Моя родина далеко на юге. Там цветёт миндаль, там нет этого страшного, дремучего леса, там люди помнят и чтят имя Аллаха, высокого, великого.
Я всегда был истинным мусульманином, и когда умер мой отец, и половина его имущества перешло ко мне, тогда я исполнил его волю и взял себе в жёны ту, на которую он мне указал перед смертью, и получил вместе с ней ещё много имущества. Я со старанием продолжил дела, которые вёл мой отец, и это увеличило моё имущество.
Когда умер мой старший брат и всё его имущество перешло ко мне, тогда я исполнил волю своего старшего брата и взял в свой дом его дочь, чтобы потом устроить её судьбу. И я со старанием продолжил дела, которые вёл мой старший брат, и это увеличило моё имущество.
Скоро я стал заметным и уважаемым человеком в городе, но знаки внимания, которые стали оказывать мне не только соседи, а даже известные и уважаемые люди, не услаждали мою жизнь, потому что душа моя не знала покоя...
И по мере того, как увеличивалось моё имущество - мрачнели думы мои, потому что человеку, у которого нет детей, некому оставить нажитое.
А я не хотел, чтобы потом, после моей смерти, всё моё имущество растащила жадная и многочисленная родня моей жены. Поэтому взгляд мой всё чаще стал останавливаться на дочери моего брата, и она тоже стала задерживать на мне свой ответный взгляд.
Когда камышовый кот, спрятавшись у сарая в зарослях мальв и анютиных глазок, следит за курицей (а глаза у кота от жадности и вожделения - большие и похожи на два лилово-жёлтых цветка анютиных глазок), тогда можно подойти и взять кота рукой, потому что для него нет ничего на свете, кроме курицы.
Она стала задерживать на мне свой взгляд, а я стал оставлять свой ум в лавке на базаре, и, наверное, забывал имя своё, когда она, тревожа воздух одеждами и запахами своего тела, тихо бродила по моему дому, переходя из комнаты в комнату, и моя голова была подобна комнатам в этом доме, где бродит она. «О, Аллах! Как она хороша... О, моё сердце! Какие горячие у неё глаза...» - невольно шептали мои губы, и пиала с душистым зелёным чаем дрожала в моей руке.
Человек, считающий деньги на базаре и поэт, слагающий оду газели, никогда не поймут друг друга. Поэт и торговец говорили во мне, каждый о своём, на своём языке форм и понятий. Они спутывались, занимали вперемежку разные роли, один вместо другого, но не как не могли сочетаться в единство.
Всё это окончательно разрушило мой душевный покой, и мрачное уединение стало моим обычным занятием.
В один из таких одинаковых моих дней, я в мрачном одиночестве отдыхал в своей беседке в саду (а беседка была устроена из виноградных лоз, и на потолке и на стенах беседки висели тяжёлые грозди сладкого винограда, чёрного и белого цвета, напоминая о приятностях земной жизни, и маленький фонтан, устроенный в беседке, услаждал слух плеском воды, и кусты прекрасных роз наполняли воздух душным ароматом своим).
Погружённый в мрачные думы, я с неудовольствием разглядывал нежные розы, которые были слишком крупные и яркие, и напрасно изумляли глаза. Пальцы мои теребили мягкий ковёр, на котором я лежал, и на котором валялась моя голубая с золотом пиала, и серебряное блюдо со сладким виноградом, персиками и хурмой стояло не тронутым...
Вдруг я почувствовал, что кто-то вошёл в беседку.
Я поднял глаза и увидел её.
Она опустилась рядом на колени и сказала следующие слова: «О, мой дядя! Я плачу каждую ночь, потому что вижу, как пожелтело твоё лицо, потому что думы твои черны и забота капает с твоего тела. Пустая пиала лежит забытая на ковре, а пиала, полная душистого чая, всегда будит желание и жжёт пальцы. Сделай же то, в чём исполнятся желанья твои!»
И она наклонилась и поцеловала мои губы, и мои руки поймали её волосы, и она не попыталась вырваться из моих объятий.
