(книга «Больше, чем тире»)
Этюд пятый. Романтически-бардовский.
Как это было заведено воинскими уставами нам на первом курсе запрещалось свободное использование фотоаппаратов и своей личной радиотехники, начиная от радиоприёмника и заканчивая магнитофоном. Но одному нашему однокласснику, которого мы звали просто «Пух» иногда всё-таки удавалось проносить с собой в овощечистку свой маленький – не больше ладошки -оранжевый приёмничек «Сони», который мы насиловали только эпизодически. Почему эпизодически? Ну, в то время пальчиковые батарейки были таким же жутким дефицитом, как и квадратные батарейки, а также колбасные изделия. И поэтому все старались экономить серёгино (Пуха) японское чудо. А во вторых у нас был Сашка Викторов. Да! Именно! Тот самый, о котором я рассказывал в истории «Ах, мама, что она за умница!» или Дебют Александра Викторова»
Поэтому из обеденного зала приносился удобный стул со спинкой, на него усаживался наш Санёк, и под общее шкрябанье ножиков в овощечистке начинался концерт авторской песни по заявкам. Саня пел и виртуозил на своей любимой гитаре, а мы, обречённо очищая очередной клубень, тихо гнусавили ему в унисон очередную полюбившуюся песню.
Так под музыку всем было веселее чистить картофан. Но если вы подумаете, что наш Сашка так халявил и сползал с темы чистки картошки, то глубоко ошибаетесь. После этих картофельных чисток, сказать по совести, у Саньки на кончиках пальцев ещё несколько дней пузырились мозоли. Да к тому же рано или поздно и Сашка наш выбивался из сил исполнять песни и, отставив в сторону гитару, он с облегчением и даже с какой-то мазохистской радостью набрасывался на картофель и начинал его неистово чистить. И тут на авансцену выносился оранжевый радиоприёмник, который посредством радиостанции «Маяк» (ибо остальные уже все спали) увещевал нас об очередных успехах и достижениях прогрессирующей перестройки, неимоверного ускорения и неистовой гласности. Спустя час, когда батарейки начинали потихонечку сдыхать, на помощь японской технике вновь приходил отдохнувший за чисткой картофана наш Санька, и всё начиналось по кругу. Сашка пел, а мы гнусавя, чтобы не заснуть, шкрябали клубни.
Но вот однажды Саша нас откровенно удивил и порадовал. Как-то сидя перед очередным картофельным муравейником, он смущаясь произнёс: «А теперь я хочу вам спеть свою песню».
Мы притихли в суровом ожидании. Таинственно обведя нас всех глазами, Саня немного волнуясь запел:
Мысли печальны.
Заполнен временем карман.
Слов прощальных
Обидных слов седой туман.
Обещай мне.
Ты обещай мне, только ты.
Я подарил тебе
Всё то, что мне дарила ты.
Слова были девственны и чисты своей наивностью. Но всем понравилось. Кому-то вспомнилась былая зазноба, кому-то - первая любовь. Все приятно загрустили и продолжали уже с нежностью чистить картошечку. А Сашка своим медоточивым голосом уже перешёл к волнительному куплету:
Ты видишь меня? Ты слышишь меня?
Мой корабль печальный во мгле, во мгле.
Вернусь - только жди, вернусь - только верь
И встречай на пороге двадцатой весны!
Ну, тут уже вообще сердце захолонуло. Вдруг подумалось – сколько же ещё предстоит перелопатить этой картошки до своего двадцатилетия? Как говорится «конец не скоро, а края не видать». И что вообще предстоит испытать за эти годы? Один только Бог ведает. Но Саша настойчиво продолжать касаться струн нашей души и перешёл ко второму куплету:
Летний вечер.
Зажглись на улицах огни.
Место встречи
Там, где уснули корабли.
За горизонтом
Их съел давно густой туман.
Поверь мне только
Все эти мысли - не обман.
И вот в нашу картофелечистку вполз тот самый фиолетовый туман. И мокрая картошка, уже очищенная, словно Венера на небосклоне так волнительно блестит в твоих руках и трепещет своей первозданной чистотой, что ты с радостью её отпускаешь в далекий свободный полёт – как раз до ближайшей ванны, в которой уже покоится около полтонны очищенных её собратьев и сосёстр.
А Сашка продолжает рвать свои струны и наши нервы:
Хладный сумрак
Мне подарил вот эту ночь.
Мрак окутал,
Гоню тоску из сердца прочь.
В знак прощанья
Снимаю с якоря корабль,
И прямо к звёздам
Я уплываю тихо в даль.
