Начало:
https://zen.yandex.ru/media/id/5f3a7c4a810e9753a0b9ffae/rusalochi-skazki-602ea9576ce3da78047bcdea
Кружа по острову, он вышел к скалам, отвесно уходившим вниз к берегу. Ленивые волны катили свои воды и обнимали их, поднимая тучи брызг. Мистер Смит смотрел на них с холодным бешенством. Он приехал сюда исцелить свою душу, но исцеления не происходило. Наоборот, он сильнее жаждал знать, что кому-то сейчас плохо и невыносимо тяжело жить.
Мистер Смит поправил шляпу, которую порыв ветра хотел было сорвать с его головы, и повернулся направиться к Старухе Герде, как заметил внушительную фигуру священника среди камней. Он подошёл к нему, стоявшему на утёсе и спокойно смотревшему на белое небо с серой тучей на горизонте.
- Я люблю этот остров, - не оборачиваясь, произнёс тот. – Я люблю этот осколок суши с однообразной природой и суровой погодой. Я люблю здешние дожди. В этом месте, как нигде, ощущаешь свою связь с богом. Может, это от того, что тут нет людей. А может от того, что в такой дикой местности нет времени для праздности: нужно бороться за жизнь с природой, которая к тебе равнодушна. В любом месте, где живут люди, найдётся место соблазну. Даже монастырские стены, молитвы, посты, покаяния и истязания не спасают от греховных мыслей или помыслов. А здесь… Недаром святые уходили в пустыни, пустоши, скиты. В одиночестве и лишениях бог ощущается сильнее.
Он замолчал. Порыв ветра всколыхнул его сутану. Мистер Смит тоже посмотрел вдаль, скрестив руки за спиной и широко расставив ноги. Поля его шляпы равномерно покачивались, как крылья большой птицы.
- Бог… - произнёс он презрительно. – Бог – это пугало для робких и трусливых. Почему он одних одаряет всеми милостями мира, а на долю других достаются страдания? – с пафосом вопросил он, не глядя на священника. – Почему одни купаются в роскоши и любви, а другие прозябают в сырых норах, в презрении, унижениях и ненависти? Вы говорите, ближе к богу. А если я не хочу быть к нему ближе? Если я хочу ощутить счастье здесь, на земле, пока жив, а не в раю, после смерти? Если я не хочу страданий и нищеты, а любви и богатства?
Он повернулся к священнику.
- Вы говорите об умиротворении. А что вы, католический священник, можете знать о тяготах жизни? Об отчаянии, когда видишь своего умирающего ребёнка? О бессилии, когда ваша жена винит вас в его смерти и повёртывается к вам спиной, вместо того, чтобы утешать? Что вы знаете о происках завистников, что наживаются на вашем таланте, считая вас недостойным даже стоять с ними рядом? Бог! – вскричал он, вскидывая кулак к свинцовому небу. – Я ненавижу бога! Я его презираю! – Он гневно запахнул пальто, повернувшись, чтобы уйти.
- Бог не даёт страданий, которые вы не можете перенести, - спокойно произнёс священник. – А счастье? Для бедняка счастье, когда есть похлёбка к обеду. А богачу и лишний бриллиант не принесёт радости.
- Вы сами сказали – бедняку, - произнёс мистер Смит, развернувшись к священнику. – А я не хочу быть им! Я хочу купаться в золоте и жить в роскоши! Но это далось не мне. Бог не рождает всех равными. Но поклонения требует одинакового.
- Бог хочет любви…
- За что? – перебил его мистер Смит, меряя шагами клочок утёса. - За что мне любить его? Он не сделал мне ничего хорошего!
- За хорошее любить легко, - так же спокойно произнёс священник. – Гораздо труднее возлюбить врага, беды и лишения.
