Продолжаю писать о постояльцах пансионата для ветеранов войны и труда
Странно, но среди всех жителей пансионата отчество Ивановна носила лишь одна, звали ее, вернее, зовут, Анастасия. Она еще жива. (Долгой ей жизни). Это я к тому, что мужского имя «Иван» - самое распространенное на Руси, а деревнях, по устоявшемуся мнению, особенно. Были Никифоровны, Семеновны, Сергеевны, Трофимовны, Александровны и т.д
Анастасия Ивановна, как выяснилось, приходилась мне родственницей, правда очень дальней. По дедушкиной линии. Его - то как раз звали Иваном. Но отчество тоже необычное для русской деревни – Илларионович. Наша троюродная родня из другого «колена» была вся черноволосая, так что в семье существовала легенда: когда –то, еще при Екатерине, наши предки были сосланы на Урал. Может правда, может – нет. Сейчас уже не спросишь.
Биографии своих я знаю только у двух поколений и то, так – поверхостную. Помню только кое –что из бабушкиных рассказов, но я тогда была еще мала. Потом бабушка умерла, а дед был суровый, он ничего не рассказывал.
Вот я и хотела воспользоваться памятью Анастасии Ивановны, расспросить о своих и о ней, конечно. Но она ничего о моих не знала толком. О себе рассказывала. О ней, едва ли не единственной в пансионате, несколько раз писали в нашей местной газете, как о труженице тыла.
Когда началась Великая Отечественная война, Анастасии было лет 16. Отец ушел на фронт. Мать работа в колхозе и здоровьем была очень слаба. Два младших брата ходили по возможности в школу. По возможности – это, когда было более –менее тепло и до школы можно было добежать босиком.
Уральская деревня войну переживала очень трудно. Настя и другие девушки, женщины постарше работала на лесозаготовках. Пилой «Дружбой», той, что «Я тебе – ты мне» - («Дружбой» еще называлась бензиновая пила, тяжеленная, но очень выносливая и безотказная, как все Советское, сделанное не в конце месяца) пилили деревья, рубили сучья. Вывозили стволы на лошадях на поляны, поближе к реке дожидаться весеннего разлива.
Весь день по пояс в снегу. Сушится толком было негде. Ночевали в избах, как постояльцы. Там, на единственной русской печи не успевала просыхать одежда у всех. Утром снова в лес.
Весной мужики, не призванные на фронт по возрасту или болезни, вязали из бревен плоты, по большой воде отправляли их в плаванье вниз все до Камы. Анастасия наша вместе с другими «сопровождала» лес по берегу. Бывало, плоты развязывались – бревна выносило на берег, тогда девушки баграми спихивали их обратно. Итак много километров. Обутки никакой. Может, кто не поверит, но и 40 –е годы деревня на Урале ходила в лаптях.
В какой –то год, рассказывала Анастасия Ивановна, девушки дошли так по берегу до Камы, до Перми. Это по хорошей дороге сейчас немного больше ста километров. А они шли по заросшему кустарником, извилистому берегу реки, по затопленным низам.
В 1943 году Анастасию миновала повестка на фронт. Тогда многих молодых людей призывали, даже тех, кому не было еще восемнадцати лет.
После войны Анастасии посчастливилось, можно и так сказать, выйти замуж. В деревню мужчин вернулось немного. Но детей у них с мужем так и не случилось, наверное, дали себя знать лесозаготовки. Оба продолжали работать в колхозе.
А потом и старость. Муж умер. Анастасия Ивановна оказалась в пансионате. Из родных ее раз в месяц навещала городская племянница. Для нее Анастасия откладывала свою пенсию, ее ждала. Питалась она как птичка – божьей росой и крошками. Преувеличиваю, конечно. Но я ни разу не видела, чтобы Анастасия Ивановна что –нибудь готовила или не припомню случая, чтобы из ее квартиры шел запах готовящейся еды. Питалась, видимо, всухомятку.
Анастасия жила и, возможно, сейчас живет, на втором этаже. На первый спускалась редко, разве что пройти на свой участочек в огороде или в баньку. Ни с кем особо не дружила.
Как – то раз племянница устроила ей юбилей, привезла вкусностей, пригласила корреспондентов. Сама приехала с кавалером. Анастасия была рада, а мне племянница не понравилась.