Кумиров сбрасывали с пьедестала. Среди черепков
резвились бесы.
Д. Гранин « Зубр».
За недолгое время нашего знакомства Саймак успел (вот настоящий талант!) провернуть кучу дел: отказался категорически работать на Стэниса, почти согласился работать в ЦКС, доказал, как дважды-два, что мы с ним дальние родственники – как говориться, по линии Евы, - но его это всё равно почему-то радовало; обнаружил в себе композиторский талант, и даже занимался частным образом с каким-то консерваторским авторитетом, которого мы с Джой ему нарыли, перетреся знакомых; сделал у меня в доме ремонт, невзлюбил Фрэнка и очень возлюбил маркиза, долго раздумывал, не влюбиться ли в меня, но так ничего и не решил; зато довел меня чуть не до невроза своими депрессиями. Поскольку Саймак, скорее всего, впервые получил возможность предаваться им ( то есть депрессиям) в столь дружеской обстановке, то уж развернулся во-всю. В его репертуаре имелись: вариации на тему кататонии, когда он выпадал из действительности в самых неподходящих местах – в ванной, к примеру; вдумчивые монологи о бессмысленности жизни; принципиальный отказ отличать день от ночи; и, наконец, бутафорские и провокационные попытки покончить с собой, которые вызывали у меня сначала здоровую панику, а потом – здоровую злость. Потому что в результате его демаршей в небытие отправлялся вовсе не он, а какой-либо предмет мебели, как правило, невосполнимый. До сих пор не прощу ему сломанной пополам опасной бритвы (по семейной легенде, память о прадедушке-пирате), и разбитой вдребезги старинной люстры, привезенной из имения на Щучьем Усе. Люстра эта была любимой, очень красивой, и без дураков дорогой. Мало того: снимая люстру, Саймак не только кокнул громадный матовый плафон, но и выломал с мясом громадный крепежный крюк, набил себе шишку, порезался осколками, да ещё и во всем обвинил меня, пришедшую домой раньше времени. Провозившись со страдальцем пару дней, пользуя его болячки (которые, кстати, мы с Бобкой и за болячки-то не считали), я поняла, что вполне созрела создать гостю идеальные условия для задуманного дела. Может, напроситься в командировку?.. Или наоборот, потребовать отпуск – недели вполне хватит, за это время либо всё случится, либо я получу законное право считать суицидальные наклонности Саймака мерзким кокетством.
По молодости и глупости я выдала ему свой план. После этого негодяй во-первых, неделю со мной не разговаривал. За это время я привлекла Фрэнка, и тот, провозившись пару часов, всобачил мощный крюк в несущую балку потолка, на который я повесила щирую лампочку в абажуре из соломки. Полагаю, что крюк был украден Фрэнком с бойни.
А во-вторых, чуть позже Саймак отомстил мне самым ужасным образом.
…Глянув на тусклый светильник, Саймак бойкот прекратил, зато начал пропадать на сутки, и возвращался с интересной бледностью и русалочьей синевой под глазами. Я старательно делала вид, что ничего не замечаю, потому что решила - он нашел себе наконец подружку. Видя мою тупость, Саймак пошел ва-банк, и в одно черное утро я обнаружила в ванной небрежно заткнутый в аптечку пакетик с белым порошком, а в мусорном ведре - использованный одноразовый шприц. Не знаю, какая собака проболталась, что я до смерти боюсь наркотиков.
…Я ворвалась в спальню Саймака, который, естественно, ещё спал, сдернула с него одеяло, облила холодной водой из кастрюли, вытряхнула из кровати и потребовала объяснений. Не знаю, какой ещё, собственно, реакции он ждал, но выглядел слегка встревоженным, и затянул явно заготовленный монолог о безопасности малых доз. Тут же вгляделся в выражение моего лица, скоренько натянул штаны и опасливо спросил:
- Ты чего?..
- Вот чего, - ответила я, - не знаю, чего ты добиваешься, только нотаций никаких не будет. И разговоров тоже. Но ещё раз повторится – Богом клянусь! – сдам Ларсу. Ты с жиру бесишься, а у меня сын.
