Всякая внешняя механическая работа человека, от вязания чулков, ходьбы и ношения на спине тяжестей до игры на музыкальных инструментах, производится не иначе, как мышцами рук, ног и туловища.
Но сами по себе, без толчков из нервной системы они действовать не могут.
Поэтому рядом с мышцами в работах участвует всегда нервная система и участвует она на множество ладов. Об этом ее участие и будет речь.
Ввиду того обстоятельства, что всякая работа представляет определенный последовательный ряд движений, которому соответствует такой же ряд сокращений различных мышечных групп рук, ног и туловища, рабочую деятельность всей нервно-мышечной механики можно сравнить с исполнением на фортепиано заученной пианистом пьесы.
Струны будут мышцами; клавиши нервными центрами; рычаги от них к струнам-нервами; а музыкант будет представлять неизвестного нам по природе агента, действующего из нервных центров по нервам на мышцы.
При этом музыканта следует представлять себе неразрывно связанным с инструментом в одно целое.
Подобно тому как для верного и стройного исполнения пьесы со стороны музыканта требуется прежде всего состояние бодрствования, с возможностью ежеминутного контроля игры чувством, и сверх того уменье видоизменять темп игры в ту и другую сторону и управлять звуками по силе и продолжительности, так и для нашего неизвестного агента обязательны бодрствование, контроль движений чувством и регуляция движений по силе, быстроте и продолжительности.
Описанием этих трёх условий его деятельности мы и займёмся.
Бодрствование
Состояние это стоит в связи с непрерывными действиями толчков из внешнего мира на наши органы чувств и доказывается это случайными и по счастью, крайне редкими патологическими наблюдениями на людях.
Один такой случай, засвидетельствованный врачами, был в Германии и касался молодого человека, единственное страдание которого заключалось в том, что у него из всех органов чувств остались функционально нетронутыми только один глаз и одно ухо, которые и служили ему единственными путями общения с внешним миром.
Пока глаз мог видеть или ухо слышать, он бодрствовал; но лишь только доктора, в виде опыта, закрывали ему здоровый глаз и затыкали ухо, больной очень быстро впадал в спячку, из которой пробуждался чувственными воздействиями на эти самые органы.
Другой случай был в Петербурге, в Покровской общине, и его передавал мне дорогой всем нам, русским, при жизни не менее дорогой по оставленной им памяти С.П.Боткин.
У больной, из образованного сословия, остались нетронутыми только осязание и мышечное чувство в одной из рук.
По свидетельству больничного персонала, она почти всегда спала и сообщалась с людьми следующим образом;
На живот ей клали подушку, брали сохранившую чувство руку и ведя ею по подушке, писали на ней тот вопрос, на который нужно было бы получить от больной ответ. На этот вопрос она отвечала словами. Таким же образом больная разговаривала с С.П.Боткиным.
Ей написали, например, ее рукою; к вам пришел С.П.Боткин. Она ответила. Очень рада, и т.д.
Можно ли после таких фактов сомневаться, что бодрствование, с неизбежно сопровождающею его сменою чувствований различных родов и порядков, поддерживается световыми, звуковыми, термическими, обонятельными и часто механическими влияниями на орган чувств извне.
Что при этом происходит в центральной нервной системе, мы, правда, не знаем; но в самом факте нельзя сомневаться, уже а priori; потере всех чувств должна по необходимости соответствовать полная потеря сознания, так как сознательность выражается не чем иным, как сознаваемыми чувствованиями.
Полной потере чувств должен соответствовать глубокий сон без сновидений.
Контроль движений чувством
Сравнив выше мышцы с струнами, мы этим самым уподобили мышечные движения издаваемым струнами звукам.
Всякая перемена в положении рук, ног и туловища, равно как и всякое движение этих частей, дают нашему сознанию при посредстве так называемого мышечного чувства немые, но настолько определенные чувственные знаки, что мы тотчас же узнаем по ним происшедшую перемену в положении члена и произведшее эту перемену движение.
Так, человек с закрытыми глазами ясно различает, насколько его рука поднята или опущена в плече, насколько она согнута в локте, в какой мере разведены пальцы ручной кисти, происходит ли сгибание или разгибание ноги в колене быстро или вбок и так далее.
Значит, определенному роду движений всегда соответствует в сознании определенный ряд чувственных знаков.
Если же двигательный ряд повторялся много раз, то вместе с движением заучиваются и соответствующие ряду чувственные знаки.
Запечатлеваясь в памяти, они образуют ряд нот,по которым, или,точнее, под контролем которых, разыгрывается соответствующая двигательная пьеса.
Чем иным, как не такими нотами руководствуется музыкант, когда он разыгрывает знакомую ему пьесу в полной темноте?
Ведь каждому отдельному звуку или аккорду предшествует отдельное расположение пальцев руки в пространстве с последующим движением их; значит, верное исполнение гарантируется не слухом, а привычными ощущениями, идущими из играющей руки.
Другими словами, при игре в темноте в предшествие быстрому ряду движений и параллельно с ними бежит ряд чувственных знаков, определяющий последовательные перемены в положении рук. Здесь мышечное чувство играет совершенно ту же роль, что зрительное чтение нот при игре по нотам, идущее в предшествии движений.
Как возбуждаются к деятельности мышцы?
По этому вопросу сведения наши очень скудны. Мы знаем в общих чертах лишь следующие три факта;
Знаем, что клавиши нашей нервно-мышечной механики, на которые действует неизвестный по природе агент( они зовутся нервными центрами), лежат в отделе головного мозга, с целостью которого связаны все проявления сознательной психической жизни.
Можем указать с некоторою уверенностью их расположения на поверхности мозга и умеем на животных возбуждать из этих мест сокращения мышц, участвующих в рабочих движениях.
Что же касается до природы собственно возбуждений, действующих на наши клавиши, то она оказывается физиологически неуловимой, как это явствует между прочим из распространенного по силе время мнения, будто агентом, возбуждающим мышечную деятельность, является род какой-то безличной силы, называемой волей.
Между тем изучение явлений показывает следующее
1. В большинстве случаев воля не властна действовать на мышцы враздробь,действуя одновременно лишь на группы.
2. Воля властна лишь над такими движениями, которые названы потребностями жизни.
Приведу несколько примеров.
Движениями каждого глаза управляют шесть отдельных мышц, расположенных в обоих глазах одинаковым образом.
С целью ясного видения предметов, лежащих прямо перед нами в разных удалениях, мы умеем сводить оси глаз кнутри (к носу) более или менее сильно, причем в каждом глазу работает так называемая внутренняя прямая мышца.
Смотря обоими глазами вверх или вниз, мы поднимаем или опускаем оба глаза, для чего служат в каждом глазу верхние и нижние прямые и косве мышцы.
Смотря на предмет, стоящий от нас вправо,мы поворачиваем левый глаз к носу, а правый отводим к виску, и обратно при смотрении влево.
Но нет жизненных условий, которые требовали бы одновременного отведения обоих глаз к вискам или смотрения одним глазом вверх, другим вниз; и соответственно этому воля оказывается немощной производить эти движения.
Воля властна над дыхательными движениями всей грудной клетки, состоящей из двух симметричных половин с двумя отдельными системами мышц; но она не властна над каждой из половин в отдельности, потому что жизнь не представляет условий, которые требовали бы дыхания одной половины груди.
Столь же немощной она оказывается сокращать одну половину брюшного пресса(т.е. мышц, образующих стенку живота)
Какова бы, однако, ни была природа возбудителя движений, верно одно; импульсы из центров по нервам к мышцам имеют форму прерывистых толчков, следующих друг за другом с частотою 19 раз в секунду.
Это доказано опытами великого немецкого физиолога-физика Гельмгольца.
Выходящие из центров толчки бегут к мышцам по нервам с быстротою в несколько десятков метров в секунду. Нервы же представляют механизмы, возбудимые во всех точках по своей длине механическими толчками.
