мерика все более чувствует, что определила будущее неверным для себя образом: она «демократизирует» Ближний Восток, в то время как главные ее конкуренты укрепляют позиции в Азии и Европе. Не Афганистан, а рвущийся вперед Китай, не Ирак, а интегрирующаяся Европа — вот кто будет решать судьбы американского могущества в XXI веке.
Стратегия. Долговременная американская стратегия в мире предполагает усиленное военное строительство, активную деятельность разведывательного сообщества, укрепление анклавов «нового мирового порядка» в пику многосторонности, увеличения зоны опасного хаоса или твердого самоутверждения. При этом американский электорат осваивает незадачливый урок Ирака. Как пишет Ч.-М. Мейнс, он «не желает платить Долларами и кровью за установление Нового мирового порядка или за внедрение норм демократии в странах, о которых американцы ничего не знают. Американский народ не против более тесных отношений с другими крупными странами, но он не поддерживает даже умеренную критику таких ключевых держав, как Китай. Он устрашен варварством разгоревшихся конфликтов в мире». Ирак обнажил порочность силового решения межцивилизационных вопросов, указал на порочность идеи «кто не с нами, тот против нас».
Модель для внешнего мира не получилась в свете исключительных условий, созданных американцами на Ближнем Востоке, уникального (и далеко не положительного) опыта США и реальных на сегодня проблем страны. В свое время наполеоновская Франция и викторианская Британия вызывали, без преувеличения, массовое восхищение и желание имитировать. Многие восхищаются и современной Америкой, ее мощной экономикой, системой образования, ее уровнем жизни, издательствами, фильмами, музыкой и т. п. В то же время американское военное давление на другие страны насильственной демократизации вызывает явственное противодействие. Требования Вашингтона в отношении политических перемен создают Америке немало врагов.
В целом, обладая феноменальной мощью, Соединенные Штаты не всегда имеют достаточной жертвенной воли и не владеют долгосрочным планированием. Они способны выиграть битвы, но далеки от того, чтобы насильственно изменить характер далеких от нее цивилизаций. Все более серьезно американская элита указывает на, во-первых, непредсказуемость российского развития; во-вторых, на таящее неожиданности китайское самоутверждение; в третьих, на опасное для всех распространение ядерного оружия. Помимо главных проблем, существует бесконечная череда малых конфликтов, требующая американского внимания и, возможно, военного вмешательства.
После навязанного в Дейтоне решения боснийской проблемы, бомбардировки Югославии, оккупации Афганистана и удара по Ираку индикаторами будущего поведения гегемона явилась решимость Вашингтона применить силу против Ирана, демонстрация силы в Тайваньском проливе, расширение Североатлантического союза, свержение прежних и водворение желательных США правительств на Гаити и в Панаме, вмешательство в Сомали и Руанде, активизация посредничества в арабо-израильском и североирландском споре, проектирование своих интересов на основные мировые регионы, выделение враждебных государств с их последующим преследованием вплоть до постоянного силового наказания (Иран и КНДР), экономического эмбарго (Куба), открытого давления (Иран, Северная Корея, Ливия), формулирование новой стратегической концепции НАТО, предполагающей «военные операции в нестабильных регионах» за пределами прежней зоны ответственности.
Стало предельно ясно, что США намерены и в будущем осуществлять контроль над Персидским заливом, обеспечивать свое лидерство в мировой финансовой политике, крепить свое главенство в самом большом в мире — Североатлантическом военном союзе, удержать лидирующее положение в производстве и экспорте конвенциональных вооружений.
Гегемония постулирует новые правила — Америка после победы в холодной войне решительно стала полагаться не на мнение мирового сообщества, не на «устаревшие» статуты и «отринутые временем» международные организации, а на свое лидерство, на свою мощь, на своих ближайших и доказавших свою лояльность союзников.
Гегемония постулирует новые правила — Америка после победы в холодной войне решительно стала полагаться не на мнение мирового сообщества, не на «устаревшие» статуты и «отринутые временем» международные организации, а на свое лидерство, на свою мощь, на своих ближайших и доказавших свою лояльность союзников. «Соединенные Штаты, — пишет госсекретарь в администрации Дж. Буша-мл. Кондолиза Райе, — играют особую роль в современном мире и не должны ставить себя в зависимость от всяких международных конвенций и от соглашений, выдвигаемых извне». Это означает, что в США возник двухпартийный консенсус относительно нежелательности полагаться на многосторонние коллективные организации, подобные ООН. Показательным является то, что Америка постаралась подчинить механизм ООН своим стратегическим интересам, используя в качестве рычага свой финансовый взнос в эту организацию — она оказалась должной Организации Объединенных Наций более триллиона долларов, — но это ей не удалось.