Видимо, мой тон убедил Саймака в серьезности сказанного, потому что он на время притих – как раз занялся ремонтом.
Мне же и без него хватало проблем. Джой отказала нашей компании от дома. Она стойко вынесла свой день рождения, справленный на ветвях дуба, катание по второму этажу в стиральной машине, скандал с соседями из-за шума, варку пельменей в ванне и провальную попытку сколотить шашлычницу в саду из двух позаимствованных во Дворе Чудес чугунных мусорных бачков, поломанного рыночного прилавка и остова от пляжного зонта… Но добил её всё же Саймак. Как-то под утро, когда разомлевший народ уже собрался по домам, он сообщил, что остается, так как решил выломать из пола приглянувшуюся ему чем-то плиту, и залечь под неё навеки. В доказательство серьезности своих намерений он грохал об пол пудовым ломом, которым успел разжиться у могильщиков. При каждом ударе в стороны брызгали мелкие осколки и искры; доведенная до крайности хозяйка пошла на него с включенным пылесосом, нечестивец был изгнан, а гостеприимный дом закрыл для нас двери навеки.
Поддавшись общей нервозности, невесть откуда наползшей на нас, Джой даже на меня начала коситься, а однажды поразила в самое сердце.
Дело было у меня на День Города, собраться должны были все свои, как всегда. К моменту подачи на стол еды я уже вполне тянула на ту загнанную лошадь, которую разве что пристрелить из жалости. Убрать дом мне помогла Джой, но потом ускакала на работу. Саймак, малость покрутившись, тоже исчез. Фрэнк притащил с рынка мешок продуктов по списку, сэкономив 50 медяков и потеряв 8 вазонов. Выяснив мое к этому отношение, он быстренько забрал детей и умотал гулять в парк, предоставив мне чистить картошку, запекать кур, печь пирог и рулет с маком, а также рубить салаты, устраивать селедку под шубу и намешивать сырный крем с чесноком. Вернувшаяся почти вместе с гостями Джой помогла накрыть на стол, попутно смешав меня с грязью за дурно отмытый сервиз, который мыл Саймак.
Когда все расселись наконец за столом, Джой повертела в руках бокал с вином, и в категорической форме потребовала слова. Я умилилась. Ясно было, что первый тост произнесут за хозяйку, а кому как не Джой хорошо известны были все кошмары последней недели: Бобка упал со второго этажа соседских развалин, слава Богу, без последствий; рассыпался душевой рассекатель, Саймак полез чинить и сломал смеситель; отвалилась створка ворот моего палисадника, а на починку денег не было, потому что Фрэнк выпросил – нет, выдрал зубами, - 5 прочерков на подарок Ларсу ко дню рождения… На работе Станислав облажался в командировке, от Данюши (а точнее от меня) требовался финансовый отчет за последний квартал, а я только и знала, что смету мы перекрыли рекордно, и скрыть это обстоятельство уже никак не получится… Сапог любимый просит каши, а тут ещё гости эти дурацкие… Короче, я остро нуждалась в теплом слове, хорошо бы что-нибудь типа «…сегодня особенно грустен твой взгляд…», но Джой, чуждая гумилятины, глянула на меня с каким-то странным прищуром, и с непередаваемой интонацией (которая у нас с ней обычно называлась гиена в сиропе) произнесла:
- За тех, кто вечно тонет, но никогда не утопает!
Чуть не подавившись вином, я перехватила ликующий взгляд Саймака. Он явно сделал вывод из сказанного, и прикидывал теперь, как бы половчее и дальше попользовать мою непотопляемость… Впрочем, присутствовавший здесь же Стэнис сделал правильный вывод из произошедшего, и очень скоро Саймак исчез, оставив по себе звон в голове и не очень искреннюю тревогу за его будущее. Волновалась я, как выяснилось, хоть и не сильно, но напрасно: уже через полгода Саймак мне написал, что опекун очень неплохо его пристроил, в какую-то Суони, и чуть не президентом. «Во врет!» - подумала я, и снова ошиблась.
