Начало:
https://zen.yandex.ru/media/id/5f3a7c4a810e9753a0b9ffae/rusalochi-skazki-602ea9576ce3da78047bcdea
Весь день он провёл, разгуливая по острову, который обошёл вдоль и поперек часа за три. Он любовался однообразием пейзажей, полуприкрытых туманной дымкой. Дойдя до рыбачьих хижин, он мог насладиться рассказами старого полуслепого моряка, которого застал в одиночестве, как тот в детстве вместе со своими соседями и братьями выходили на забой гринд – чёрных дельфинов, - когда они ещё проживали на Воаре. Сейчас этим промышляют его сыновья, которые живут на Кальсое и Куное со своими семьями. Дочери его разъехались на Борой и Сувурой. Мистер Смит спросил его, почему он остался здесь, на Стоура-Дуймун? Ведь он здесь один, без помощи и поддержки. На что старик, улыбаясь в белую бороду и глядя куда-то в одно ему видимое место своими слепыми глазами, отвечал:
- Я старик, я слаб. Я ни на что не годен. Даже, как нянька своим внукам я не сгожусь. И какой из меня пастух? Да овцы разбредутся по острову – я не замечу. А у моих детей и без меня забот хватает. У них семьи. Их нужно поднимать на ноги. И им некогда следить за старым слепцом. Всё, чему я мог их научить, я научил. А теперь их время. Моё – здесь. Когда они могут – навещают меня. Но и это скоро закончится – я слишком зажился на этом свете.
Мистер Смит с удивлением слушал его монолог. Он не понимал этих людей. Их невозмутимое спокойствие и фатализм, покорная обречённость и вместе с тем неуловимый налёт мистицизма щекотали сумрачные струны его души. Он не понимал, что за чувства вызывают в нём люди этого острова. Скандинавы, конечно, столь же хладнокровны, сколь и англичане. Но неуловимая разница в их невозмутимости, всё же, была. Англичане были холодны разумом. Нет, они, конечно, ценили красоту природы. Но если эта красота мешала прибыли, они без зазрения совести или трепета души вырубали леса, чтобы построить завод. Или рыли карьер или шахты. Скандинавы же жили в гармонии со своей холодной природой.
Они не уничтожали её. А подчиняли, заставляли служить. Мистер Смит вспомнил обилие мельниц Дании, о которых ему рассказывали тосковавшие по родине датчане-клерки в его конторе. Да, он и островитяне Стоура-Дуймун одинаковы. Но вместе с тем несоизмеримо далеки друг от друга. Он сам, да и любой уважающий себя лондонец не стал бы, почувствовав угасание своих сил, удаляться на безлюдный остров, чтобы спокойно доживать свои дни, не мешая семье. Он бы скорее потребовал, чтобы вся семья была вокруг него до самого его конца, выполняя его капризы, облегчая своим уходом и заботой его последние дни.
Мысли о смерти сами собой перешли к мыслям о загробной жизни, а оттуда – к мистическим явлениям острова. Он спросил у старика о русалках. Тот помрачнел.
- Этой легенде много лет. Но люди верят, что это правда. Кто-то их видел, кто-то слышал. Я не слышал ни разу, а ослеп уже так давно, что многое из того, что видел, не помню.
- Но моряк на утёсе мне сказал, что они есть, - возразил мистер Смит.
- А-а, Йостин Якобсен, - старик улыбнулся. – Когда-то давно мы оба любили одну женщину, Ивею. Она и правда была спокойна, как скандинавская река[1]. Невысокая, статная, с белыми волосами. Но выбрала она Йостина. Он перевёз её к себе, в Нидерланды. Там она жила с его семьёй – матерью и тремя сёстрами. Йостин слишком часто выходил в море. А рядом слишком часто проплывали торговые корабли. Английский матрос вздумал с ней развлечься. Но ему дорогу перешёл немецкий торговец. Когда тот англичанин в очередной раз поджидал Ивею у её дома, чтобы снова приставать с поцелуями, слуги торговца зарезали его у неё на глазах. А бедняжку похитили. Полтора месяца её где-то держали. А потом она появилась на пороге дома в рваной одежде, грязная и безумная.
