Я родилась 25 мая 1933 года. В 1941 году, когда началась война, я пошла в 1 класс школы № 69 г. Перми (сейчас - гимназия № 6). Окончив 10 классов, поступила в Пермский (Молотовский) педагогический институт на факультет иностранных языков на французское отделение, затем окончила отделение немецкого языка. По окончании института по распределению была направлена в сельскую школу-десятилетку, где успешно преподавала в течение 3 лет.
Вернувшись в родной город, поступила работать в НИИ переводчиком технической литературы. Освоив эту специальность, окончила без отрыва от производства патентный институт, а также институт марксизма-ленинизма (экономическое отделение). Полученное в патентном институте образование очень пригодилось в дальнейшей работе преподавателем иностранных языков в Пермском политехническом институте. Наряду с занятиями я готовила переводчиков-референтов, более 3 лет занималась научной работой, сдала кандидатский минимум по философии.
В начале 80-х вернулась в школу. В то время учительская зарплата была довольно хорошей, и любимая профессия могла обеспечить необходимый достаток.
Много лет я отдала преподавательской деятельности. Мой общий стаж работы насчитывает 45 лет. Я ветеран труда, имею благодарности, грамоты, всегда вела активную общественную работу. Занимаюсь ею и сейчас: являюсь председателем организации учителей-ветеранов школы № 69 и заместителем председателя районного совета ветеранов. Замужем, имею двоих сыновей, внуков. Мои интересы весьма разносторонни: читаю познавательную литературу, люблю театр, музыку, посещаю музеи, пробую писать, собираю латинские изречения, танцую, пою, имею многие другие увлечения. Мне интересно жить!
Картошка и волки
Во время войны мы жили в городе Перми (тогда - Молотове). В марте 1945 года могучая уральская река Кама постепенно стала освобождаться от крепких оков-льдин, которые, раскалываясь с громким треском, двигались вниз по течению. Было холодно, зимнюю одежду, если она вообще имелась, ещё не снимали. Несмотря на то, что война почти закончилась, мы сильно голодали. Я училась в школе № 69, что в Кировском районе, в 5 классе. Училась хорошо, уроки никогда не пропускала.
В тот день должен был начаться последний, пятый, урок. На переменке ко мне подбежала девочка из параллельного класса, Аня. Мы жили недалеко друг от друга в бараках и часто по утрам вместе ходили в школу. Аня звала меня плыть на лодке за оставшейся на поле после осенней копки мелкой замороженной картошкой. С нами собирались пойти ещё две взрослые девушки.
Хотелось есть, всегда хотелось есть. Я сразу представила лепёшки из этой картошки и рискнула сбежать с последнего урока, но нужно было идти домой за ведром, мешком и попросить у матери денег на переправу через Каму. Мамы дома не оказалось. Я нашла её на рынке, продающей вилки. Всё ей объяснила, она дала мне 10 рублей, не отговаривая от поездки.
Мы с Аней спустились к берегу, где стояла лодка, и уже ждали нас девушки. Набралось человек 7-8, стали отчаливать. Льдины очень мешали движению лодки, стучали об её борта, вертели лодку, как хотели, а лодочник усиленно грёб вёслами на противоположный берег. Было страшновато, к тому же борта лодки были почти вровень с водой, а сама лодка оказалась дырявой, и приходилось всё время вычерпывать из неё воду консервными банками. Казалось, мы плыли вечность.
Наконец, добрались до берега и пошли к картофельному полю. Путь к нему был непростым: через овраги, заполненные холодной водой со льдом. Идти надо было прямо по ним по пояс в воде. Дороги не было, земля сырая. Сначала я осторожничала, поднимала подол своего старенького зипунишка, а когда насквозь промокла, стало всё равно. Старшие девушки шли впереди, мы с Аней за ними. Силы были, старались не отставать. Поднялись на горку, а за ней - огромное чёрное мокрое поле. Стали палочками рыться в земле, выкапывать мелкую картошечку размером с орех, иногда с яйцо. Я набрала целое ведро. Довольная, представила, что накормлю всех: маму, старших сестёр.
Стали возвращаться, шли по тем же оврагам. Стемнело. Старшие девушки торопят: «Пошли быстрее, сзади идёт какой-то мужик, с горки спускается, как бы не отобрал у нас картошку». Мы заспешили, а мне вдруг стало очень тяжело, и я отсыпала немного картошки. И так после 20-30 шагов отсыпала и отсыпала. Аня была покрепче меня, но и она отсыпала. Очень отстали мы от девушек, а потом и вовсе потеряли их из виду. Через какое-то время я говорю Ане: «Больше идти не могу», и упала не землю. Аня была рядом. Обе мы маленькие, худенькие, я в тот день совсем ничего не ела. От усталости и голода я уснула прямо на земле. Как же мне было хорошо во сне и совсем не холодно! Сквозь сон я слышала, как рядом в лесу воют волки, их голоса всё громче и громче, а мне было даже приятно и совсем не страшно.