Но всё это было потом, а пока на нас навалились другие проблемы.
…Фрэнк, как и все мы в то время, заметно нервничал; то канючил, то хамил, но, незаметно для себя как-то выбивался в люди. Получил за подвиги медаль и сержанта; закончил свой геологоразведочный; в ужасе отверг наше предложение поучиться ещё чему-нибудь, и был за это навсегда отлучен от всякого рода займов, ключей от квартиры и прочего. Обремененный ребенком, Фрэнк для заработка сунулся на киностудию, где его, как и весь остальной Акзакс, прекрасно знали, и вошли в положение. Он начал сниматься - сначала каскадером, а потом был кем-то замечен и вскоре получил роль в бедовом таком, помнится, боевичке «Его прозвали Шерифом», где, ничтоже сумняшеся, вывел незабвенного нашего Ларса. Фрэнк оказался талантом, и роль вышла столь же уморительная, сколь и узнаваемая, за что герой получил по шее и бутылку коньяку от озадаченного прототипа.
Обмывали первую роль, разумеется, у меня. Фрэнк пришел с сыном Брифом, которого не с кем было оставить; потом Фрэнк с сыном остались ночевать, а поутру Фрэнк, страдая обстягой, выволок меня на бульвары – «прогулять детей». Прибежавшая пораньше Джой взялась перемывать вымытую посуду, которая, по её мнению, и не помыта была вовсе, а нас выгнала: подите вон, толку с вас, как с козла молока…
По воскресеньям половина городских муниципальных винных лавочек не работало - таково было постановление городского муниципалитета. Поэтому около тех, которые работали, клубилась по утрам обыватели, мучимые нестерпимой жаждой. Пара часов, проведенная в таком обществе, могла кого угодно превратить в яростного трезвенника, - но только не Фрэнка.
- А не обобьёшься ли ты крепким чаем? – спросила я.
- Спакуха, лягуха не утонет, - твердо возразил Фрэнк, - держи детей.
И исчез минут на 20, оставив нас на безопасном расстоянии от очереди. Степень безопасности определялась популярным анекдотом про охотников: убить не убьют, но мату дети наслушаются… Сам же Фрэнк, махнув через чугунное литье парковой загородки, исчез. Но не в очереди, а в соседнем подъезде. Через полчаса, когда Бриф описался, а Бобка потерял игрушечную машинку, о чем округа узнала по оглушительному, перекрывающему бой курантов вою, я вполне дозрела проклясть Фрэнка самым страшным пиратским проклятьем, и вернуться домой; но тут недопроклятый появился. Не обращая на нас ни малейшего внимания, он рысью пересек трамвайные пути и сходу протаранился в очередь, на бегу распахивая куртку. Удерживая с трудом в одной руке Брифа, а в другой - Бобку, я вытянула шею и увидела, как суровые завсегдатаи сначала возмущенно заоглядывались, а потом дружно, распространяющейся волной, шарахнулись в стороны, покорно открывая дорогу к заветному прилавку. Фрэнк шастнул туда, вопя:
- Расступись, братва! Гаду выпить надо…
Позже выяснилось, что он позаимствовал у какого-то приятеля по соседству метровую страхолюдную ящерицу, вывезенную сувениром из дальних стран, - существо неземной кротости и ангельского терпения. И не сложно представить, как реагировали на кошмарную рогастую харю в девять утра томящиеся от вчерашних излишеств у винной лавочки простые пьющие смертные…
А неделю спустя передо мной ребром встал вопрос о правомерности родительской порки детей. С одной стороны – это нехорошо. А с другой – Бобка мало того, что сломал видюльник, так ещё и роздал - добрый мальчик! - приятелям по детскому саду (мне к тому времени домашние киносеансы сделались до лампочки) все кассеты, какие только нашел, включая мои рабочие.