- А зачем их любить? – Мистер Смит наклонился к его лицу. Хоть они и были почти одинакового роста, но священник невольно сжался под его ненавидящим взглядом. – Почему я должен возлюбить врага? Почему я должен его простить? Чтобы он ударил в спину, когда я не жду? Или придушил меня во время «дружеских» объятий? Нет, падре, ваша религия для рабов и их хозяев. С такой моралью просто руководить послушным стадом, когда надо – требуя его поддержки, когда выгодно – осуждения иных взглядов, религий и поступков. А в крайних случаях требуя жизни, оставаясь живым самому. Я презираю такое лицемерие и самообман. Вы делаете деньги из воздуха, затуманивая пастве голову и создавая из них послушных животных.
Он помолчал.
- Вам легко быть оторванным от мира – вы его не знаете. Вам неведомы человеческие страдания. Целибат[1] избавил вас от жестокой боли пережить своего ребёнка. Избавил вас от отчаяния видеть его страдания.
- У вас умер сын? – участливо спросил священник.
- Дочь. – Мистер Смит снова сцепил руки за спиной, прямо глядя на горизонт. Вся его поза изображала вызов стихии. Его вздёрнутый подбородок демонстрировал угрюмое упрямство, а слегка покачивающаяся от ветра фигура твёрдо крепилась на широко расставленных ногах.
- Ваш бог забрал у меня дочь и жену. Вот его благодеяния и любовь.
- Расскажите, - попросил священник, повернувшись к нему.
Помолчав, мистер Смит начал рассказывать священнику историю, которую до этого рассказывал Барталу Дьюрхусу. Однако на этот раз он приправил её душераздирающими подробностями и леденящими кровь ужасами, которые частью придумал, частью вспомнил из прочитанного. Перед священником он разыграл целый спектакль из своего горя, действительного или вымышленного, рисуясь в его глазах и возвышаясь в своих. Он живописал мрачные трущобы Лондона, пытаясь вызвать содрогание мерзостными подробностями и недостойными нравами, царящими там. Он упирал на то, что он, хороший человек, был вынужден жить в этой клоаке и терпеть лишения, которых не заслуживал. Он обвинял свою жену и поносил соседей, выставляя себя несчастным человеком, которого никто не понимает, но все стремятся оскорбить и унизить. Если бы его сейчас видела Алва Дьюрхус, она бы не стала слушать дольше пяти минут эту пафосную трагедию и торжество лицемерия. Плюнув с досады, она ушла бы хлопотать по хозяйству, не проронив ни слова сочувствия. Священник, несмотря на все нападки мистера Смита, не был человеком, оторванным от мира. Он видел всю фальшь своего визави. Но вместе с тем он знал, в какие причудливые формы может обрядиться горе, отчаяние и безнадёжность, как каждый человек переживает свои беды. Он встречал и самолюбование, и внешнее равнодушие, и саморазрушение, и неприятие своей вины, и поиск виноватых, и громогласные переживания, и стремление к одиночеству, и самобичевание.
Поэтому он подождал, пока мистер Смит закончит свой спектакль, чтобы, спокойно глядя на горизонт, произнести участливым тоном:
- Несомненно, ваше горе велико, а потери невосполнимы. Но людям неизвестны замыслы бога, его планы на счёт вас. Эти испытания даны вам недаром. Во имя какой-то цели бог наказал вас столь жестоко.
- Наказал! – снова вскипел мистер Смит. - Ваш бог только и может, что наказывать и карать! Почему он не наказал меня параличом, потерей глаза или руки? Почему не наслал на меня чахотку, дизентерию или подагру? Почему он избрал орудием моего наказания невинного ребёнка? Почему, чтобы что-то понял я, он забрал её? – злобно кричал мистер Смит.
- Замыслы бога ведомы только богу…
- Вот он – ваш ответ! – вскричал мистер Смит, потрясая кулаками. – На любой вопрос ваш ответ: всё в руке божьей! Это не ответ, это глупость или лицемерие, которое вызывает желание убить того, кто так отвечает!