Страна, некогда породившая идею Лиги наций и ООН, ныне предпочитает опираться на отдельных, избранных союзников. Их список — в таблице 4.
граничители гегемонии. В США в общенациональном масштабе (особенно активно после иракского опыта) растет понимание того, что гегемония — огромная цель. Она требует исключительной концентрации мощи и энергии, неколебимой внутринациональной солидарности. Путь формирования таких условий чреват опасностями, ее поддержание накладно, ее реализация способна антагонизировать колоссальные силы. Цена гегемонии может стать непомерной. В свете обозначившихся на руинах Фаллуджи факторов, в США начался общенациональный «спор» об оптимальном поведении страны в условиях ожесточения спора между «золотым миллиардом» и нищей частью земного населения, между различными цивилизационными ценностями.
Несмотря на всемогущество, в начале XXI века США отнюдь не овладели всеми контрольными рычагами мирового развития. Они не сумели, скажем, восстановить порядок в таких странах, как Сомали и Колумбия, не смогли предотвратить распространение ядерного оружия в Южной Азии. Им не удалось предотвратить цивилизационный коллапс в Руанде и Конго, создать во внешне побежденном Ираке проамериканскую коалицию, свергнуть нежелательные для себя режимы на Кубе, в Ливии, Северной Корее, Конго, Малайзии, решающим образом повлиять на экономическую политику Европейского союза и Японии, эффективно вмешаться во внутренние процессы КНР, получить в свои руки ведущих террористов (начиная с Бен Ладена), разрешить противоречия между Израилем и Палестиной, остановить поток движущихся в Америку наркотиков, реально утвердить внесевероатлантические функции НАТО.
Более того, американские действия насторожили многих. Как отмечает сотрудник Института мировой политики (Вашингтон) И. Катбертсон, «кампания возмущения по поводу китайского шпионажа, возмущение китайского правительства и общества по поводу бомбардировки посольства КНР в Белграде, резкая реакция России на акцию НАТО в Югославии ускорили процесс понимания как элиты, так и общественного мнения в Соединенных Штатах, что не все довольны видеть Америку единственным мировым гегемоном… Односторонние американские действия быстро мобилизуют возмущение, переходящее в противодействие и ярость, о чем говорят тысячи антиамериканских демонстраций и беспорядков… И это не лучшая реклама западных и особенно американских принципов, когда становится ясно, что мы готовы жертвовать кровью и богатством только тогда, когда возникает опасность неполучения естественных ресурсов, каковым в частности является нефть, от поставок которой зависит Запад». Но особое мировое возмущение вызвал удар по общепризнанному суверенитету независимых стран, нанесенный нападением Вашингтона на Багдад.
В результате американское преобладание в мире, столь очевидно открывшееся после крушения Советского Союза, все более нуждается в структуризации, в создании новых институтов, в формировании соответствующей идеологии, в проявлении того пафоса, который держал страну в напряжении все долгие десятилетия холодной войны. Нуждается в поколении «имперских стратегов» типа Д. Ачесона и Дж.-Ф. Даллеса. Готово ли американское общество выдвинуть подобных лидеров, освятить «праведным гневом» свой идеал и курс в бурном мире, претерпевающем конвульсии модернизации, рекультуризации, нахождения собственной идентичности?
Над миром вздыбилась вторая (после силовой монополярности) мощная волна, радикально меняющая мировое сообщество, — глобализация — слияние национальных экономик в единую, общемировую систему, основанную на новой легкости перемещения капитала, на новой информационной открытости мира, на технологической революции, на приверженности развитых индустриальных стран либерализации движения товаров и капитала, на основе коммуникационного сближения, планетарной научной революции, межнациональных социальных движений, новых видов транспорта, реализации телекоммуникационных технологий, интернационального образования.
Глобализация, как считают специалисты, предполагает существование обязательств, которым должны подчиниться все страны.
Две фазы. Разумеется, постепенное сближение стран и континентов покрывает всю историю человечества и в этом плане вся мировая история — это своего рода совокупность медленных и быстрых шагов государств и народов в направлении глобального сближения. Но революционно быстро темпы этого сближения осуществлялись лишь дважды.