Господи, какие уж там порки… Экзекуция в моем исполнении выглядела следующим образом: мы с сыном уныло разглядываем выдернутый мною из джинсов, как чеку из гранаты, кожаный ремень, не шибко понимая, что же делать дальше; Бобка на всякий случай не очень усердно подвывает – не бу-у-у-у-ду бо-ольше… ма-а-а… не бу-у-уду… А я чувствую только одно: что у меня разрывается сердце от жалость к наивному, доброму, глупому мальчишке...
Ну и кончалось всё тоже предсказуемо: я начинала реветь от бессилия, а Бобка, видевший мои слёзы крайне редко, взвывал уже совсем от сердца, и мы, обнявшись, говорили друг другу всякие никчемные слова, и клялись больше никогда-никогда… и пусть повесят меня на нок-рее, если… и крест на пузе восемь раз, и вот прям сейчас вместе пойдем, и поставим чаю кипятить……
Сын действительно после таких разборок прежних безобразий не повторял. Он вообще не любил повторяться.
Но если бы только домашние нестроения! Что-то происходило в ЦКС, что-то нехорошее, но вот что – понять было никак нельзя. Вроде всё идет, как шло… Но задания моим первоотдельцам становились все более мутными, они всё чаще хмурились, хотя маркиз, наоборот, был жизнерадостен, как никогда.
…К тому моменту Альма-Матер чувствовала себя в Акзаксе как дома. И это несмотря на то, что в ЦКС в то время работало немало честных и преданных делу людей, искренне принявших на веру идеалы ЦКС. Эти идеалы начали набирать силу по всему миру: с нашей помощью Код-Девуар окончательно сбросила Чарийский протекторат, Файрлэнд покончил с рабовладением, а Юна – с неразберихой в политике, инспирированной Крысиным Королем. До сих пор гадаю, что подвело маркиза – самоуверенность, или лень. Наверное, всё-таки первое. Всюду, как почки по весне, открывались наши филиалы, затрудняя, а то и вовсе сводя на нет деятельность региональных служб Великого Магистра Отто фон Шенны.
Магистр сначала удивился, а потом встревожился, и вскоре в Акзаксе появился легат Организации Флэш – личность жуткая, уполномоченная, и нами с Джой в тот момент непонятая. В его задачу входило проверить, выполняет ли поднадзорная структура на самом деле заложенные в неё задачи, или груши околачивает. Мы – так сказать, терпилы и болваны большой политики, и вякнуть бы не успели, как нами бы отобедали, но нас спасло другое. Несомненно, любая агентура любой безразмерно разросшейся транснациональной организации прекрасно себя чувствует на местах безо всяких оскорбительных проверок, и имеет, как правило, массу причин опасаться таковых, вне зависимости от степени преданности делу. В Акзаксе же – недосмотр Магистра, пошедшего на поводу у дорогих друзей! – к тому моменту собрались люди весьма самостоятельные и опасные не только для врагов Организации. Возмутившись широкими полномочиями легата, они выступили против него дружным фронтом. До протестов наверх они не опускались – нужда была! – но устроили Проверяющему такую веселую жизнь, что дело чуть не кончилось вторым мятежом в Крысином Королевстве. Да кишка тонка оказалась у легата, и Флэш сгинул, сбросив на копья преследователей, как ящерица хвост, своего помощника Хэмфри. Мы с Джой его немедленно подобрали, - не очень понимая, кто он такой на самом деле, просто очередная жертва обстоятельств, - облизали, приручили и пристроили в ЦКС. Он пошел, потому что куда ж ему было деваться?!
