4 апреля 1953 г. первый секретарь советского посольства В. А. Васюкевич по поручению советского посла посетил Пак Чхан Ока, чтобы выяснить ситуацию после недавних арестов и уточнить, кто именно из числа выходцев из Южной Кореи по-прежнему входит в состав правительства. По-видимому, посол хотел знать, кого из тогдашнего пхеньянского руководства отныне следует считать "живыми трупами", обреченными падению или смерти в ближайшем будущем. Пак Чхан Ок, который, подобно многим руководителям других группировок, был весьма рад низвержению внутренней группировки, сообщил требуемые сведения. В тот момент в партийном и государственном аппарате, а также в различных общественных организациях находилось на руководящих постах более 500 членов Трудовой Партии, в разное время прибывших из Южной Кореи: 82 человека на руководящей партийной работе, 237 человек в органах народной власти и 186 человек в различных кооперативных и общественных организациях и органах печати. Пак Чхан Ок даже в этой связи постарался уколоть своего главного противника - А. И. Хегая, к тому времени уже мертвого. Пак Чхан Ок заметил, что именно А. И. Хегай некогда назначил на руководящие посты "слишком много" бывших подпольщиков. Однако, по словам Пак Чхан Ока "в связи с раскрытием заговорщицкой группы во главе с Ли Сын Епом ЦК ТПК принимает меры к более тщательному изучению указанных руководящих работников, прибывших из Южной Кореи" (иначе говоря, готовит чистку - А. Л.). Впоследствии Пак Чхан Ок постоянно информировал советское посольство о том, как развиваются события вокруг дела Пак Хон Ена - Ли Сын Епа, и каждый раз, когда следствию удавалось выбить из арестованных очередные абсурдные признания, сообщал о них советским дипломатам.
3 августа 1953 г., всего через неделю после подписания перемирия, которое положило конец Корейской войне, в Пхеньяне открылся первый в истории КНДР крупный политический процесс. Впрочем, ему суждено было стать и последним таким процессом, так как суд над Пак Хон Еном носил полузакрытый характер, а впоследствии северокорейский режим вообще отказался от организации пышных судебных спектаклей.
Процесс продолжался 4 дня. Перед Верховным судом КНДР предстали 12 человек во главе с Ли Сын Епом, бывшим секретарем ЦК ТПК. Все обвиняемые были ветеранами коммунистического движения, после Освобождения входили в высшее руководство Трудовой Партии Южной Кореи, а к моменту ареста находились на весьма заметных постах в КНДР, занимаясь главным образом руководством деятельностью подполья и партизанских отрядов на юге страны. Кроме Ли Сын Епа, среди обвиняемых выделялись Пэ Чхоль, бывший заведующий так называемым "отделом связи" ЦК ТПК - специальным подразделением, которое занималось организацией нелегальной деятельности в Южной Корее, его заместители Пак Сын Вон и Юн Сун Даль, заместитель министра пропаганды Чо Иль Мен. Против них было выдвинуто четыре основных обвинения: подготовка государственного переворота; подрыв коммунистического движения на юге страны; сотрудничество с японской полицией в годы оккупации; шпионаж в пользу США.
Кроме того, инкриминировалась подсудимым и подготовка прямых подрывных акций. Так, обвиняемый No. 1 - Ли Сын Еп заявил, что еще в июле 1950 г. Нобл сообщил ему, что американцы намечают на конец сентября 1950 г. высадку крупного десанта в Корее и последующее наступление до корейско-китайской границы. По словам Ли Сын Епа, Нобл потребовал организовать в Пхеньяне восстание в поддержку наступающих американо-южнокорейских войск. Пожалуй, вот тут чувство меры определенно изменило организаторам процесса. Даже если отвлечься от того обстоятельства, что, как нам сейчас хорошо известно, само планирование Инчхонской операции началось только в конце июля , и что само решение пересечь 38-ю параллель было принято уже в ходе боевых действий, весьма странной выглядит мысль о том, что американцы сообщили своему агенту столь секретную информацию как конкретную дату высадки, да еще за 2 месяца до самой операции!
Однако главным из выдвинутых было обвинение в подготовке военного переворота. Как было заявлено на суде и послушно подтверждено подсудимыми, подготовка этого переворота началась еще в сентябре 1951 г., причем дата его неоднократно переносилась и в конце концов он был, дескать, намечен на первый выходной сентября 1952 г. Заговорщики якобы собирались сместить Ким Ир Сена и людей из его ближайшего окружения и сформировать новое правительство. На суде был даже сообщен его примерный состав: премьер-министр Пак Хон Ен, его заместители - Чан Си У и Чу Ен Ха, первый секретарь ЦК ТПК - Ли Сын Еп. Переворот должен был, как утверждалось, произведен силами подчинявшихся обвиняемым отрядов Кымгансанского училища - центра по подготовке партизанских и разведывательно-диверсионных формирований для действий на Юге. Разумеется, прозвучала (хотя как-то робко, неохотно и малодетализировано) также и неизбежная тема планировавшейся американской поддержки: дескать, в случае переворота американцы собирались высадить десант в Вонсане и Анчжу.
Обвинение это было достаточно фантастичным, так как подчинявшиеся "заговорщикам" военные силы состояли лишь из нескольких рот, вооруженных только легким оружием. В то же время в стране находились китайские войска, которые едва ли бы смирились с подобной попыткой, да и советское влияние оставалось еще огромным. Еще более далеки от реальности были заявления о том, что некоторые обвиняемые с давнего времени были агентами японской полиции, а потом перешли на службу к американцам, что они систематически предавали южнокорейское подполье, участвовали в диверсионно-вредительской деятельности против КНДР.
Надо сказать, что у обвинения не сходились концы с концами. Американскими исследователями (в первую очередь Со Дэ Суком) в обвинительных документах был обнаружен целый ряд убийственных противоречий. Так, один из обвиняемых показал, что летом 1950 г. получал инструкции о ведении подрывной деятельности от американского дипломата А. Нобла, которого в действительности в это время вообще не было в Корее.
Обвиняемые, как уже говорилось, охотно каялись и подтверждали показания друг друга. Ничего подобного известному выступлению Райчо Костова, который на аналогичном процессе в Софии в последний момент отказался от всех предъявленных ему обвинений и фактически сорвал столь хорошо задуманный спектакль, или даже уклончиво-неопределенному поведению Бухарина (впоследствии, как мы увидим, повторенному Пак Хон Еном), на процессе Ли Сын Епа не произошло. Все обвиняемые приняли активное участие в этом спектакле. Конечно, можно гадать на тему того, как организаторам процесса удалось добиться такого пассивно-покорного поведения от обвиняемых, некоторые из которых ранее не раз имели случаи проявить немалое мужество. Разнообразных предположений на этот счет как в связи с московскими процессами, так и в связи с их позднейшими копиями пятидесятых годов в странах Восточной Европы, высказывалось, как известно, немало. Как бы то ни было, обвиняемые играли свои роли без запинок. Например, Ли Кан Гук (к моменту ареста - высокопоставленный сотрудник Минвнешторга) начал свое выступление с заявления:"Я - добровольный цепной пес американского империализма!" и впоследствии не раз повторял эту самохарактеристику.