не поспевали. Август почти заканчивался, а я так и не смогла признаться. Каждый раз, когда смотрела Ване в глаза, вспоминала слова русалки. Отравили они меня сомнением и страхом.
— Давай в лес съездим? — сказал Иван солнечным утром. — Мне в комиксе лес надо нарисовать. По фоткам только полянки выходят, как для детской книжки. Ну, знаешь, с лешими, кикиморами всякими.
Я вздрогнула.
— Ты чего побледнела? Не бойся, я же не маньяк. Днём приедем на пару часиков и вернёмся. Ты же сама говорила, что любишь лес.
— Да, люблю.
— Значит, это мне тебя бояться надо, — он подмигнул. — Ещё утащишь к себе в чащу.
Я вспомнила свой недавний сон и смутилась. Пихнула его локтем в бок.
— Мне-то зачем в лес ехать? Мешаться буду.
— Не будешь, — сказал Иван, ласково погладив меня по голове. — Ты лучше всех вдохновляешь.
Я тяжело вздохнула. Не смогла отказать, когда он смотрел таким просящим взглядом.
— Ты лучшая, — улыбнулся он, радостно поцеловав меня. — Завтра утром встречаемся здесь и выдвигаемся.
— Так скоро? — ужаснулась я, раздумывая, как бы спрятать свою лесную родню и рассказать ему правду.
— А зачем тянуть? Подписчики хотят продолжения, да и твоих портретов я давно не делал. Нарисую тебя посреди леса как самую красивую дриаду.
Я улыбнулась и заслушалась, как бывало всегда, когда Иван говорил о своих рисунках.
Всю ночь не могла уснуть, ворочалась из-за тревожных мыслей. Ни свет ни заря полетела в город и бродила взад-вперёд по нашему парку. Места себе не находила.
Наконец пришёл Ваня и взял меня за руку. Я немного успокоилась. За разговорами и не заметила, как мы добрались до леса.
Ваня придирчиво выбирал нужное место и, расположившись, принялся творить. Я смотрела, как он рисует. Ветерок всё время подхватывал волосы, зазывая поиграть.
— Тихо, — шикнула я. — Не сейчас.
Ваня погрузился в работу и забыл обо всём. Ветер подул сильнее, сорвав с меня кувшинку, которой я так гордилась.
— Сейчас вернусь, — на ходу бросила Ване, а сама побежала за невидимым проказником.
Запыхавшись, выхватила своё украшение из воздушных лап. «Так далеко ушла? Когда успела?» — удивилась я, осмотревшись. Принюхалась, почуяв Ваню, и пошла на его запах. Ускорила шаг, чтобы он не беспокоился. У поваленного дерева нашлись только альбом и краски. Я глянула на рисунок и охнула. Листок выпал из рук.
Я летела стрелой меж сосен, пней, травы и кустов.
— Ваня! — звала, срывая голос.
Перед глазами мелькали отрывистые линии, словно он быстро-быстро чиркал по бумаге. Кувшинки в мокрых волосах, камешки на шее, бесцветные глаза и манящая полуулыбка. Сердце ушло в пятки, когда я узнала русалку на новом портрете.
Коряги прыгали под ноги, норовя сбить, ветки цеплялись за юбку и лохмы, колючки жалили кожу, царапали руки и щеки, ветер дул в лицо, сбивая с пути.
— Ваня! Ванечка! Где ты? — орала я, а эхо, глумясь, разносило по округе лишь щебетание птиц.
«Быстрее, быстрее», — пульсировало в голове. Псы страха гнали меня, заставляя смотреть на застывшие глаза, водоросли в тёмных прядях, мертвенно-бледную кожу и холодные губы, что прежде грели сильнее солнца. Я мотала головой, прогоняя видения, а те жалили пчёлами.
Между лопаток закололо так сильно, что я чуть не упала. Скривилась и закричала. Из спины выросли два крыла, и, оттолкнувшись от земли, я полетела, уворачиваясь от толстых стволов и колючих веток. Впереди показался бережок. Ваня стоял по пояс в воде, как зачарованный, тянулся к русалке.
— Иди ко мне, — растекался ядовитый голос, а мутные, как болото, глаза глядели прямо на меня, смеясь.
— Пусти его, чертовка!
— Не мешай. Спасаю тебя, дуреху. Ты ещё «спасибо» скажешь.