А нам откуда тогда было знать, кто такой маркиз на самом деле…
Однако, пока наши ведомые и неведомые враги с душераздирающим единодушием воевали друг против друга, крепежи их секретов дали течь. Что-то в сердцах буркнул Сабль, как-то особенно заковыристо скаламбурил маркиз, на невинный вопрос загадочно улыбнулся Стэнис… Короче, мы с Джой, никак не имея в виду кого-либо обидеть, неожиданно утерли нос спесивым профессионалам. При отсутствии специального образования, ничего не имея в инструментах, кроме житейской логики и внушительного тоннажа прочитанных книжек, мы для постижения истины давно уже изобрели с горя собственный оригинальным метод: просто давали волю страхам, помня точно, что научно доказано - человек имманентно не в состоянии придумать ничего реально не существующего. Далее самое страшное доказывалось (или нет) обычным способом: собиралась информация на тему, отсеивался полный бред, подключался ЦКС-ный информаторий и народная молва… Чуть не подвывая от ужаса, мы додумались аж до существования Альма-Матер, которую назвали от невежества просто Организацией. Не имея ни малейшего представления о её национальности, идеях и задачах (кроме захвата Акзакса и ЦКС), мы тем не менее тут же составили более-менее полный список её представителей в городе, опираясь на субьективные (других негде взять) подозрения и антипатии. И тут же, уныло прикинув, что это наш потолок, исходя из истории с Хэмфри, начали выхватывать из-под носа Магистра (о котором понятия не имели) проштрафившуюся агентуру, обреченную на сруб. Выхватывали, прикрывали, подавляли добротой, и со всем пылом человеколюбия безжалостно перевербовывали.
Недоступный нам юмор ситуации заключался в том, что мы, рабочее звено ЦКС, будучи далеки от всей глубины происходящего, сдавали агентуру Организации в натруженные руки клевретов той же Организации, чьим порождением и являлось несчастное ЦКС.
Как уже было сказано, в моем любимом городе собрался цвет агентуры Альма-Матер – маркиз, Стэнис, Сабль с Люком… Но ЦКС, будучи создан под определенным лозунгом, как-то странно повлиял на своих создателей. Вместо того, чтобы работать роскошной ширмой, базой и явкой для Организации, он непонятным образом все норовил выполнить обещанное провозглашенным: навевал какие-то крамольные мысли, путал понятия, сбивал с генерального курса, заносил в буераки, заставлял задумываться о непривычном. Идиотская мечталка, которую придумали чуть не китчем, розовой глупостью, подростковым побегом в Ташкент, где тепло и яблоки, - будучи финансирована, структурирована, укомплектована, - вдруг начала работать и сама себя повела.
В какой-то момент Акзакс с ЦКС стали ареной боя, – до поры шахматного. Воевали бывшие соратники по оружию, воевали виртуозно и с огоньком; мы же с Джой охотно выносили раненых. Набег легата оказался очень кстати: разыграв смертельную обиду за недоверие в безопасном далеке от начальства, чувствуя за собой нешуточную (хотя пока ничейную!) силу ЦКС, отборные кадры вдруг заявили, что больше они не кадры. Как личные друзья Магистра, Стэнис с маркизом не шибко опасались последствий. Открыто враждовать с родным гнездовьем они не собирались – зачем? – но и проку от них тоже ожидать больше не следовало.
Четверо мушкетеров, осквернив родную Организацию неуставной искренней дружбой, кажется, сами её, то есть Организацию, и развалили. Может, и назрели там внутри какие-то самостоятельные разрушительные процессы – не знаю, но Альма-Матер не сумела вынести прямого попадания Четверки: Стэниса, маркиза, Юхана и Отто; она треснула и начала потихоньку расползаться по швам. Но, как выяснилось, покидать родное гнездовье можно по-разному. О Юхане я уже писала, и ещё буду писать; Стэнис планировал просто уйти на вольные хлеба, Отто остался расхлебывать последствия, а вот маркиз имел более амбициозные планы. Мы до сих пор далеко не все знаем о происходивших тогда событиях: поначалу-то думали, что вылетели из Акзакса из-за злодея-Магистра, и только много позже выяснилось, что это был личный маркизов экспромт. Ну, не понимали мы ничего в претензиях князей века сего на мировое господство, не сложилось. Где уж нам, курам. Это потом стало понятно, что маркиз решил начать собственную игру, - хотя, чего ещё было ждать от потомка, хоть и далекого, короля-Змея! – и для этой игры ему было необходимо ЦКС.