Хорошая песня! Как раз в тему! И всем так классно взгустнулось над кучей нечищеного картофана! И души наполнились вдруг святой и священной тоской по чему-то такому светлому далёкому и безбрежному, словно океан! Захотелось поскорее начистить ещё картошки и побыстрее отправиться спать в такую сладкую коечку! А Саня уже подошёл к завершающей стадии по надрыву наших душ своим прощальным куплетом:
Ты видишь меня? Ты слышишь меня?
Твой маяк одинокий во мгле, во мгле.
Вернусь - только жди, приду - только верь
И встречай на пороге двадцатой!
И встречай на пороге янтарной!
И встречай на пороге последней весны!
В тот вечер Сашок в очередной раз сорвал аплодисменты…
… А ножи у нас, кстати, были такими тупыми и жутко неудобными, сделанными из обломков ножовочных полотен по металлу, что к окончанию чистки поголовно у всех наутро на указательном пальце правой руки блестел огромный мозолистый пузырь. И мы часто выбегали на свежий воздух, чтобы не только покурить или глотнуть свежего воздуха, но и поточить о силикатную грань кирпичной стены картофелечистки безнадёжно затупившийся нож, который после этого не срезал, а сгрызал упруго-резиновую тёмно-коричневую кожуру ненавистной этой картофелины. И поэтому, если внимательно приглядеться, то многие кирпичи на углах нашей картофелечистки были по бобровому сточены и обгрызены не одной сотней чистильщиков...
Маленькое пояснение к пятому этюду. Несколько лет назад Саша Викторов очень удивился, что его первое сочинение я, как нештатный летописец нашей роты, бережно хранил несколько десятилетий, но взяв в себя в руки, он с грустью почему-то заключил: «Как жаль, что я это сочинил»…
Ну, не знаю… а нам тогда очень понравилось.
Этюд шестой. «Аллегро… ой нет… аллерго»
Мда… Так вот. С нами учился один курсант. Хороший такой курсант. И звали его Женя. С виду нормальный парень. Весь такой аккуратный, дисциплинированный и даже можно сказать, что местами педантичный. Но вот на его беду именно в училище как-то внезапно открылась его уникальная особенность. У него вдруг, ни с того ни с сего, стала проявляться аллергия на совсем на первый взгляд не аллергенные вещи.
Ну, во-первых, когда он обул грубые флотские юфтевые ботинки, именуемые у нас «гадами», то вскоре с его ногами случилась невероятная аллергическая жуть. Не буду вдаваться в интимные подробности, но скажу только одно, что для исследования этого необычного феномена из гарнизонного госпиталя приезжала даже особая медкомиссия с докторами наук. Оказалось, что у Жени острая аллергия на грубую кирзовую и юфтевую обувь. Ну, и по решению этой комиссии Жене разрешили носить офицерские форменные ботинки, называемые среди нас «хромачами». О нашем Жене по училищу пошли слухи, как об уникальном курсанте, у которого вот такая аллергическая особенность. Знакомые курсанты с других факультетов даже спрашивали меня:
- А правда, что у вас есть такой курсант, который не может носить «гады»?
И мне приходилось им объяснять суть женькиной проблемы. А те, закатив глаза, легкомысленно цокали языками приговаривая: «Вот повезло – в офицерских ботинках может ходить!». И на мои возражения типа: «Не дай Бог вам такое везение», они попросту не обращали внимания.
Но история с флотскими ботинками - это были ещё цветочки. Неожиданно у нашего Женечки вдруг открылась ещё одна аллергия, но теперь уже на картофельный крахмал.
Когда мы все усаживались чистить картошку, то и Женя тоже покорно садился на стул и принимался за чистку. Но такое благолепие длилось совсем недолго – всего лишь до первого очищенного клубня. Далее с ним происходило нечто невероятное. Он вдруг сначала менялся в лице, прислушиваясь к себе и новым необычным ощущениям. Затем он морщился и гримасничал, собирая в узелок все части своего лица. После чего из глаз его выливался поток слёз под громкий артиллерийский аккомпанемент беглого непрекращающегося чиха. Иногда в паузах между приступами чиха он даже успевал не только охать и причитать, но даже извиняться перед нами за такую неадекватную реакцию организма на обыкновенный сырой картофель. Пару его картофелин мы сначала наблюдали за ним со смехом, потом ещё пару картошек следили за Женей с искренним состраданием. Но в конце-концов у всего класса уже не выдерживали нервы и мы, из глубокого чувства сострадания к самим себе, уже чуть ли не пинками выгоняли его из картофелечистки обратно в кубрик. Но Женя был настырным и благородным курсантом, который всё порывался, словно Александр Матросов, броситься грудью на кучу нечищеного картофеля и хоть чем-то облегчить участь родного взвода. Ну, в конечном итоге наше командование пошло навстречу пожеланиям второго взвода и чаяниям Женечки и поэтому в день, точнее в ночь чистки картофеля, Женьку в качестве моральной компенсации и по гуманным соображениям попросту стали назначать в суточный наряд по роте.
