Совсем одна, в самом сердце запретного Тихого леса, где нет и не может быть никаких мужчин.
Не было. До сегодняшнего дня, когда я нашла одного под деревом. Лежит, не шевелится… неужели выпит до дна Тишиной?
16+
Автор: Анна Снегова
«Тэми! Не смей его трогать! И даже не подходи!»
Совёнок на плече нервничает, перебирает когтистыми лапами, распускает мягкие крылья. Глажу коричневую спинку, успокаиваю маленького друга.
- Тише ты! Расшумелся. Я его не трогаю, просто смотрю.
«Знаю я твоё «просто». Да у тебя на лице написано, что уже думаешь, как этого верзилу спасать. Забыла о пророчестве? Признавайся – забыла, забыла?!»
Меж корней могучего старого дуба лежит человек. Мужчина.
Лежит лицом вниз и не шевелится. Тёмная фигура – чёрные волосы, чёрная одежда. И можно бы подумать, что уже умер – но я чувствую слабое дыхание жизни. Такое слабое, что вообще не представляю, как он умудрился зайти так далеко в лес – это ведь, по крайней мере, три ночи наедине с Тишиной! Но если я оставлю его сейчас, четвёртой он точно не переживёт.
Делаю шаг вперёд.
Ох, ну и громадина! Вблизи ещё страшнее. Даже когда лежит видно, что чужак по габаритам напоминает здоровенного чёрного медведя, какие ещё водятся кое-где в чаще по буреломам. Доспех кожаный, с железными пластинами тут и там нашитыми, защищает широкую спину. Руки в рукавах плотной стёганой куртки – одна рука бессильно откинута в траве, и я удивляюсь тому, какая широкая у чужака ладонь. Моих две поместится. Почему-то это удивляет больше всего. Я видела немало крестьян в окрестных деревеньках, куда временами пробираюсь под личиной за припасами. Все они довольно низкорослые, хоть и кряжистые, а много и вовсе щуплых. И откуда этот такой взялся?
Лица не видно, и мне вдруг становится невыносимо любопытно.
Поднимаю длинную ветку с земли. Осторожно тычу его в плечо – чужак не шевелится, и в тяжёлых, дымных излучениях марева его сна я не чувствую никаких изменений.
Тихонько опускаюсь на колени.
Совёнок слетает с моего плеча, мягко опускается на нижнюю ветвь, цепляется острыми когтями в чёрную кору. Разевает клюв, издаёт низкое клокочущее шипение, из-за которого этих милых совушек с личиком сердечком и прозвали сипухами. Сердится, волнуется за меня друг. Говорю уверенным, спокойным шёпотом:
- Совёнок, в который раз уже прошу – хватит за меня трястись! Я прекрасно знаю, о чём ты сейчас думаешь. Вот хозяйка моя дурында, сейчас как влюбится, и пойдёт всё прахом.
«А что – нет, что ли?»
- Даже не подумаю. Я что, не знаю? Одни беды от этих любовей. Разве мало мне бабы деревенские плакались, пока их лечила? Кто на мужа-обидчика, кто на парня неверного… Нет уж. Мне такого счастья и даром не надо. Тем более с риском для жизни. Так что говорю последний раз – брось мне переживать! Заберу, подлечу, потом отпущу на все четыре стороны. Ещё и с глазами завязанными, чтоб дорогу не запомнил. Всего делов!
«А если не захочет? Ты откуда знаешь, чего он в нашем лесу ищет? Чего ему здесь надобно?»
- Не захочет – заставлю. Мы с тобой тоже не лыком шиты. Так, всё, хватит болтать! А то у него вон, сердце уже стало биться медленнее. Того и гляди помрёт. И не надо, не надо, я всё слышу! Кто сказал – «и хорошо бы, одной проблемой меньше»? Тебе не стыдно вообще?!
Нисколько не пристыженный, Совёнок всё же умолкает, а я берусь за дело.
Сердце бьётся, как заполошное, когда я осторожно тяну руку. Уговариваю себя, что бояться нечего – у него плотная куртка и броня, я в перчатках, и между нашими телами – несколько надёжных преград. И всё ж где-то глубоко внутри дрожит страх, что стоит мне коснуться его, случится что-то плохое. Ну, или как минимум небеса расколет громом и содрогнётся земля.
Касаюсь твёрдого плеча и на всякий случай задерживаю дыхание...
…Но ничего вообще не происходит.
С немалым трудом переворачиваю чужака на спину. Лицо его в грязи – в совсем уже плотных вечерних сумерках, да ещё в тени старого дуба, никак не рассмотреть черты. Почему-то ощущаю укол разочарования.
Глаза плотно закрыты, вижу только, что широкие тёмные брови дрогнули, нахмурились. На всякий случай не тороплюсь – готова в любой момент отскочить подальше, если очнётся. Но он по-прежнему не приходит в себя. А ещё, даже не касаясь, я чувствую, как его кожа излучает жар. В довершение всех бед – горячка! Вот не повезло бедолаге.
Что ж… надо попытаться привести в чувство. Влить немного живительной магии. А то Тишина уже караулит на пороге – я спиной, каждым волосом, каждой косточкой чувствую её мягкие неслышные шаги. Ей слишком голодно в этом лесу, где маленькая Хозяйка заботливо, день за днём обходит свои владения и старается защитить каждое дерево, каждый цветок, каждую птицу.
- Так. Я решила по-другому. Сначала забираем к нам.
На секунду меня снова охватила нерешительность.
Что я творю? Пророчество – не приговор. Пророчество – предупреждение для осторожной Хозяйки, не утратившей инстинкта самосохранения. У меня есть все шансы прожить долгую, счастливую и очень полезную жизнь, если буду о нём помнить. Помнить о том, что ни за что не должна касаться мужчин. А что делаю я?
Но, кажется, по-другому не могу. Потому что иначе этот чужак, забравшийся в Тихий лес, и которому здесь что-то так сильно нужно, что он даже на собственную жизнь наплевал, просто не доживёт до утра.
Тишина обиженно глядела в спину, когда я выбиралась с тропы, увлекая за собой воздушными потоками существенно полегчавшую ношу.