— Не смей! Расколдуй его! – кричала я, паря над болотом.
Топь захохотала, забурлила, забрызгала крылья, пытаясь утянуть меня вниз. Я схватила Ваню за пояс, обвила мохнатыми лапами и руками-ветками, что есть мочи потянула наверх.
— Поздно. Коль человек к русалке зайдёт, живым не выйдет.
Я зарычала от злости. Сжала острые зубы и поморщилась от боли, почувствовав привкус крови на языке. Древесные руки громко треснули. Я закричала. Топь тянула нас на дно. Спину жгло, как от соли. Слезы застилали глаза.
Собрав последние силы, рванула вверх. На последнем издыхании долетела до берега. Как могла, аккуратно опустила Ваню на траву. Упала рядом и, тяжело поднявшись, склонилась над ним, своими обрубками царапая его щеки.
— Ванюшка, — плакала, трогая любимое лицо. — Очнись, Ванечка.
Положила голову ему на грудь, чуть не задев чёрными рогами. Сердце едва билось. Сломанные ветки не слушались меня. Острая боль пронзала всё тело, я морщилась, но упрямо твердила себе: «Не спи, не спи. Спаси его».
— Пусть он выживет, — шептала, качаясь над ним, как ива. — Я отдам всё. Всё, чтобы он жил.
Сердце, бившееся в моей груди, затихло. Кожа Вани порозовела. Он открыл глаза.
— Кики? — спросил, потирая голову.
Сел и отшатнулся. В синих очах плескался ужас.
— Ваня, это я, — наклонилась к нему, но он пополз назад.
— Что. Ты. Такое? — его голос дрожал.
Сердце хрустнуло.
— Кикимора, — выдохнула, чувствуя, как осколки вонзаются в тело. — Ваня, я…
— Ты? — перебил он, вытаращившись ещё сильнее. — Шутишь?
Я покачала головой.
— Нет, это правда. Я живу здесь, в лесу. Захотела посмотреть город и встретила тебя. Полюбила.
— Ничего не понимаю. У тебя не было рогов. И лап, и веток. — Он схватился за голову, очнувшись. — Ты — кикимора? Из сказки?
— Да. Это мой настоящий облик. Не бойся, я не обижу. Дай объяснить.
— Нет. — Ваня поднялся на ноги и попятился. — Не подходи. Я… это слишком.
И он убежал прочь. Я шепнула ветру, чтобы тот сберёг его путь. Упала в траву, свернулась клубочком и затряслась. Крылья, лапы, клыки и деревяшки исчезли.
Русалки смеялись надо мной. Я пыталась уйти, но сил не осталось. Меня словно окунули в ледяную прорубь. Снова стало холодно.
Тело трясло три дня. Я лежала на том самом месте и баюкала раненое сердце.
Туман обнимал, обволакивал. Я водила руками по земле. Пальцы наткнулись на прямой стебель, волоски пощекотали кожу. Не задумываясь, я потрогала листья и, подняв голову, взглянула на растение. Сиреневые звёздочки росли сверху, а снизу горели ярко-желтые цветки. Я горько вздохнула, погладив верхушки. «Не эта ли трава зовётся Иваном? — подумала, нахмурившись. — Нет, там было ещё что-то. Гм, как же...»
Я напряжённо вспоминала. Время остановилось. Весь мир померк. Я чувствовала, что обязана назвать цветок, словно это могло всё исправить.
— Иван, да, — шепнула, и вдруг словно молния ударила, — Марья.
Дыхание перехватило. Как наяву услышала голос батюшки и его ласковое «Марьюшка».
Сердце обожгло. Я посмотрела на руку. От самых ногтей кожа начала сереть, с пальцев посыпался пепел.
Подул ветер, самый ласковый из всех, что я знала. Подхватил и понёс меня по лесу, оставляя на ветках, на траве, на цветах. Я слышала плачь русалок, тихую песню Лешего и Ванин голос.
Мне больше не было страшно.
Текст: Надежда Весенняя
Отредактировала Надежда Грошева
~~~
Спасибо, что прочитали!
Если понравился рассказ, ставьте «лайки», подписывайтесь на мой канал, чтобы ничего не пропустить. С удовольствием почитаю Ваше мнение и обсужу рассказ в комментариях. Даже простое «спасибо» согревает авторское сердечко ❤️
Я недавно на Яндекс.Дзене, и мне очень нужна поддержка)