Человек взрослый может издергаться сам и других издергать. Это все знают. Например, он считает, что человек рядом живет не так, как надо. У него глупая жена. И она его век заедает. Терзает его. Надо открыть ему глаза. Потому что он ничего не понимает. А мы, конечно, понимаем.
Сначала намекаем, что он умный, а жена у него глупая. Тонко так намекаем. Затем прямо говорим. Он может возмутиться. Или внимания на наши тонкие намеки не обратить. И это ужасно. Ведь мы его любим. И видим ясно, как она из него кровь пьет. Выпила уже почти всю. И говорим ему. И тонко намекаем.
И начинается мука. Мы всем знакомым рассказываем, как из человека глупая жена жизнь высасывает. И знакомые подключаются. Они начинают нам советовать, как этого человека вразумить.
Мы живем в муке. Страдаем из-за него. Мы плохо спим, мы издерганы. А он ничего. Его жена уху сварила. И они обедают на кухне. А мы в это время знакомым рассказываем, что он гибнет. Почти погиб.
Или другое. Утром просыпаемся. И думаем: как хорошо, что я на пенсии. Мне торопиться некуда. Лежим какое-то время. Голова сонная, и мы поворачиваемся на другой бок. Нам очень хорошо. Потому что спешить некуда.
Затем утренний чай. И в голове мысли: завтра будет то же самое. Утро и чай. Такой же обед, как сегодня. И через неделю.
Другая мысль: меня сжирает однообразие. Я погибаю от однообразия. Приходит отчаяние: моя жизнь закончилась.
Дальше – больше. Ты уже записал себя в несчастные люди. Ты уже обездоленный. И мысли: я в тюрьме. У меня нет денег, и не будет, чтобы сесть в самолет и улететь. И я обречен на однообразие. Моя жизнь закончена.
И пошел мрак. Пошла тоска.
Вышел гулять. Мысль: как надоело ходить по одной улице. Не могу видеть эти дома. И пошло – поехало!
Или жалеешь себя, никнешь, болеешь, тоскуешь. Или вдруг вмешиваешься в чужую жизнь. Пытаешься чужую жизнь исправить по собственному образцу: как он не понимает? Как она не понимает? И лезешь к ним, и становишься иногда агрессивным.
В детстве девочки играют в магазин. У них игрушечные весы. Игрушечные продукты. Они сооружают прилавок. Сначала одна продавец, другая покупатель. Затем меняются. И девочки увлечены. Их захватывает процесс. Они здесь и сейчас. И им весело.
Ребенок самодостаточен. Он может в уголке играть. Взрослый зависим. Ему нужно «принимать участие», ему нужно «влиять, поучать, исправлять». Он не может просто жить.
Женщина знакомая утром уходит в церковь. Все службы – там. С утра до вечера. Дома перекусит – и снова туда. Она выстраивает свою жизнь по церковным канонам. Не мыслит иначе. Дома читает часами молитвы. Вся стена в иконах. И ей не нравятся те, кто иначе живет. Как бы их исправить?
Мужчина знакомый. В годах. Утром идет на скамеечку. И ждет. Появляются такие же. Одна бутылочка. Другая. Собирается человек восемь. Говорят громко, размахивают руками – им занятно. Когда кончаются силы – на диван. Чтобы снова отправиться на скамейку.
Еще одна бабушка – «достала всех детей». Они от нее прячутся. Потому что она учит их. И командует. И скандалит.
Это бросается в глаза. Не увидеть нельзя.
Пожилая женщина полгода к кровати была прикована. Думала, что всё. Кровать, кусок потолка. Сиделка. Больше никого. И ничего. Пустота и вакуум. Дверь закрыта. И вдруг чудо: на ноги встала. Прощай, кровать! Спасибо, сиделка, ты больше не нужна. Вышла в мир. И мир встретил ее. Все важно: и ветер, и снег. И холод, и жара. На лице улыбка. На душе – восторг. Каждый день новый.
Или еще одна дама. Жизнь для нее – это внуки. Она ими живет. Ими дышит.
Наверное, подлинное в нас то, что испытала та женщина, которая с кровати встала. И ее мир принял. А так – всегда чем-то недовольны. И суем свою голову то в чужую жизнь, то в свое прошлое, то в бутылку, то в каноны.
Какие же мы настоящие? Подлинные? Истинные? Какими же нас Бог создал?