В первом случае — на рубеже XIX и XX вв. мир вступил в фазу активного взаимосближения на основе резкого распространения торговли и инвестиций, распространения международных связей в глобальном масштабе благодаря пароходу, телефону и конвейеру. Теоретики первой волны глобализации — Р. Кобден и Дж. Брайт обосновали то положение, что свободная торговля подстегнет всемирный экономический рост и на основе невиданного процветания, основанного на взаимозависимости, народы позабудут о распрях. Британия со своим морским, индустриальным и финансовым могуществом стояла гарантом этой первой волны глобализации, осуществляя контроль над главными артериями перевозок товаров — морями и океанами, обеспечивая при помощи фунта стерлингов и Английского банка стабильность международных финансовых расчетов.
Благотворное воздействие глобализации на склонную к конфликтам мировую среду было обосновано в книге Нормана Эйнджела «Великая иллюзия» (1909).3а пять лет до начала Первой мировой войны автор аргументировал наступившую невозможность глобальных конфликтов вследствие сложившейся экономической взаимозависимости мира: перед 1914 годом Британия и Германия (основные внешнеполитические антагонисты) являлись вторыми по значимости торговыми партнерами друг друга — и это при том, что на внешнюю торговлю Британии и Германии приходилось 52 % и 38 % их валового национального продукта соответственно.
3а пять лет до начала Первой мировой войны автор аргументировал наступившую невозможность глобальных конфликтов вследствие сложившейся экономической взаимозависимости мира: перед 1914 годом Британия и Германия (основные внешнеполитические антагонисты) являлись вторыми по значимости торговыми партнерами друг друга — и это при том, что на внешнюю торговлю Британии и Германии приходилось 52 % и 38 % их валового национального продукта соответственно. Но в августе 1914 года предсказание необратимости глобального сближения наций показало всю свою несостоятельность. Первая мировая война остановила процесс экономически-информационно-коммуникационного сближения наций самым страшным образом. Глобализация уступила место геополитике, стратегическим расчетам, историческим счетам, уязвленной гордости, страху перед зависимостью. Так российское правительство указало на губительность исключительной зависимости России от торговли с монополистом в ее внешней торговле — Германией (на которую приходилось 50 % российской торговли).
Реанимация глобального сближения потребовала немало времени после страшного озлобления и фактической автаркии, сопутствовавшей мировым и холодной войнам. Лишь в последние десятилетия XX в., после двух мировых войн, Великой депрессии и многочисленных социальных экспериментов, способствовавших противостоянию социальных систем, либеральный экономический порядок, созданный в XIX в., стал возвращаться в мировую практику.
Второе рождение глобализации началось в конце 70-х годов на основе невероятной революции в совершенствовании средств доставки в космос аппаратов глобального радиуса действия (средство переноса информации), в информатике, телекоммуникациях и числовой обработке информации (способ переноса информации).
За последние тридцать лет реактивная авиация сблизила все континенты, а мощь общего числа компьютеров удваивалась в среднем в течение каждых восемнадцати месяцев. Объем информации на каждом квадратном сантиметре дисков увеличивался в среднем на 60 % в год, начиная с 1991 года. В результате всех этих изобретений и усовершенствований стоимость переноса информации упростилась, сократилась драматически, и ныне огромные объемы информации могут быть перенесены посредством телефона, оптического кабеля и радиосигналов в любую точку земного шара, что революционным образом действует на имитацию всех лучших образцов в экономике, на экономический рост в целом.
Стал очевидным новый характер глобализационных процессов. Скажем, британский концерн «Юнилевер», имеющий 500 подчиненных компаний в 75 странах, или базирующийся в США «Эксон», 75 % доходов которого получаются не в США, могут быть названы национальными компаниями лишь условно. Транснациональные корпорации и неправительственные организации стали с невиданной прежде легкостью пересекать национальные границы и осуществлять власть над населением менее развитых стран, поскольку «ни национальные правительства, ни локальные власти не смогут собственными силами справиться с проблемами, порожденными растущей взаимозависимостью». Капитал как бы «позабыл» о своей национальной принадлежности, в массовых объемах бросаясь туда, где, благодаря стабильности и высокой эффективности труда, достигается максимальная степень прибыли. Банки, трастовые фирмы, промышленные компании как бы вышли из-под опеки национальных правительств, и, в результате их новоприобретенной самостоятельности, переток капитала стал своего рода самодовлеющим процессом. Согласно данным, оглашенным на Конференции ООН по торговле и развитию (май 2004 г.), в 2003 г. общая сумма слияний между фирмами различных стран и поглощений местных фирм иностранными составила 1520 млрд. дол. Связки типа «Крайслер-Бенц» или «Рено-Вольво» стали своего рода знамением времени. На заграничных филиалах в начале XXI века производится товаров стоимостью в 7 трлн. дол.
Наступил второй, современный этап глобализации.