Об одном из самых популярных способов проведения свободного времени можно было составить представление, разок прогулявшись по какому-нибудь пхеньянскому парку. Воскресенье - время пикников, очень популярных в Корее (кстати, не только в Северной, но и в Южной). В свободные дни пхеньянцы большими, человек по 10, компаниями отправлялись в обширные городские парки или в пригородный парк Тэсонсан. Там, облюбовав местечко, такая компания располагалась надолго, часто на весь день. На траве раскладывалась еда и, иногда, немного выпивки. Все участники пикника по очереди пели песни, потом часто затевались игры, какие-нибудь шутливые полуспортивные соревнования. За соревнованиями следовали танцы, за ними - опять песни. Изредка в компаниях можно было увидеть и магнитофон, но чаще музыку заменяли хлопки в ладоши. Иногда рядом с особенно большой компанией можно было увидеть автобус или машину: это выехали на отдых работники какого-нибудь предприятия вместе со своими семьями.
Время от времени на глаза попадались группки картежников. Кстати сказать, в отличие от Южной Кореи, где в ходу японские игральные карты хватху (сами они - вариация на тему португальских игральных карт XVI столетия), на Севере получили распространение в основном попавшие туда из Советского Союза карты западного образца. Говорят, что еще в конце семидесятых увидеть в Пхеньяне группу людей, открыто играющих в карты, было почти невозможно - это было категорически запрещено.
Корейцы вообще очень музыкальны, очень любят петь (обстоятельство, широко используемое и официальной пропагандой). По вечерам в выходные дни часто можно было увидеть кружки людей, которые поют, усевшись по-корейски, на корточках, вокруг гитариста (вообще, самый распространенный ныне в народе музыкальный инструмент - гитара). Мурлыкают под нос песенки прохожие на улицах, особенно часто - молодые девушки. Репертуар этого пения заметно отличается от того, который каждодневно звучит по радио: в народе, разумеется, популярны не марши, а лирические мелодичные песни в духе советской эстрады тридцатых годов, времен Дунаевского. Впрочем, Ким Ир Сен упоминается в большинстве из них, ведь других-то текстов в КНДР ныне нет.
По главным праздникам на площади Ким Ир Сена (у Народного дворца учебы) - главной площади корейской столицы - устраивались танцы, в которых по традиции участвовали и живущие в Пхеньяне иностранцы. Танцы начинались около 19.00 и продолжались примерно час, их снимало и телевидение. Надо сказать, что зрелище это достаточно эффектное и впечатляющее. Мужчины приходили в своих лучших костюмах, женщины - в ярких, разноцветных платьях традиционного покроя. Необычная нарядность одежд, музыка, яркий свет прожекторов создавали ощущение большого, всеобщего праздника.
Часто в самых красивых местах города можно было увидеть свадьбы. Молодожены фотографировались на фоне театра Мансудэ, на берегу Потхонгана. Минимальный возраст вступления в брак до начала восьмидесятых был очень велик: 27 лет для мужчин и 25 лет для женщин. Потом его несколько снизили, и в 1985 г. он составлял соответственно 24 и 22 года (между прочим, об этих нормах официально нигде не сообщается). На наши вопросы о причинах таких ограничений корейские чиновники и преподаватели часто отвечали, что "молодость должна вся без остатка быть посвящена служению Великому Вождю, делу строительства социализма и коммунизма". Категорически запрещалось жениться (и выходить замуж) студентам, даже если они уже в весьма солидных годах. Если такой великовозрастный студент все-таки вступал в брак, то он автоматически отчисляется из университета. Такое же наказание теоретически полагалось за сексуальные отношения, хотя на практике на это часто смотрели сквозь пальцы.
Одно из впечатлений, оставшихся у меня от общения с северокорейскими студентами - это чрезвычайно низкий уровень их знаний об окружающем мире. При это надо учесть, что жили с нами особо отобранные студенты, в массе своей неплохо занимающиеся. Впрочем, винить их самих в этом никак нельзя, ибо кимирсеновским правительством сделано буквально все, чтобы они знали как можно меньше. Иностранная литература, история зарубежных стран в школе не изучаются, на полках магазинов нет почти никакой иностранной литературы, так что от мировой культуры корейцы ограждены надежно. Изучение всего некорейского постоянно шельмуется, объявляется "низкопоклонством перед иностранщиной", которая бичуется северокорейской пропагандой денно и нощно. Но ведь и "корейское" в КНДР обычно означает "кимирсеновское" или "чучхейское". Поэтому и своя традиционная культура замалчивается как "феодальная" и "реакционная", оставаясь по большей части неизвестной современным корейцам. Все это - и мировую культуру, и национальные традиции пытаются заменить некоей искусственной "чучхейской культурой".
