Чем дольше ты живешь на земле, тем чаще задумываешься, а зачем? Для чего? И вообще, кто ты такой? Откуда и куда уйдешь после смерти? И много других вопросов роятся в моей голове, тревожат душу, будоражат воображение. Уйма прочитанных книг лишь вносит противоречия своими противоположными мнениями и суждениями. Завалившие интернет блогеры и психологи, вызывают раздражение. А зачем и почему я все смотрю и читаю? Да вот пытаюсь решить проблемы, которые тянуться по всей моей жизни тяжелым грузом, как французские духи, своим ароматом, шлейфом напоминают о пробежавшем ранее «видении» это я песню вспомнила. Толи девочка, а толи видение.
У каждого из нас есть свои секреты и тайны. А также мечты и желания. Я тоже очень сильно мечтала в детстве, чтоб мои родители меня сильно любили. Но, как и большинству детей, родителей не хватало. А моя мама, которая вышла замуж под тридцать лет, и мечтавшей о сыне, моё появление не принесло радости и счастья. Как впрочем мне тоже. Несколько месяцев я жила без имени. Мама никак не могла смириться с отсутствием значимого органа у своего ребенка. И похоже, ждала, что он (писун) отрастет. Но хрен Вам. Не отрос до сих пор. Пришлось смириться, но любовь не проснулась. После скандала с врачом и мамой, папа зарегистрировал мое рождение под именем Наташа. Хотя мечтали о Сашке или Сережке.
Через шесть лет у нас родился долгожданный мамой сынок. Но не один, а с двойняшкой сестренкой. Но мама была счастлива. Она назвала его в честь своего умершего отца Федором и прощала ему все шалости. С годами шалости любимчика росли и отягощались. Но мама по прежнему смотрела на сыночка с обожанием и продолжала все прощать. На меня с сестрой, это обожание никак не распространялось. Федька рос капризным и избалованным ребенком. Он ломал наших кукол, резал ниши платья и шторы. Ломал технику, разбирал всё, что можно и нельзя. Папа чинил, что мог, молча, потому, что любил маму. Её слова, как приказ, не обсуждались. Лишь молниеносно и с любовью исполнялись.
Все истерики брата и закатанные в магазине выступления со словами «купи» и «хочу» тут же удовлетворялись. На нас с сестрой, это не распространялось. За пакости, которые устраивал брат, пороли его и меня. Меня чаще, а как же? Не уследила, ты же старшая. А мне их было жалко. Они такие маленькие. Ну как можно бить? Мне было очень больно. Папа бил по взрослому. Я бы сказала, по мужски, не рассчитывая силу (или дурь). Я на него не обижалась и не обижаюсь до сих пор. Это по маминому приказу проводилось моё воспитание. А как деревенский мужик мог ещё «разобраться со своей дочерью?»
Шли годы, мы все росли. Я много читала, жила у бабушки, а брат воровал деньги у мамы из кошелька, поджигал квартиру и дачу, связывался с плохими компаниями, имел приводы в милицию. Рос вруном и трусом. Лучший кусок всегда съедал сам. Даже когда мама уже болела и умирала от рака, я передала её апельсины через сестру. Я в то время сама лежала в постели и не знала кто из нас умрет раньше. Попросила сестру купить фруктов за мои деньги. Позвонила маме и спросила, покушала она? Услышав, что нет, спросила почему. Федя скушал, он же тоже витаминчиков хочет.
За несколько дней до маминой смерти, брат, как истинный ссыкун (очкун) стал сбегать из дома и бросать маму одну. Такое случилось раз, но мы все запомнили. Кроме Федьки. Сестра ушла на работу в ночную смену. Покормила маму и поменяла памперс. Брат ушел гуливанить вслед за ней. Утром сестра позвонила мне и рыдая рассказывала, что мама в лопнутом памперсе с окровавленными губами сидит одна дома. Губы лопнули от жажды. Она хотела пить, а вода закончилась, а подать то некому. Наследничек бухать убежал. Когда я ему дозвонилась, он сказал, точнее проорал в трубку, что у его напарника машина сломалась и он чинит машину, спасая жизнь другу. Герой. Жаль у меня ордена никакого нет. Отдала бы нахрен. Хотелось бы посмертно. Мне пришлось переехать к маме. Брат боится меня, на физическом уровне. Я могу врезать от души. И два раза не повторяю. При мне он был пай мальчик. Приходил с работы вовремя. Трезвый. А когда мама умерла, он был на работе. И все хлопоты по организации похорон легли на плечи нашей сестры. Зато братец напился всласть. Нет не от горя. Отмучилась ведь. Но до девяти дней держался скромнягой. Я продолжала жить у мамы и поддерживала сестру как могла. Через год двойняшки продали родительскую квартиру и сестра купила себе студию, а братец благополучно все пропил. Меня в завещании на квартиру не было. При жизни мне мама сказала, что у меня и так все есть. Ну есть и есть. Лишь бы совесть не пропала и душа не деградировала. Вот с тех пор я с братом и не общаюсь. А виновата материнская слепая любовь.