Йостин искал её, где только мог. Из-за этого он лишился работы. Я узнал обо всем, когда она уже вернулась. Я поехал к Йостину, и мы вдвоём стали разыскивать того торговца. А он от нас и не прятался. Когда я пригрозил ему судом, он рассмеялся мне в лицо. Свидетелей нет, доказательств тоже. А кто поверит словам безумной женщины? В этот день мы ушли от него. Но через неделю вернулись. Йостин оглушил его, и мы вывезли его в глухой дом, подальше от побережья. Я сам нашёл этот дом, пока Йостин целую неделю пил в кабаках. Всю дорогу этот немец орал на нас и поносил всякими словами. А когда мы привезли его, стал грозить разными карами. Когда Йостин привязывал его к стулу, он начал молить и плакать. Но мы остались глухи. Йостин сам оскопил его, а я поджёг дом. Мы сожгли его живьём. И долго ещё его крики оглашали то пустынное место.
Старик помолчал. Он продолжал глядеть в никуда.
- А дальше? – спросил мистер Смит.
- Что – дальше? – Старик вздохнул. – Ивея так и не оправилась. Я не знаю, что он с ней делал, что она потеряла разум. Но лекарь, который её осматривал, говорил, что она подверглась столь жестокому насилию и побоям, что он рад потере её разума. Она оказалась беременной. Чей это был ребёнок, она не могла уже нам сказать. И на всеобщее счастье у неё произошёл выкидыш. Но это не способствовало её здоровью, потому как разум ещё более погрузился во мрак. Лекарь посоветовал перемену обстановки. А как? Чтобы ходить за ней - нужна сиделка. А той платить надо. Сёстры и мать Йостина не могли за ней ухаживать: сёстры – кто вышла замуж, кто собиралась, а мать сама была больна. Тогда мы с ним завербовались на английский военный флот. Мне не повезло: через год по мне проехалась пушка, и меня списали. Я вернулся на Воар. Природа требовала своё: я женился, растил детей. А когда я стал стар и слеп, я попросил перевезти меня сюда. На этом острове тогда никого и не было, кроме Старухи Герды. Сюда же Йостин привёз Ивею. Она стала совсем беспомощной. А Йостин тоже не молодел. Он поручил её моим заботам, помня, что я её когда-то любил. Так мы и старились вместе – два обломка жизни. Старуха Герда была к нам очень добра, помогая мне там, где требовались женские руки. Потом приехали Бартал и Алва с сыном. Но это нетерпеливый мальчик, вечно куда-то уезжал, что-то искал, чего-то хотел. А я не хотел ничего. Только тихо жить со своей Ивеей. И спокойно умереть с ней в один день. И три года назад она умерла. Так же тихо, как и жила. Просто застыла на камне, на котором она сидела, глядя в океан. Йостин каждый месяц приплывает сюда, посетить её могилу. Он звал меня с собой, в Исландию, куда уехал жить, чтобы ничто в Нидерландах ему не напоминало о прошлом. Но зачем ему, ещё не столь немощному старику такая обуза? Я отказался. Хоть Ивея и была безумна, но она была его женой. И прожила с ним часть жизни. Пусть я буду с ней хотя бы в смерти.
Он замолчал.
- Но почему дети оставили вас? - спросил мистер Смит. – Почему позволили вам быть отшельником?
- А я всегда любил Ивею. Это очень огорчало жену, и под конец она возненавидела меня за то, что я не отказался ходить за ней. Но я ничего не мог поделать. – Старик грустно наклонил голову.
Мистер Смит помолчал, ожидая, не скажет ли старик чего-то ещё. Но тот молчал, покуривая трубку.
Наконец, не дождавшись от него больше ни слова, мистер Смит встал, поблагодарил старика и вышел.
Шагая по острову, неведомо куда, он был раздосадован. Его жестокая натура почувствовала себя обманутой: весьма тривиальная история и предсказуемый конец. Ничего ужасающего. Возможно, если бы ему ту историю рассказал его лондонский знакомый, снабжая повествование скабрёзными или ужасающими подробностями, напуская мистического тумана и романтического флёра, эта история могла бы его захватить и напитать его чёрную душу. Но она была рассказана просто и безыскусно обычным человеком без затейливых прикрас и желания понравиться. Простое незамысловатое повествование не тронуло его душу, чужое горе, изложенное обычными словами, не зацепило его сердца. Он был зол, и не скрывал этого.
[1] Ивея – спокойная (сканд.)