Еще однажды Ей вспомнилось, что, ставши на холме из теплого песка, она достала из кармана изодранного платья камень большой и встала на него, и смотрела на воду, неся его в одной руке, а камень в другой. Вода накатывалась на берег, заливая песок. Ей вспомнились разные люди в городах, которые приходили сюда и тоже становились на этот камень, и смотрели на воду и на дорогу, засыпая землей или камнями узкий песчаный тротуар, уводящий из города в поле. Ей опять стало обидно за человечество, и ей опять захотелось, чтобы ее полюбили, как тех разных людей.
Но — она ведь еще не любила! — ей стало понятно, что тогда, когда она подошла к холму, она вовсе не знала, что будет то-то и то- то, а все произошло помимо ее воли и откуда-то оттуда, из города, откуда- то из сторон людей, откуда она и не знала. И когда она вернулась домой, она подумала, что для нее еще ничего не кончилось, что она еще будет играть в Надьку Зойкину, жить со своими врагами, и так, не зная и не желая знать, делать то, что делают все.
Не дав ему слова в ответ, Яша, не отвечая ни слова, добавил:
— Подойди, — не видя его, сказала она: — Не прячь свой камень, дай мне его! Яша молча взял ее протянутую руку, и она, крепко держа его ладонь, через пропасть падения нащупала его камень в ее руке.
— Может быть, он не твой, может быть, ты сам его выбрал?
— Конечно, ты моя, — покорно сказал Яша. И, ни слова не говоря, они пошли вместе, рука в руке. Через минуту они шли уже рядом, а когда вышли из парка, у ворот, Яшу вдруг остановила какая-то женщина:
— Погоди-ка! Язва!
И, подойдя, спросила:
— В каком ты классе?
Она удивилась, что сын ее назвал имя ее врага.
— Я в восьмом.
А он сам назвал себя.
Мать помолчала, прищуренными глазами глянула на нее и сказала:
Несколько мгновений все напряженно смотрели, каждый на свою тень. И тут он, Яшка, тихо сказал:
Вовик!
Мать вздрогнула, посмотрела на него ласково:
Какой?
— Самый обыкновенный, ,— серьезно сказал Яшк