Он резко повернулся к священнику. Тот отшатнулся от него, испуганный выражением его лица.
- Но это действительно так, - произнёс священник, стараясь унять дрожь в теле. Хотя он и был шире в плечах и массивнее фигурой, но этот человек был явно одержим. Священник не хотел причинять ему вред. К тому же, сумасшедшие обладают недюжинной силой. Да и кто знает, что на уме у этого неистового мужчины? Вдруг он сейчас столкнёт его с утёса? Тогда вся сила не поможет ему, если он кубарем покатится вниз. Или тому взбредёт в голову пасть на колени в истерическом экстазе. Тогда он будет выглядеть просто нелепо. Он пожалел уже, что завёл разговор с этим человеком. Но это его долг – утешать в горе. А горе у этого человека безмерно, хоть оно и эгоистично и любит рисоваться.
- Нет, не так, - неожиданно холодно сказал мистер Смит. – Это оправдание своей лени, бессилия или, в вашем случае, желания заработать, обманывая глупцов.
Он смерил священника презрительным взглядом и стремительно пошёл прочь. Его пальто развевалось за ним подобно крыльям гигантской летучей мыши.
- Жена… ребёнок… - пробормотал себе под нос священник. – Что вы, ограниченный собой и своими переживаниями эгоист, можете знать о страданиях других? Видимо, у вашей жены были причины поступать так, а не иначе. Вы требовали утешения от неё, а кто утешит её исстрадавшуюся душу? Вы не видите никого вокруг себя. И как я ни обязан вам сочувствовать, я не могу: вам это не надо. Вы не испытываете горя. Только досаду, что ваша жизнь сложилась не так, как вы хотели. Вы жестоки. Жестоки и эгоистичны. Жуткое сочетание.
Он смотрел в спину удалявшегося человека, и печаль ложилась на его лицо. Он повернулся к морю, наблюдая за летящими над берегом птицами. Его глаза скользили по свинцовым волнам, лизавшим камни внизу.
Вдруг мистер Смит резко остановился, развернулся и столь же стремительно пошёл назад.
- Что вам известно о русалках? – грубо спросил он священника. Тот вздрогнул и повернулся к нему.
- Что?
- О русалках? Ваш моряк Якобсен сказал, что они тут есть.
Священник плотно сжал губы.
- Ну? – настойчиво вопрошал мистер Смит. – Есть они или нет?
- Я ничего об этом не знаю, - побледнев, сказал священник.
Мистер Смит запрокинул голову и засмеялся злым смехом.
- Решительно, мне этот остров нравится! – воскликнул он. – Сюда заманивают сказками и удерживают тайнами. А что в итоге? Наверняка чей-нибудь кошмарный сон, вызванный неумеренным употреблением эля, или просто грубое враньё, чтобы заработать на глупцах!
Он резко повернулся к священнику. Тот отшатнулся от взлетевшей полы его пальто.
- Вы же сюда не первый раз приезжаете. Знаете Бартала Дьюрхуса и его жену, наверняка сталкивались со «старухой Гердой» - и вы хотите сказать, что ничего не слышали? Да не смешите меня!
- Я ничего не знаю о русалках, - напряжённым тихим голосом повторил священник.
Мистер Смит смерил его подозрительным взглядом.
- Но кое-что вы явно знаете. И это кое-что тяготит вас. – Священник вздрогнул под его холодным взглядом. – Когда-нибудь вы мне всё расскажете, - прошипел мистер Смит, наклонившись к самому лицу священника.
Он взглядом обшаривал его напряжённое лицо. Затем резко отшатнулся и, ни слова не говоря, снова стремительно удалился.
Священник, проведя дрожащей рукой по волосам, тяжко вздохнул и начал медленно спускаться по камням к чёрным провалам, обозначавшим как просто дыру в скале, так и входы в пещеры.
[1] Целибат – обет безбрачия для священнослужителей в католицизме.