Мы позабыли обо всём... Мы забыли о своей земле, по которой бродят ещё стада наших желаний, где зной и холод дарованы нам, как милостыня, и каждому велено собирать камни свои: ибо память наша - это мешок камней. Забыли о солнце, и оно покинуло небо, чтобы уснули птицы, и мы услышали, как в пустынях скрипит песок, а потом мы сами уснули и увидели в снах своих дорогу свою: ибо память наша - это вторая жизнь. Мы забыли о луне, и хитрая луна упала в маленький фонтан, устроенный в нашей беседке, и превратилась в большую сильную рыбу, и её серебряная чешуя полетела во все стороны из маленького фонтана и стала прилипать к воздуху. Воздух из-за аромата роз стал густым как вино, и мы задохнулись, запутались в нём, словно в сетях, и руки наши запутались в одеждах наших... Тогда она встала и сняла с себя все одежды, а в моей груди замерло сердце: мне показалось, что хитрая луна обманула меня, что та, которая стоит сейчас передо мной, - рождена лишь на мгновенье из её серебряной чешуи. Я схватил её за руки. Кожа её была белой, как снег, чистой, как серебро, горячей, как расплавленный свинец. Мы позабыли обо всём.
Прошло немного времени, и моя жена сначала удивилась, а затем и узнала всё, что захотела узнать. Мы же, наивно считали, что то что мы делаем, её не касается, но она решила, что мы воры, что мы бесстыдно крадём последнюю сладкую ягоду с унылого поля её разочарований, и злоба чёрной смолой закипела в её сердце и в печени, и она задумала жестоко отомстить нам.
И вот... В один прекрасный день моя жена сделала вид, что пошла к своей сестре в гости, но сама тут же вернулась, незаметно проникла в дом и стала ждать, и выждала момент, когда мы ничего не могли видеть и слышать, что творится вокруг. Моя жена прошептала какие-то мерзкие заклинания над чашкой с водой, подкралась и обрызгала нас... Возлюбленная моя превратилась в крысу, и моя жена кинулась ловить её. Я же превратился в Священного Скарабея, и пока моя жена ловила крысу, я успел добежать до края кровати, свалился на пол, побежал дальше, нашёл щель и спрятался.
После того, как моя жена поймала крысу, посадила её в проволочную клетку и куда-то унесла, она вернулась в спальню и принялась искать меня: она перерыла всю постель, обыскала весь дом и ничего не нашла.
Тогда она открыла в доме все двери и окна, обсыпала себя пеплом из очага, стала выдёргивать у себя из головы волосы и кричать: «О, мой муж! Он покинул меня...»
И люди услышали крики и плач, пришли в дом и принялись везде искать меня, но ничего не нашли и сказали: «Он действительно ушёл от неё!»
Тёмной ночью, тайком, я ушёл из своего дома (а день, наступивший после этой ночи, был первым днём девятого месяца лунного календаря).
Я бросил свой дом, и не было у меня жалости к своему имуществу.
Я потерял свою возлюбленную, но не страдал от горечи разлуки, потому, что не знал и не чувствовал, в каком из моих сердец ещё живёт любовь.*
_______________
* В отличие от человека некоторые насекомые имеют открытый круг кровообращения. Семь-восемь сердец, расположенные вдоль тела насекомого, одно за другим, они сокращаются в определённом ритме. Последнее сердце заканчивается аортой, открытой в голове насекомого, и кровь, свободно изливаясь, омывает все внутренние органы, собирается в конце тела насекомого, где попадает в первое сердце. В случае, если такое насекомое упадёт на спину (например, майский жук или большой чёрный таракан) и длительное время не сможет возвратиться в нормальное положение - оно засыпает, т.е. погибает, так как нарушается система его кровообращения. Недостаток открытой системы кровообращения в том, что она связана с тяготением Земли и работает только при определённых положения тела насекомого. То же происходит и с человеком: его определённое ощущение внутреннего порядка, который, равно как и внешний (только когда он стоит на ногах в центре мира), несёт в себе признак необходимости... И пока «внутренний глаз» видит, «внутреннее ухо» слышит – душа его живёт: у неё есть свои пространство, глубина, даль... И астральная кровь - открытой, но единой мировой системы кровообращения, подчиняясь земному тяготению, омывает его душу.