Идеологические кампании рождают своего рода безумие, общественное помешательство. Оно возникает не само по себе, а становится результатом тотальной пропаганды, которая придавливает духовную и интеллектуальную жизнь. Возникает привычка к послушанию, привычка одобрять и поддерживать любые почины и кампании, какими бы безумными они ни были.
Идеологические кампании носили тотальный характер, поэтому непозволительны были попытки остаться в стороне. Но отвращение вызывало не только поведение чиновников, но и полнейшее одобрение обществом этой аморальности! Люди многозначительно кивали: значит, так надо. Власть разрушала мораль, развращала людей…
Система разрушала страну и губила ее будущее. Но в огромной стране некому было возразить против этого безумия! Некому было сказать: остановитесь! Не существовало государственных или общественных структур, которые бы заботились о стране и оберегали ее от губительных акций. Напротив, все части государственного аппарата, все ячейки общества и чуть ли не все граждане изъявляли страстное желание во всем этом участвовать.
Вот когда стало ясно, что десятилетия тоталитарного режима изменили человека.
Идеология борьбы с космополитизмом была густо замешена на антисемитизме. Академик Юрий Александрович Поляков вспоминал: "Казалось, что с цепи спущены мрачные волкодавы догматизма, заливистые дворняги демагогии, быстрые борзые карьеризма, брыластые бульдоги черносотенства, хорошо натренированные легавые юдофобии".
На Лубянке тонко ощущали настроения в верхах.
18 августа 1951 года министр госбезопасности обратился в ЦК: "Докладываю, что по имеющимся в МГБ СССР данным, раввин, он же председатель правления московской синагоги Шлифер Соломон Михайлович проводит враждебную националистическую работу. Используя свое руководящее положение в синагоге, Шлифер после создания государства Израиль, а затем в связи с приездом в Москву главы миссии этого государства Мейерсон организовал торжественные богослужения, сопровождавшиеся националистическими сборищами евреев у здания синагоги".
Голда Мейерсон (Меир) - первый посол Израиля в Советском Союзе (а затем министр иностранных дел и глава правительства) - приехала в Москву еще в 1948 году. СССР первым де-юре (то есть в полном объеме) признал еврейское государство, и в ту пору Голду Меир советские руководители принимали более чем любезно. Но прошло три года, и отношение к Израилю и евреям полностью переменилось.
Задолго до "дела убийц в белых халатах" начались аресты врачей-евреев. 27 февраля 1952 года Игнатьев переслал Сталину протокол допроса арестованного ассистента кафедры лечебного питания Центрального института усовершенствования врачей Академии медицинских наук: "Арестованный Левин Г.Л., сын врага народа Левина Л.Г., показал, что в клинике лечебного питания существует националистическая группа, возглавляемая директором клиники профессором Певзнером М.И. Участники группы применяли порочные методы лечения, наносящие ущерб здоровью больных и подрывающие советское здравоохранение. Из числа лиц, входящих в эту группу, кроме Левина Г.Л., арестованы Берлин Л.Б. и Левин Б.С."
В этой записке сформулировано обвинение: врачи-евреи сознательно вредят своим пациентам. Если Сталин - глава государства! - изъявил желание прочитать протокол допроса арестованного врача, это означало, что сама идея если и не принадлежит ему, то была с ним обговорена, и он желал знать, как далеко продвинулись чекисты.
Дело клиники лечебного питания начинал еще Абакумов. 4 июля 1950 года он отправил записку секретарю ЦК Маленкову: "По имеющимся в МГБ СССР данным, в результате нарушения большевистского принципа подбора кадров в клинике лечебного питания Академии медицинских наук СССР создалась атмосфера семейственности и групповщины. По этой причине из 43 должностей руководящих и научных работников клиники 36 занимают лица еврейской национальности. На излечение в клинику попадают главным образом евреи".
Записка стала результатом доноса. Медицинский чиновник сигнализировал в органы о том, что "при заполнении истории болезни не заполнялись графы "национальность" и "партийность". А почему? Не потому, что и то и другое, вообще говоря, не имеет никакого значения для терапии, а потому, что врачи пристраивали своих… И какое отношение все это имеет к министерству государственной безопасности?
Но Маленков знал, как он должен реагировать на подобный сигнал. Расписал записку Абакумова другим секретарям ЦК и только что назначенному заведующим отделом административных органов ЦК Василию Емельяновичу Макарову: "Доложите предложения на заседании секретариата ЦК".
2 августа Макаров исполнил поручение:
"В работе клиники лечебного питания Научно-исследовательского института питания АМН СССР имеются серьезные недостатки в подборе и расстановке кадров. Некоторые должности научных сотрудников замещены по представлению проф. Певзнера политически сомнительными лицами, скомпрометировавшими себя в прошлом, имеющими связь с родственниками, живущими за границей.