Сколько я спала, не знаю. Вдруг слышу Анин голос: «Рая, проснись, волки близко!» Она сидела возле меня и тряслась от страха. Я говорю ей: «Ну и что, что волки, ну их! Я хочу спать и буду спать! Ты не бойся, ложись тоже и спи, утром встанем и пойдём дальше». И опять уснула. Спустя немного времени Аня опять тормошит меня: «Рая, нас кто-то зовёт, слышишь? Проснись, вставай же!» Я сплю, лежу как скованная, не могу шевельнуться. А волки всё воют и воют.
Вдруг слышу мужской голос: «Девочки, вы где? Отзовитесь!» Я очнулась. Не знаю, бояться или радоваться. Раздался женский голос: «Рая, Аня, вы где?» Аня ответила: «Мы здесь». На нас светил фонарик. По ту сторону оврага стояли молодой мужчина и одна из «наших» девушек. Страх прошёл, мы поднялись и стали переходить через овраг, волоча за собой котомки с вёдрами по грязной холодной воде. Вышли наверх, с нас стекала грязная жижа.
Мужчина сказал: «Пойдёмте со мной!» Поскольку с ним была «наша» девушка, мы ему поверили и поплелись за ним как могли. Шли долго и, наконец, пришли в избушку. Сразу стало тепло, хорошо по-настоящему. Мы сняли с себя верхнюю одежду, и мужчина водрузил нас на тёплую печку. Успокоившись, я увидела вторую «нашу» девушку и дедушку, отца молодого человека: высокого, приятного, доброго. Он протянул нам с Аней по печёной картошке, ещё тёплой. Я съела свою картофелину прямо с кожурой: ничего вкуснее в жизни не ела!
От молодого мужчины мы узнали, что, оказывается, бежали мы от него, боясь, что он отнимет у нас картошку. Он обратил внимание на то, что нас было четверо: две взрослые девушки и две маленькие. Когда старшие девушки не стали нас дожидаться и зашли в дом к мужчинам, они сказали, что они вдвоём. Но по настоянию молодого человека признались, что оставили нас. И мужчина велел одной из девушек пойти вместе с ним искать нас с Аней. Девушка довела его до места, где мы остались. Если бы нас не нашли, нас могли бы загрызть волки.
Утром мы встали, одели ещё не просохшую одежду, сырую обувь, поблагодарили мужчин и пошли обратно на берег к лодке. Лодку опять кружило и вертело на льдинах, но мне уже было не страшно. К берегу лодка причалить не могла, и мы, перепрыгивая с льдины на льдину, кое-как добрались до него.
На берегу меня никто не встретил, никто не волновался за меня. Добрела я до дома, картошки в ведре чуть-чуть, на дне. Мама, увидев меня, даже не поинтересовалась, где я была и почему так долго. Она меня не любила, я была нежеланным ребёнком, хотя и самым младшим в семье.
Дома было холодно, нетоплено. Очень хотелось есть, но еды не было. Я сходила за водой, затопила подтопок, вымыла свою картошку, растолкла её и прямо на горячей плите без муки и масла пекла лепёшки и тут же их ела. Вкусно-невкусно, а голод не тётка.
На следующий день, когда я пришла в школу, классный руководитель, Лидия Дмитриевна, спросила меня, где я была в субботу на последнем уроке. Я ей рассказала всю правду о моём «картофельном походе». Выслушав, она долго молчала, потом погладила меня по голове, обняла, прижала к себе и сказала: «Иди в класс. А за картошкой больше не ходи - опасно. Всё равно придёшь без неё». И дала мне кусочек хлеба.
Каждый раз, когда я бываю на берегу Камы, смотрю на другой берег и вспоминаю тот маленький деревянный домик, в котором мы с Аней ночевали. Домика давно нет, и о судьбе его жильцов я ничего не знаю. Ведь мы даже не спросили у мужчины, который спас нас, как его зовут. Я благодарна этому мужчине и его отцу и с благодарностью к этим, добрым людям живу всю свою жизнь.
О пленных немцах в Закамске
Во время войны мы жили в Закамске, тогда он назывался комбинатом «К». Жильё наше находилось на 105-м участке. Я ходила в школу № 69 за 2-3 километра от дома.
