Мы были детьми. Несносными, чертовски глупыми мальчиками и девочками. Бежали неведомо куда, а солнце нехотя освещало тернистый путь. Родители неторопливо прогуливались чуть поодаль, помогая подняться с колен в начале, но требуя встать без поддержки спустя время. Они нас любили и любят больше, чем мы сами дорожим собой. Иногда мать или отец обойдут одного из этого сказочного мира и направят его невзирая на слабое сопротивление. То ли дурная компания, то ли ветер навстречу сильный подул. Мальчик-сорванец не понял, что его спасти пытаются. Он взбунтовался, остался позади, а мы идем дальше.
Я попробовала на вкус лепесток чайной розы. Мама слегка шлёпнула по грязной ладони. Показав ей язык я бросилась к карьеру и прыгнула. Заклятая подружка последовала моему идиотскому примеру. Открытый прелом вызвал сильное кровотечение. Теперь нас меньше. Выкарабкавшись из песчаной ямы, я посеменила за оставшимися.
В тишине мы пробирались через преграды не забывая при этом наслаждаться прологом жизни. Это время возможно самое интересное по той простой причине, что оно является весьма познавательными и поучительным. Например всем известный факт: рушить что-либо гораздо приятнее, чем строить с нуля. Или вот ещё: оказывается нам отведено не так много и поплавать в космосе, после вечеринки роботов в 3000-ом году, не сможем. И да: все люди - враги.
Играя в пластиковом домике мы вновь теряем бойца. Мальчонку позвали на ужин. Громогласный рык из окна пятого и последнего этажа вырвался к несчастью для слуха.
Теплый ветер нежно коснулся растрепанных, влажных волос. Моя очередь. Родитель коснулся руки, а я не собиралась возвращаться домой. Там, на пружинистой кровати, развалилась такая бесстыжая, длинная ночь. Кудри её впитала подушка. Изящный, тонкий силуэт. Она напоминала мне темную нить, сплетенную причудливым способом. Узелки и петельки нашли своё место на холодных перинах. Ночь, она же night или die Nacht (нем.), а где-то, сквозь тысячи километров её назовут oíche (ирл.), ждала меня, нервно барабаня пальцами по спинке ложа. Но я давно обиделась на неё. С тех пор, как сны превратились в первые кошмары тьма за окном стала для ребёнка страшным и в то же время тоскливым ничем.
Я топтала твёрдую землю. Безжалостно ломала тонкие стебли самых прекрасных цветов. Их кто-то взрастил с любовью, заботился о каждом лепестке, а я пораженная всепоглощающей ненавистью уничтожила то, что некто боготворил.
- Не хочу домой, - прошептала я, с трудом сдерживая предательские слёзы.
- В чём дело? - нервно спросила мать.
- Я не устала, - умоляюще протянула я, глядя на неё серо-голубыми глазами.
Она устало кивнула и тихо произнесла:
- Десять минут.
Бросившись наутек от шестисот секунд я не подумала о том, куда именно бегу. Конечная точка, где она? Циферблат наручных часов скалился сквозь пластмассовый щит. Часовая стрелка плелась медленно, давая фору своим шустрым коллегам. Я всё ещё не спряталась, но кто-то виноват. Обойдя украшенный временем дом я вдруг остановилась и осмотрелась. Тот самый карьер, но желания посетить его глубины больше нет. Всё дело в том, что уходя, детство оставит эдакую карту с указанием координат всех ям на ней. Когда мы повзрослеем нашим долгом будет получить открытый перелом в каждом углублении, но ни при каких обстоятельствах не остаться на дне.