В наше время всё самое интересное происходит на бегу.
Если по каким-то причинам(печальным, но объективным) вы ходите медленно, семените или ковыляете, вы не можете заметить мелькающие, как вагоны метро, события жизни, и ваш день пройдёт в душном коконе. И совершенно не факт, что последующие дни будут стадиями бабочки. Возможно, кокон вскорости будет заколочен гвоздями, а следующей стадией станет жизнь с червяками.
Так думал ещё не старый, но печально сморщенный (и брезгливо сморщившийся) мужчина, которому только что уступили место в метро. Место ему досталось не по причине возраста, а по той усталости, на которую смотреть уступившему было невмоготу. Паренёк вежливо встал, после чего сбежал в другой конец вагона, только бы не стоять над этим человеком, один вид которого убивал надежду на лёгкий день и порцию кофе в одноразовом стаканчике. Стаканчик так приятно мять и выбрасывать; собственная рука, выжимающая из стаканчика остаток кофейной жизни, кажется всемогущей. И пусть в этот день всё будет легко.
Примечательно, что на место сбежавшего парня никто не встал: образовалась брешь. Видимо, люди, тесно прижатые друг к другу, сложенные в мясистую массу, в фарш, которым наполняют вагоны, чувствовали, что мужчина одним своим видом может испортить им и утро, и день, и аппетит.
Мужчина, привычный к одиночеству (люди пошли грубые, на сочувствие не способные), уставился в брешь. Напротив него сидела, интеллигентно скрестив толстые ножки, женщина в растрёпанных, буйных, каких-то детских кудряшках. В ушах наушники, слишком розовые для женщины под пятьдесят, а в них, сразу уверовал мужчина, классическая музыка. Он в это поверил, потому что в руках у женщины была потрёпанная, бумажная книжка и огрызок обычного карандаша. Конечно, это классика. Вот она что-то сосредоточенно помечает – пишет на полях; в особо важных местах ставит страстные, требовательные, продавливающие страницу знаки вопроса. Это так мило и так старомодно!
Мужчина преисполнился нежности. Смотрел на женщину так, как-будто в старом кинотеатре показывали чёрно-белое кино.
На «Курской» место рядом с ней освободилось, и он неожиданно для себя проворно пересел.
– Вы, наверное, преподаёте? – спросил, и она улыбнулась, кивнула, – детям?
– Нет, – ответила женщина, – подросткам.
– Жаль, жаль, что мне в жизни не попалась такая учительница… Что преподаёте? Классическую литературу? Историю? Что это у вас? «Анна Каренина», «Фауст», «Илиада»? Или что-то мо-дер-нистс-кое? (Это слово он с презрением делит на слоги).
Она, захлопнув томик, показала обложку. «Страсть, власть и пряники», прочитал мужчина. Он поднял взгляд, полный тоски и боли.
– М-да, вы меня пугаете… Впрочем, не вы первая.
– А вы, – сказала она нежно, – не пугайтесь. Книжка интереснейшая, я по ней лекции готовлю.
– Это-то и ужасно. Даже мне хочется послушать… Весь мир – извращенцы, и я скоро стану таким же...
– Отлично, поздравляю вас с будущими открытиями! – женщина встала, – до свидания! Если вы, конечно, не выходите… Не выходите, значит? – и аккуратно, мягко протиснула к двери своё пышное тело.
Мужчина, конечно, остался в вагоне, и вагон, сцепленный железными соединениями с вагоном предыдущим и последующим, со всем поездом, с машинистом, с кольцевой бесконечностью, поехал по кругу, по беличьему колесу, из которого, как полагал мужчина, нет выхода.
Однако, выход был, но он сплыл вместе с женщиной в розовых наушниках. И платформа, на которой она твёрдо стояла в розовых (вот пошлость-то) кроссовках, тоже сплыла, исчезла...
А если бы он вышел, а? Возможно бы случился роман, никчёмный, абсолютно бульварный (судя по книжке, которую она читала).
Так что выход этот – совершенная дичь. И единственная, заговорившая с ним за неделю (да что там, за месяц!), исчезла в яростной расцветке станции «Новослободская», в карнавальной толпе, пахнущей потом, полиэтиленовыми пакетами и бумажными стаканчиками.
Между прочим, эта женщина была очень придирчива, когда речь заходила о кофе. Она, между прочим, всегда носила собой бутылочку сливок и самодельное печенье (по рецепту Пруста). Сын её, смышлёный пацан, подаривший матери розовые наушники, по утрам таскал из тайника сладкое (разве возможно спрятать сладкое от подростка?), таскал да и приговаривал:
– Переходите на тёмную сторону! У нас есть печеньки!
И тут она вспомнила, что забыла печенье дома. Эх, всё на бегу, всё на бегу...
Автор: Евгения Гарбер.