Путь в школу лежал через большой сосновый лес. Утром было страшно, темно, дороги не видно, особенно осенью, приходилось бежать, чтобы скорее миновать лес. Через плечо у меня была перекинута противогазовая сумка с учебниками и тетрадями. Она всё время била меня по боку в такт моим движениям. Учёба начиналась в 8 часов утра.
Учиться мне нравилось. После уроков моя любимая учительница начальных классов Зинаида Гавриловна читала нам художественную литературу. Тогда это называлось внеклассным чтением. Мы, затаив дыхание, слушали её. Иногда мы сами читали стихи, пели песенки: кто что знает и умеет, получалось что-то вроде концерта. Возвращаясь днём из школы, я не боялась идти через лес, было светло. По дороге домой собирала в лесу бруснику, чернику, грибы, приносила родным.
Через какое-то время после начала войны в нашем посёлке появились пленные немцы. Они пилили лес, через который я ходила в школу. Поначалу я боялась этих немцев. В народе ходили разные нехорошие высказывания, лозунги про Гитлера, слагались небылицы, песни, частушки про немцев. Одну я помню: «Сидит Гитлер на заборе, просит кружку молока, а доярка отвечает: «Подою ещё быка!» Были и неприличные частушки. Немцев мы представляли извергами со страшными мордами и с рогами.
Поскольку другой дороги в школу не было, приходилось идти через этот лес. Пленные были в военной одежде, жалкие такие, они виновато улыбались и просили у нас, школьников, кусочки газет. Я пробегала со страхом мимо них: ведь у них в руках были топоры и пилы. Одна я уже не ходила, а перед тем, как войти в лес, ждала других учеников. Газетки немцы просили для махорки, покурить. У нас же эти газетки были драгоценными: на газетных полях мы писали на уроках, тетрадей почти не было. И всё-таки отрывали по кусочку и давали немцам. Они благодарили нас, говорили: «Данке, данке!» Иногда показывали нам фотографии своих семей, детей, жалко улыбались. Они были смирными, нас не трогали. Пленные сильно мёрзли в наших краях: морозы зимой в военные годы были жестокими, достигали -40 градусов.
В то время весь комбинат «К» был застроен бараками. Они были везде, целыми улицами, их было много-много. Здесь было очень много эвакуированных людей из разных мест, им нужно было где-то жить. Напротив нашего барака стоял тоже барак, в котором размещалась больница. Она была огорожена высоким частоколом. Из окна я видела худого, длинного мужчину. Он держался за рейки забора и смотрел куда-то, в никуда. Казалось, что он смотрит на наши окна, просит поесть. Мне нечего было ему дать.
Как-то раз пришла мне мысль сварить суп. Я видела, как мама его варила. Нарвала крапивы, нашла где-то одну картофелину, чуть-чуть соли, набрала щепок около дровяников, разожгла подтопок в плите и сварила суп из того, что было. Поела сама и, увидев в окно лицо жалкого немца, решила отнести оставшуюся баланду ему. Подошла к забору и протянула ему посудину с супом. Думала, откажется, а он жадно схватил её, мигом всё съел, выпил и вернул мне посуду. Долго-долго благодарил по-немецки, глаза его подобрели. Тогда я не знала немецкого языка, но то, что он говорил, было понятно. Такой суп я носила этому немцу несколько раз, иногда добавляла в него крупу. Вскоре немца не стало, он умер. Это был уже немолодой мужчина, по профессии врач.
Шёл третий, четвёртый год войны, казалось, конца ей не будет. Отцы наши погибли, а матери по 12-14 часов работали на заводе № 98 (имени С.М. Кирова). Летом, когда были каникулы, мы с ребятами гурьбой ходили в другой лес за ягодами, грибами, съедобной травой: пиканой, заячьей кислицей, кашкой и другими.
Однажды в лесу недалеко от опушки мы набрели на одинаковые деревянные кресты на холмиках. Много их было, 60-70 штук. Это были захоронения пленных немцев.
Я часто вспоминаю о пленных немцах, которые работали в Закамске во время войны, особенно в День Победы. Наверное, о них ничего не знают их родственники: дети, внуки... Может быть, они считаются без вести пропавшими. Хотелось бы, чтобы родные, потомки тех немцев разыскали их могилы. Нельзя допустить, чтобы прервалась связь поколений, хочется верить, что спустя даже 65 лет с момента окончания Великой Отечественной войны они не останутся забытыми.
Воспоминания Раисы Гурьевны Бреховой опубликованы в сборнике "Судьбы военные страницы... По страницам воспоминаний педагогов-ветеранов" (Пермь, 2010).