Но вот почему он посчитал, что, присваивая ЦКС для личных нужд, автоматически получает и нас с Джой, просто в списке инвентаря?!
Нет, в том, что мы способны принести пользу, он уже не сомневался. Непонятно только, с чего он решил, что мы захотим приносить эту пользу лично ему. Впрочем, операцию по принуждению к добровольному сотрудничеству он начал строго по науке. По науке же следовало делать так: перво-наперво оставить фигуранта в вакууме, чтоб он, подлец такой, завертелся в тоске, забегал, потерял вертикаль, вошел в пике и стух, и тут подсечь, выдернуть и выпотрошить.
Всех и дел.
…Невада был отправлен на задание, очень стремное и худо подготовленное, несмотря на мои возражения – прямым приказом начальства. И, разумеется, влип.
Узнав о несчастьи, приговаривая «…говорила же, предупреждала…», я помчалась к Директору за приказом на спасение: следовало, как водится, согласовать «эвакуционную магистраль» - как будем вытаскивать, какими силами, юридическая поддержка, на всякий пожарный случай уточнить дипломатическую составляющую… Прорвалась к маркизу через дуру-секретаршу, мельком удивившись её упёртости, и… И удивилась ещё больше.
Потому что маркиз как-то не к месту рассердился, рассыпался в претензиях, рявкнул…
- Расстреляешь меня потом, - прервала я, - теперь надо решать, как вытащить Неваду.
Не наши бы с ним давние отношения – пошла бы я тем вечером далеко и прямо по стойке смирно. Но я маркиза не боялась, и всё ещё доверяла ему, и тем самым, увы, заставила высказаться предельно откровенно.
Оказалось, никакой магистрали не будет. Оказалось, я забыла старое (и с тех пор, как стоит ЦКС, никогда не пользуемое) правило: если оперативник попадается на задании, то выкручивается сам. Маркиз в сдержанных выражениях обрисовал мне высокий уровень ответственности моего отдела, и степень доверия руководства к его подготовке, и горькое разочарование во всём вышеперечисленном. Речь была яркая, убедительная, и не предполагала никаких возражений.
Я поначалу онемела. Данная ситуация, как мне представлялось, к подготовленности кадров не имела ни малейшего отношения, а имела прямое отношение к разбазариванию кадров, о чем я маркизу талдычила ещё до отправки Невады. Очень не хотелось верить, но ничего другого не оставалось: мне нагло, грубо и цинично втирали очки.
- Ян, да ты в уме?.. - только и нашлась я спросить.
- Безусловно, - ответил он, - чего и тебе желаю. Пойми наконец, все эти данюши и невады – всего лишь расходный материал, таких тысячи. Тратить время на одного провалившегося оперативника…
Вот оно как, оказывается… Невада, учивший Бобку делать свистульки из стручков акации, прошедший несколько войн наемником, огромный, громогласный и добряк, каких мало – расходный материал…
Тон маркиза сказал со всею ясностью: да, он в уме. Очень даже в уме. Быстроту реакции во мне уже вполне воспитал Бобка, так что я мгновенно сообразила: что бы там ни было, сейчас маркиз на коне. И вполне может, для моего, уи сан дот блага, меня арестовать - во избежание непонимания, расслоения, нестроения, и чего ещё там положено. Поэтому я старательно поникла плечами, сделала трагическое лицо, и вылетела вон из кабинета.
Я, конечно, никакая актриса, но в тот момент поняла: кроме меня, Неваду никто не спасет, а для этого нужно как минимум выбраться из ЦКС…
Маркиз, по счастью, недооценил не только меры моего понимания происходящего, но и моего согласия на то, что происходит. И степени моего несогласия с тем, что поняла. А мне потребовалось совсем немного времени, чтобы прилететь домой, разбудить Бобку и позвонить Джой.
Той же ночью, при помощи друга, не имевшего отношения к ЦКС, мы налегке покинули город.
(окончание следует)