Этюд седьмой. «Борьба или Полёт Валькирии».
Этот этюд очень коротенький. В те периоды затяжной чистки, когда наш Саша Викторов, устав от песнопений и своей гитарной виртуозии, радостно усаживался промеж нас и с пионерским задором принимался за чистку картошки. И когда радиоприёмник окончательно умирал разряженными батарейками, в лимонно-кислом помещении овощерезки наступала мучительная давящая тишина, в которой раздавалось только монотонное похрустывание полутупых ножей, да эпизодическое бульканье падающих в ванну медово-жёлтых очищенных клубней.
И вот в эти минуты наступало самое мучительное состояние, когда организму, требовавшему непременного отдыха, было уже абсолютно на всё начихать, и курсанты начинали засыпать прямо с ножами и картофелинами в руках. Начиналась яростная борьба со сном, которую непременно всем хотелось проиграть и капитулировать вот прямо здесь – на мокром цементном полу, заваленным грязной картофельной кожурой. Иногда возникала опасность, что в полудрёме полуотключившийся курсант мог бы вместо картошки садануть грязным ножом прямо себе по пальцам.
Но соседи и друзья всегда приходили на выручку своему собрату и, чтобы тот не заснул, эпизодически кидались в него картошкой, но исключительно малого калибра, чтобы не нанести тяжелых увечий. И непременно - чищенной, чтобы ненароком не унизить честь и достоинство будущего офицера. И возникавшие порой после этого лёгкие потасовки, и взаимные картофельные дуэли неизменно вносили свежую струю в монотонное шкрябанье корнеплодов, и служили некой своеобразной эмоциональной разрядкой, благотворно влиявшей на весь курсантский коллектив.
Этюд восьмой. «Противостояние»
Во время чистки картошки младшим курсам доводилось вступать и в некое противостояние со старшекурсниками. Пятаки, как вам известно, жили в отдельном общежитии в своих комнатах на четыре персоны, именуемых «камерами». В этих комнатах оборудованными телевизорами и магнитофонами с радиоприёмниками, непременно обитали и электрочайники с электроплитками, на которых готовилась всякая вкуснятина. И, конечно же, на сон грядущий в качестве изысканной мировой закуски к маринованным огурчикам и селёдочке жарилась картошечка.
А где её взять? Конечно же – в овощерезке, где утомлённые младшекурсники чистили картофан. Так вот такая была своеобразная негласная иерархия. Когда картошку чистили первокурсники, то пятак мог спокойно прийти к ним и набрать в целлофановый пакет необходимое количество уже чищеной картошки прямо из одной из ванн. При этом первый курс к этому фактору относился смиренно и спокойно. Потому как по изречению Оноре де Бальзака «Noblesse oblige» - положение обязывает. А вот со вторым курсом пятакам приходилось туговато. Противостояния доходили до такой степени, что у наглеца просто силой изымался пластиковый пакет, который просто уничтожался на глазах оторопевшего старшекурсника. И даже поспевающая помощь в виде трёх сокамерников-старшекурсников не спасала положение, и всем четверым приходилось тут же смиренно садиться в кружок и заниматься чисткой картофана для своих интимных целей. Хотя некоторые похитрее, да посметливее просто приходили в варочный цех камбуза и уговаривали одну из поварих или дежурного поварёнка из роты обеспечения наполнить для них пакетик с картошкой. Да! Такая тема прокатывала у них не раз ко всеобщей досаде чистильщиков. Ну а когда третьему курсу доставалась участь чистить корнеплоды, то к ним вообще никто не совался. Ибо картошки итак было мало, да и сами «весёлые ребята» не пускали даже на порог алчущих картошечки пятаков. И поэтому в те дни приходилось им обходиться более скромной ночной трапезой.
(Конец второй части)
С другими частями Вы можете ознакомиться по этим ссылкам:
© Алексей Сафронкин 2021
Другие истории из книги «БОЛЬШЕ, ЧЕМ ТИРЕ» Вы найдёте здесь.
Если Вам понравилась история, то не забывайте ставить лайки и делиться ссылкой с друзьями. Подписывайтесь на мой канал, чтобы узнать ещё много интересного.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.