Поэтому в книжных магазинах, примерно четверть всех книг составляли труды Ким Ир Сена и Ким Чжон Ира, еще примерно столько же - комментарии к ним и литература по "идеям чучхе", остальное - специальная, техническая и детская литература, а также художественные произведения, тоже обычно рассказывавшие о деятельности Ким Ир Сена или, реже о боевых и трудовых подвигах "пламенно преданных" своему Вождю корейцев (впрочем, даже и таких произведений в магазинах было очень немного). Большую часть Музея изобразительных искусств занимал раздел современного корейского искусства, в котором почти все картины были либо прямо посвящены Ким Ир Сену, либо являлись иллюстрациями основных корейских лозунгов, выполненными в духе самого казенного соцреализма.
Такая политика в области культуры, не могла не дать своих результатов. Ни один из 5–6 наших соседей по общежитию (студентов университета!) вообще ничего не слышал ни о Великой французской революции, ни о Гражданской войне в США. Только один из них назвал двух европейских писателей (это были Шекспир и Дюма), остальные же знали только корейские и русские литературные имена. Впрочем, и советская литература для них кончалась на середине пятидесятых годов, с концом сталинского периода. Последними по времени из изучаемых ими (на филологическом факультете) произведений были некоторые рассказы военных лет ("Русский характер" А. Толстого), а самыми современными советскими писателями - Александр Островский и Михаил Шолохов. Полностью неведомой для корейских студентов оказалась литература соседей - Китая и Японии. Весьма скромные познания проявили они и в истории своей страны. Более или менее знали опрошенные период Когуре, но вот события других эпох корейской истории известны им очень слабо и приблизительно, да и то, что они знают, сводится в основном к списку реальных или мнимых побед корейского оружия над внешними врагами. Правда, в вопросах родословной Ким Ир Сена все студенты проявляли потрясающую осведомленность и весьма квалифицированно могли рассказать о том, кем был прадед или двоюродный дядюшка Великого Вождя. А речь идет ведь здесь о студентах лучшего вуза страны, многие из которых стремились читать, буквально проглатывали все те немногие содержательные книги, какие только можно было достать в стране. Беда только в том, что книг таких было очень немного, и картина окружающего мира, которая в них содержалась, была весьма далека от действительности.
Теперь - о пхеньянских музеях. Всех их можно было разделить на две категории: музеи в точном смысле этого слова и так называемые "музеи заслуг" - "сачжоккван". Первых было немного - исторический музей, музей корейского искусства, этнографический музей, музей истории революции и мемориал победы в Отечественной войне, а вот вторых в Пхеньяне, как и в провинции имелось невероятное количество, они были едва ли не в каждом крупном городе, при некоторых предприятиях и учреждениях. Полное название этих музеев - "Музей революционных заслуг Великого Вождя".
Но оформлены так только "кимирсеновские" музеи, о других же (историческом, например) этого сказать нельзя. В музее изобразительного искусства мы были шокированы, увидев, что картины ХVII-ХIХ веков висят на простых беленых стенах прямо над батареями отопления, а экскурсовод, показывая их, преспокойно водит по картине указкой. Водит именно по картине, по самому ее полотну, так что даже раздается иногда характерный шелест трущей о старую бумагу указки, а вся картина буквально ходит ходуном и качается из стороны в сторону. Увидев это впервые, мы, советские экскурсанты, буквально замерли с открытыми ртами. Пораженные таким хранением произведений искусства, мы спросили, не копии ли это. "Нет, подлинники", - спокойно ответила экскурсовод и повернулась к соседней картине - великолепному позднесредневековому пейзажу с видом Пхеньяна. "А вот здесь, - сказала она с приличествующей случаю патетической интонацией, - мы можем увидеть место, на котором ныне величественно высится статуя родного Великого Вождя!" - и вновь ткнула указкой в картину, в то ее место, где был изображен холм Мансудэ. В то же время посвященные всякой официальной тематике картины второго раздела хранятся вполне прилично и уж никто, разумеется, не помышляет о том, чтобы тыкать указкой в физиономию Ким Ир Сена, который изображен на большинстве картин раздела современной корейской живописи.
Говоря о корейцах, нельзя не подчеркнуть их невероятного, фантастического трудолюбия. Оно проявлялось во всем, повсюду. Да, положение северокорейской экономики было непростым, но если она все-таки существовала и как-то функционировала, то это - заслуга миллионов людей, которые, трудясь в тяжелых, порою немыслимо тяжелых условиях, ухитрялись почти без помощи каких-либо машин и механизмов выполнять сложные операции, изготовлять довольно совершенные станки и оборудование.