Считали бы необходимым поручить министерству здравоохранения СССР проверить работу клиники лечебного питания и укрепить кадрами. О результатах доложить в ЦК ВКП(б)".
Через полгода Макаров будет назначен заместителем министра государственной безопасности. Работник московского партийного аппарата, он в войну стал профессиональным политработником, получил погоны генерал-лейтенанта.
Родственники за границей - вот что интересовало МГБ.
Заслуженный деятель науки РСФСР профессор Мануил Исаакович Певзнер, когда-то работавший в немецких клиниках, стараниями следователей превратится в британского шпиона - английские агенты были очень востребованы в таких разработках. Но профессор, которого и сегодня называют одним из основоположников отечественной диетологии и клинической гастроэнтерологии, подвел чекистов: умер от инфаркта в мае 1952 года - до ареста "врачей-убийц". А его клиника, некогда ведущее медицинское учреждение, фактически перестала работать.
Занимался делами раввина московской синагоги и врачей-диетологов полковник МГБ Анатолий Рассыпинский. Он был из числа "следователей-забойщиков", которые в прямом смысле выбивали показания.
В институтах Академии наук, творческих союзах, газетах, журналах, издательствах, как и во всех других идеологических учреждениях, развернулась борьба с "сионистами" и "космополитами", которая оказалась выгодным делом. После подметных писем и открыто антисемитских выступлений освобождались места и должности. Карьеры стали делаться почти так же быстро, как в 1937 году, когда расстреливали вышестоящих, открывая дорогу нижестоящим.
Кто-то испытывал злорадство, уверенный в том, что несчастье обойдет его стороной: с пятой паспортной графой все в порядке. Но удушающая, отравленная атмосфера, в которой все это стало возможно, ударила не только по евреям.
В число "безродных космополитов", которых унижали и лишали работы, и "врачей-убийц", которых ждала участь похуже, записывали и русских, и украинцев. Не только для маскировки. Устроители кампании спешили под сурдинку разделаться с более удачливыми и талантливыми конкурентами, спихнуть их и занять хлебные места. При нацистах подобная акция называлась борьбой с "белым еврейством", то есть с евреями не по крови, а по духу.
Тихон Николаевич Хренников, который многие годы возглавлял Союз композиторов СССР, рассказывал, как он находил в своем почтовом ящике мерзкие письма: "Тиша-лопух, Тиша попал под влияние евреев, Тиша спасает евреев".
Писатель Иван Фотиевич Стаднюк служил в те годы в отделе печати политуправления сухопутных войск. В своей мемуарной книге "Исповедь сталиниста" он пишет, как его самого товарищи по политуправлению заподозрили в неарийском происхождении: В самом моем облике (нос горбинкой, лицо в веснушках, рыжеватые курчавые волосы) иным виделось тоже нечто семитское… И когда в стране началась так называемая "борьба с космополитизмом", а я не прекращал общаться со своими фронтовыми друзьями, кто-то сделал соответствующие выводы".
Об этом Стаднюк узнал из панического письма своего брата. Он писал: "Что ты там натворил в той Москве?.. Убил кого-нибудь, зарезал? Не в тюрьме ли ты?.. Мне проходу люди не дают!" В родную деревню Стаднюка приехал из Москвы полковник и, призвав местного начальника госбезопасности, вызывал родственников, соседей, выспрашивал, кто Стаднюк по национальности.
Иван Фотиевич бросился к начальнику политуправления сухопутных войск генерал-лейтенанту Сергею Федоровичу Галаджеву, бросил ему на стол письмо со словами:
- Что все это значит? Это же фашизм! Когда на фронте мне приказывали поднимать бойцов в атаку, никто не интересовался, кто я по национальности!
Сергей Галаджев по-украински не читал. Но в его кабинете сидел какой-то генерал-майор. Он сказал:
- Я знаю украинский. Давайте переведу на русский.
Генерал стал читать, и его лицо побледнело. Стаднюк посмотрел на незнакомого генерала. И вдруг понял: в отличие от него генерал действительно еврей, и прочитанное письмо ему много больнее!
Генерал спросил у начальника политуправления:
- Меня, значит, выдворят из армии по этим же мотивам?
Зазвонил телефон. Галаджев снял трубку:
- Да, генерал у меня… Нет! Я категорически против его увольнения в запас!
Начальник политуправления сказал Стаднюку:
- Оформляйте внеочередной отпуск на десять дней и в офицерской форме, при орденах, появитесь в родном селе. Пусть люди увидят, что с вами ничего не случилось.
- А что отвечать на их вопросы?
- Скажите, недоразумение, глупость. Правды не говорите: стыдно за армию…
Галаджев сочувственно посмотрел на генерала: