Итак, мне предоставили место в стационаре, и теперь я могла проводить больше времени со своим ребёнком. О том, чтобы быть с ним постоянно, речи пока не было, так как он оставался в общей палате под кислородной трубкой и на зондовом питании.
Меня ознакомили с внутренним распорядком. Показали где что лежит, в какое время нужно проводить гигиенические процедуры с малышом и так далее. Что касается моего постоянного присутствия в данной палате, то в целом это было не желательно. Лишь несколько медсестёр соглашались на моё почти постоянное присутствие. Остальные просили меня уйти. Собственно, так как там было тесновато и душно, то их можно было понять. Я не спорила. И была с ребёнком тогда, когда позволяли.
В этой общей палате он пробыл ещё около недели. Эта неделя далась мне тяжело. Наверное, я неженка. Или просто придираюсь. Ведь, главное, что малыша выходили и продолжали оказывать ему положенную медицинскую помощь. Пусть будет так: я неженка и придираюсь.
***
Где-то прозвучала мысль о том, что подло ругать медиков, но при этом пользоваться их помощью. Мне кажется, что это весьма спорное утверждение. Когда, например, мы пользуемся услугами такси и получаем в ответ хамство или неадекватное вождение, мы же как-то реагируем на такую ситуацию. Хотя с тем же такси у нас есть выбор в другой раз не пользоваться этой фирмой. Можем вообще отказаться от использования такси и пересесть на велосипед, например.
С медициной сложнее. В каких-то случаях есть выбор. Хотя тоже придётся сначала проверять на себе подходит тебе данный специалист или нет. А в каких-то выбора просто нет. Более того, медицинская помощь, это не такси, без которого можно обойтись. Без медицины в отдельных ситуациях просто не возможно выжить. И мне кажется, что спекулировать своей незаменимостью тоже как-то нечестно. Вот пришёл человек за помощью: ему страшно, плохо, больно. Но, по мнению отдельных людей, он не может рассчитывать на сострадание, такт, доброе слово. Пусть скажет спасибо, что остался живой и идёт себе дальше.
Тем более я здесь не имею целью порочить честь медицинских работников. Я, вроде, стараюсь не давать оценку профессионализму встречавшихся мне специалистов. Не мне судить об этом, так как я не разбираюсь в медицине. И я часто в своих постах выражаю в целом благодарность за то, что они для меня сделали. Однако, описывая события, которые коснулись лично меня и сильно повлияли в дальнейшем на моё состояние и даже где-то мировоззрение, я не могу не рассказать о том как всё происходило на самом деле. И я не виновата в том, что участники этих событий поступали именно так, а не иначе. Мы не задумываемся, что можем влиять на жизни других людей, даже просто сказав какое-то грубое слово.
У меня в детстве был случай. Мне было лет пять, наверное. Я бегала на площадке в садике, упала и ударилась виском. Помню, как провела ладошкой по лицу, и она осталась вся красная от крови. Воспитательница повезла меня в травмпункт. Судя по тому, что у меня на всю жизнь остался довольно длинный трёхсантиметровый шрам, рана была приличная. Мне стали её зашивать. И, как мне кажется, естественно, что я плакала от боли и страха. А зашивающий меня доктор на меня наорал: "Мол нечего было бегать, а теперь замолчи и терпи".
С этого момента прошло уже сорок лет, а я на всю жизнь запомнила этот случай. Ну, правда, и шрам не даёт забыть :-) Но мне до сих пор не понятно, неужели даже маленькая пятилетняя девочка не заслуживает хоть капли сострадания от врача. Но, видимо, не всегда. Получается (по мнению некоторых людей) нужно просто сказать спасибо за то, что зашили, принять такое отношение, как должное, и не придираться. Всё-таки я, видимо, с детства неженка.
***
В общем, как бы это не воспринималось со стороны, но чувствовала я себя здесь ужасно. Я постоянно ощущала давление. Наверное, я много вещей делала неловко. Но так оно и понятно. Это мой первый ребёнок. И не смотря на свой солидный возраст, я с малышами имела дело мимолётом и около двадцати лет назад, когда навещала родивших подруг и родственниц. Более того, это уже были 3-5-месячные здоровые дети без зондов, с нормальной мышечной системой, а не с кисельным тельцем, какое было у моего сынишки, да и случая проводить с ними какие-то манипуляции мне не представлялось.
Только две медсестры из всей команды относились ко мне дружелюбно: не смеялись над тем, что такая взрослая женщина не умеет обращаться с малышом, не покрикивали, не давали оценку каждому моему действию, а наоборот пытались подсказать мне, как сделать лучше. Нет было ещё несколько женщин, которым было всё равно. Они просто не лезли. Им я тоже благодарна. От остальных же я узнала, что мать я плохая, руки у меня не из плеч, раз не умею подмывать малыша под краном, а самое главное, что у меня ужасная энергетика из-за которой мой ребёнок плохо себя чувствует, и мне лучше держаться от него подальше, и в ситуации с ранним рождением ребёнка виновата я сама.
В общем, я и так страдала от того, что произошло с моим сыном, я была измотана этими постоянными посещениями больницы (ведь это тянулось уже больше двух месяцев), этими постоянными сцеживаниями, возникшими проблемами со здоровьем, а такое отношение со стороны окружающих меня добивало.
Ну, и некоторые ситуации, добавляли мне тревожности.
***
Как-то мне разрешили побыть с малышом вечером.
Медсестра сидела на посту и занималась бумажной работой. Через какое-то время я собралась на ужин, вышла, предупредив её, что пока ушла, и дети там одни. Она кивнула, что услышала.
После ужина я немного задержалась. В общей сложности меня не было минут тридцать-сорок. Вернувшись в помещение, где лежал мой сын, я обнаружила, что он весь мокрый. Сначала ничего не было понятно откуда намокла голова и спина. Потом я обнаружила, что он вырвал зонд, и всё залито молоком.
Собственно, конечно, ничего страшного и в этот раз не произошло. Я даже не знаю, что почувствовал малыш. Может ему даже было приятно охладиться в такую жару. Он, пока был на зонде, никаких звуков голосом не издавал. Только кряхтел. Ну, ещё остался голодным одно кормление. Это тоже не смертельно. Тем более, что он реально был толстячком. Но, ведь могло произойти что-нибудь и похуже. И здесь именно сыграла роль такая организация рабочего места и отсутствие каких-нибудь приспособлений для того, чтобы они давали какой-то сигнал о том, что с ребёнком что-то не так. Ведь в данном случае медсестра была на своём рабочем месте и занималась своей работой. Но это никак не помогло избежать такой ситуации.
На следующий день я набралась смелости и подошла к заведующей отделением с этим вопросом. Я хотела узнать, нет ли возможности приобрести какой-нибудь датчик, чтобы избежать в дальнейшем таких ситуаций. Заведующая меня выслушала и дала понять, что датчики не нужны. И что мне не нужно тревожиться.
Что касается каких-то ещё жалоб, то мне кажется, что жаловаться на нетактичные высказывания в свой адрес странно. Мало ли как люди привыкли общаться. Тем более, сама заведующая тоже не отличалась приветливым отношением к родителям. У меня вообще сложилось впечатление, что в этом отделении на родителей смотрели сразу, как на виновников всего, что произошло с детьми. Наверное, они видя за свою практику много таких историй, где действительно у детей были проблемы со здоровьем по вине родителей, имели право так думать. Но чувствовать всё это на себе было неприятно. Мне лично было не просто не приятно, а морально тяжело. А по поводу ухода персонала со своих рабочих мест, оказалось достаточным того, что я поговорила об этом в тот раз с врачом. С тех пор персонал так массово не исчезал.
Я, конечно, её послушала и постаралась быть спокойной. Но совсем не тревожиться, конечно не получалось. Единственное, что я могла в этом случае сделать, так это по-возможности быть рядом с ребёнком.
***
Наконец, в понедельник ребёнка перевели в палату ко мне. Это, конечно, сильно упрощало мою жизнь в моральном плане. Здесь я уже не была, как в аквариуме, за стеклом. И можно было немного расслабиться.
В этот же день был снят зонд, и я стала кормить его из бутылки. К груди пока сказали пару дней не прикладывать, так как было ещё не до конца понятно, как он справится без зонда. Ну, вроде дело пошло нормально. Правда, грудное вскармливание мне так наладить и не удалось. Ребёнок признавал питание только из бутылочки.
Дальше события стали развиваться довольно быстро. Сыну провели ряд контрольных обследований. За этот период сын пережил колики и я, наконец, услышала его голос. Оказывается, он умел кричать.
И вскоре нас выписали.
Напоследок доктор озвучила мне все предполагаемые диагнозы и проблемы, с которыми мы должны были скорее всего столкнуться. Это был довольно приличный список. Напутствие было примерно таким: мы вам отдаём ребёнка, но не думайте, что теперь вы можете расслабиться. Теперь вы переходите в руки участкового педиатра, невролога, пульмонолога, ортопеда, кардиолога, окулиста. Если не возникнет проблем, то можно около месяца передохнуть дома, и снова в бой за сохранение здоровья. В общем, нам дали верный настрой.
Ещё врач сказала, что есть специальные аппараты, которые контролируют дыхание ребёнка и сигнализируют при проблемах, и нам желательно его приобрести. Вот мне интересно, почему нельзя было об этом сказать в самом начале, чтоб мы его положили к сыну, и не было бы этих волнений. На этом мы простились.
И вот мы вышли с малышом на улицу. Это был очень волнительный момент. Мы пробыли в больнице 100 дней после рождения. Собственно, мы выписались примерно тогда, когда он должен был родиться (дней на 10 позже от ПДР). И параметры сына были примерно такие, как у только что родившегося, правда, толстоватого младенца: 51 см рост и 3900 грамм вес. С виду это был обычный ребёнок. И, глядя на него, трудно было представить, что ему грозит масса проблем со здоровьем, и нас ждёт ещё долгий путь к здоровой жизни.
---------------------------------------------------------------------------------------------------