– Николай Максимович, были в вашей жизни такие моменты, когда хотелось бросить учебу?
– Всегда.
– И это нам говорит звезда мирового балета…
– Я не хотел проиграть маме, мама считала, что я слабак, я не выдержу, потому что это тяжелая физическая работа. А я думал, что если я сейчас приду и заявлю, что я ухожу, она скажет: Ну, вот я же тебе говорила, что ты не выдержишь. В итоге пришлось стать народным артистом.
– А что бы сказали сами себе в детстве, и что бы вы изменили, если бы вы могли?
– Вы знаете, я был ребенком, который не видел конфликтов, в моей семье их не было. Правда, у нас дома никто не ругался и никто никого не обманывал...
Я был очень открытый, достаточно долго. Надо было, конечно, язык держать за зубами и молчать побольше, а я был мальчик язвительный, с юмором, конечно, мне за это прилетает по сей день.
Мама мне часто говорила такую фразу, это Онегин говорит Татьяне, когда она ему письмо написала, он ей говорит: «Учитесь властвовать собой, не каждый вас, как я, поймет. К беде неопытность ведет». Она мне это часто повторяла, а я не обращал внимания. А теперь я понимаю, мама-то была умная, она уже знала, к чему это ведет все.
– То есть такой бы дали себе совет... Почаще...
– Молчи...
– Не реагировать...
– Реагируй, но молча.
– У вас такой эмоциональный темперамент. Ну, как бы вы от этого отказались? В этом и есть ваша суть тоже.
– Ну, наверное. Просто, вы знаете, очень часто люди затаивают обиду, и есть большое количество, к сожалению, людей, которые эту обиду очень долго в себе носят и мстят тебе очень жестоко. И я с этим сталкиваюсь очень часто. Ну, что сделать.
– Вы не раз говорили, что рады завершению карьеры танцовщика, мол, слава богу, это закончилось и я стал администратором. А как судьба в профессии вас вела до администратора? Как сложились карты так, что вы стали ректором?
– Ректором я бы не стал, если бы не Владимир Владимирович Путин. Я это честно всегда говорил. Просто так получилось, что в тот момент надо было менять ректора в академии Вагановой и мне предложили эту должность, я отказался сразу. Потом мне опять предложили, я опять отказался. Ну, и когда он меня спросил, а чего ты отказываешься, я ему сказал о своих опасениях – и он как-то так убедительно мне сказал, а ты прояви себя. Ну, я проявил.
– Пришлось стать как народным артистом, так и ректором.
– Ну, не пришлось. Мне правда захотелось. Просто я понял, он мне какие-то вещи сказал, что если ты согласишься, того-то и того-то не будет, просто не опасайся этого, ну и я понял, что раз это возможно...
– Вот кстати, по поводу того, чего не будет, вы еще рассказывали, что с детства хотели быть на сцене, сейчас у вас эту сцену фактически администрация съедает и административная работа. Как без нее?
– Очень хорошо это написано, по-моему, у Горького в «Старухе Изергиль», что когда ты пробуешь кровь, ты никогда не будешь питаться падалью. Я с 10 лет на сцене самый главный. И когда ты сам внутри себя понимаешь, что ты уже не тянешь на себя самого, а ты №1, ты не хочешь питаться падалью. Я выхожу на сцену, очень редко я играю игровые роли. Все равно я в центре как бы. Но понимаете, мышца может лететь до определенного возраста.
– То есть нужно время знать, когда уходить.
– Я единственный, наверное, в моей профессии человек, в моей карьере, кто день в день ушел. Я не переработал ни один час.
– А как вы поняли, что этот срок?
– Я за 2 года до этого пришел к министру культуры, тогда это был господин Авдеев, и сказал, что так-то и так-то, я уже старею. Я примерно рассчитал, сколько мне хватит лимита, моего профессионализма и сил, поставил себе дату и сказал: вот я в это время уйду. Ну, надо мной все смеялись. Мне все говорили – нет, прецедентов таких нет, чтобы человек встал и на пике ушел. А я сказал, нет, я не буду больше это, я не хочу видеть себя в униженном состоянии.
– То есть вы перфекционист?
– Нет. Мне стыдно. Мне очень честно стыдно, если я не мог исполнить... В каждой роли. В балете как, там есть прыжки определенные и определенные трюки – и я уже не мог это исполнить.
Я приходил и говорил, знаете, там Миша работает или Вася, они лучше, они могут, я больше не тяну это. Я отдавал роли. Я с этим расставался легко, потому что танцевать лучше себя самого очень сложно.
И опасно быть смешным. Я не хочу быть смешным. Я могу с вами на сцене сыграть смешно, но не быть смешным, потому что любой комик, когда играет перед вами ситуацию, он смеется вместе с вами над этой ситуацией. Быть посмешищем – это совсем другое.