В селе неподалёку от родителей жил мужик. Зарабатывал на жизнь тем, что лошадью боронил огороды, окучивал картошку, ближе к осени выпахивал клубни из земли. Кому с покоса сено до дома привезёт, кому к зиме сухостой насобирает на дрова. В общем, лошадка была его кормилицей.
Жил мужик на отшибе, за его огородом на многие километры вдаль уходил лес. Не так, чтобы дремучий как на полотнах русских живописцев, но всё же лес. В периоды, когда лошадь не задействована в работе, хозяин отводил её в лес, вбивал на поляне металлический штырь с привязанной к нему капроновой верёвкой. И лошадь паслась, выщипывая траву ровным кругом вокруг штыря на длину верёвки. Принесёт ведро воды и лошадь дальше паслась; по мере надобности перебивал штырь в другое место, где трава ещё не «сострижена» лошадиными зубами и не вытоптана копытами.
В первые годы хозяин каждое утро выводил лошадь пастись, а вечером приводил в стойло. А потом... А потом то ли постарел малость, то ли лень-матушка заела каждый день туда-сюда с лошадью мотаться. Перестал он лошадь домой приводить, перевёл её в круглосуточное содержание на пастбище. Принесёт ей ведро воды, если нужно перебьёт на другую поляну и на этом забота о копытной кормилице завершалась. Сельчане его спрашивали:
– Ты пошто лошадь в лесу на ночь оставляешь?
Хозяин спокойно отвечал:
– Да что её гонять взад-вперёд? Ни мне, ни ей покоя нет. А так пасётся она сколько хочет, бока круче будут.
Сельчане качали головами:
– Негоже скотину без присмотра оставлять.
У хозяина на сей счёт своё мнение:
– Цыганья здесь нет, а наши не уведут.
Сельчане цокали языками:
– Наши не уведут. У нас лягушек в речке больше, чем домов в деревне – чужую скотину не утаишь. Да и лошадь у тебя приметная, спутать никак не получится.
Хозяин обрадованно говорил:
– Ну так и я об этом же думаю! Никто лошадь не возьмёт, пускай пасётся.
Сельчане разочарованно соглашались:
– Как знаешь, ты – хозяин.
Приближается время собирать урожай. Погода стоит ясная, земля сухая. Картофельная ботва пожелтела; через недельку можно выпахивать картошку – себе, сельчанам. Соха в сарае лежит исправная, упряжка на ней крепкая. Скоро опять предстоит работа на огородах. Пора бы и лошадку вести домой.
Как обычно вечером хозяин напоил лошадь, уходя ласково потрепал её по холке. Он предположить не мог, что видит свою животинку в последний раз.
С самого утра было нехорошее предчувствие. Зачерпнув из колодца ведро воды, хозяин пошёл напоить лошадь. Лес его встретил подозрительной тишиной, словно всё живое замерло в ожидании худа. Обычно лошадь загодя встречала своего хозяина звонким ржанием, но сейчас – тишина. В висках застучала кpoвь, в ушах звучали слова сельчан – негоже скотину без присмотра оставлять. Мужик ускорил шаг...
Верёвка была перерезана острым ножом около штыря. Метр верёвки, металлический штырь в земле да вытоптанная ровным кругом трава на поляне – это всё, что осталось от лошади. Понятное дело, что лошадь увели не свои. Кто-то прознал про неё из чужих – случайный грибник или кто из сельчан кому лишнего взболтнул. Ни с кем из сельчан мужик не ругался, мстить за обиды вроде бы некому. Доходами он никогда не был богат, в этом отношении завидовать тоже нет причин.
Приезжали следователь с участковым, фотографировали поляну, на вытоптанной земле выискивали следы от обуви, среди сельчан проводили опрос кто что знает или что-то заприметил подозрительное. Но свидетелей никого не нашлось. Если кто и видел конокрада в злосчастную ночь, то только паук на своей паутине.
В качестве вещественного доказательства следователь забрал верёвку. И на этом всё – ни лошади, ни верёвки. Кто и куда увёл лошадку так и осталось невыясненным.