Вдоль дороги лес густой
С бабами-Ягами…
В. Высоцкий.
После мятежа в Крысином королевстве Организация закрепилась в Акзаксе накрепко. Бедный Илль, сам того не ведая, выпустил джинна из бутылки. Те, кто отвечал за операцию, дали ему взойти на трон, ибо были искушены в политике, социальной психологии и много ещё в чём, и прекрасно понимали: никто другой не сможет привести к общему знаменателю независимых, гордых и романтичных акзакских Робин-Гудов. Операция готовилась Альма-Матер долго и тщательно, и только много позже мы узнали – кто задумал её, и кто осуществил. Илль, ни о чем не подозревая, сыграл свою роль и был убран с дороги. Он не знал – как не знали и мы, - что пока ещё ни один человек в то время, будь он хоть трижды коронован, не может противостоять мощи древней и безжалостной Организации.
Он не знал, как не знали и мы, что город наш уже был изучен, взвешен, и цена ему определена. Он не знал, как не знали и мы, что уже 14 лет назад один из лучших агентов Альма-Матер приехал с заданием прибрать город к рукам, и имя его было – Ян де Ла Оль.
Маркиз родился в 1938 году в Мидо-Эйго, в семье, ещё со времен Короля Змея преданно служившей Ордену. Ко времени его рождения Мидо-Эйго стало для Альма Матер такой же потенциальной колонией, как и остальные державы, только более доступной в связи со старыми, хорошо сохранившимися связями. Связи эти имели родовой характер, и поэтому жизнь маркиза с детства была посвящена Альма Матер. Фамильные предания о тайной власти, высшем предназначении и древних секретах не могли не вскружить голову романтическому мальчику, и он со всем пылом души посвятил себя служению Ордену.
В 1958 году по долгу службы ( Ян тогда примеривался к дипломатической карьере) маркиз оказался в королевстве Код-Дивуар, где познакомился с такими судьбоносными личностями, как Отто фон Шенна, Юхан Скаани и Фрэнк Стэнис-старший, - ковавшими в те давние времена, как и он сам, карьеру в Альма Матер. Так получилось... Эту четверку, которую разъединяло, казалось бы, всё, - разница возрастов, характеров и даже национальностей, – вдруг по непонятной причине связала абсолютно неуставная дружба. И ведь даже не удивился никто из приверженцев орденских идей, просто не поверил собственным глазам, потому что - что общего могло оказаться у далекого правнука мидо-эйгского короля Змея – маркиза де Ла М\Оля, - с прямым наследником первых чарийских канунгов Отто фон Шенной, и далёким правнуком казнённого Орденом сканийского князя – Юханом Скаани. И вовсе уж было непонятно и даже неприлично как-то, для чего стоило разбавлять родовитую эту компанию сыном скромного кастльского профессора химии – Фрэнком Стэнисом. Правда, предки профессора регулярно упоминались в европейских летописях аж со времен Сигизмунда Бешеного, ибо во все времена числились придворными лекарями и регулярно, раз в два поколения, горели на кострах Святой Инквизиции за великие познания в науке алхимии.
Дружба четверки на многие годы определила судьбу всех упоминаемых в моих мемуарах людей – да что людей, - стран и континентов.
…Стэнис в те давние времена в чине капитана обживал Разведуправление Альма Матер. Маркиз читал курс восточной философии в Военной Академии провинции Чары, Отто набирал звезды на погоны в Стратегическом секторе Ордена, а Юхан готовил докторскую диссертацию, будучи старшим аналитиком Сектора Прогнозирования. Судьба свела их в Код-Дивуар. Виделись они регулярно, болтались в свободное время по барам, веселились по-мужски, делились мнениями и планами, спорили до хрипоты, ругались, ссорились… Пользуясь служебным положением, выручали друг-друга из проблем с многочисленным – тогда ещё – начальством (исторический факт, что все талантливые люди обязательно имеют проблемы с начальством), - и обменивались секретной информацией, имея в виду ничто иное, как более эффективное служение общему делу, – и, в общем, были «государством в государстве», вроде как акзакский Опасный Порт... В мушкетёрской их компании было два Арамиса, один Атос – Юхан, и один Д*Артаньян: эту роль старательно играл Стэнис, постоянно впутывавший друзей в донельзя рискованные предприятия.
Маркиз и барон в свободное от службы время соревновались в объеме своих донжуанских списков, пока Отто не влюбился – неожиданно и бесповоротно, - в женщину, союз с которой ему, чарийскому барону, был однозначно невозможен. Она была кастлькой по национальности и оперной певицей по профессии, и талант её равнялся её красоте. Любовь принесла им столько же горя, сколько и радости: Отто уже был женат к тому времени, а её романы обсуждала публика трёх континентов. Он был прекрасен, как герой нордического эпоса, и столь же деспотичен; она была умна, всепокоряюще обаятельна и капризна, как античная богиня. Тайная эта связь, легко пережившая с десяток «окончательных разрывов», увенчалась рождением обожаемого обоими родителями сына Германа. Едва успев родиться, он заимел одну маму и четырех отцов, потому что все перипетии бурного романа, естественно, коснулись и друзей Отто. Они тоже были влюблены в его избранницу, но благородно покорились её выбору. Они совершали настоящие подвиги, скрывая происходящее от начальства, вдохновенно врали жене Отто, прикрывая его отлучки; покорно бросая любые дела, кидались разыскивать барона по требованию дозванивающейся с другого континента возлюбленной.
Трагическое расставание, печальное замужество героини и её неожиданная смерть потрясли четверку, связав их ещё и узами общей боли. В своё время я расскажу об этом подробнее.
…В какой-то момент пути их разошлись, но дружба не распалась. Отто фон Шенна стал Великим Магистром Альма Матер; Юхан исчез из Ордена; Маркиз перебрался в Акзакс. Со временем Стэнис тоже начал наезжать к нам, а потом уже выяснилось, что в операции подготовке Сабля и Люка к завоеванию Акзакса он принимал личное участие.
При Сабле жилось в Акзаксе, прямо скажем, не кучно. Искромётного веселья, на мой взгляд, не наблюдалось, но… молодость, молодость! Ах, где вы, где вы – дешёвый портвейн, и последняя сигарета по кругу, и задорная фронда одёжки в стиле «гранж», и море по колено, и сердца пламенный мотор?! Теперь-то я знаю: старость – это пустой кинотеатр, где больше ничего не покажут; а в те времена зал был полон, ложи и галерки заполнял разнообразный люд, и метры пленки все крутили и крутили перед глазами удивительные, захватывающие, небывалые приключения целлулоидной ленты под названием «Жизнь».
…Политика нового монарха проявилась достаточно жестко; Ларс тоже посуровел, да и все мы как-то подтянулись, собрались – не умом, так сердцем предчувствуя грядущие битвы. Однако, Сабль от своего плана не отходил – ко мне они с Люком приходили, как нанятые, и в моём доме даже честно пытались соблюдать приличия. Совместные посиделки возобновились, хотя, в отличие от Илля, Сабль друзей моих на дух не переносил, и, по-моему, всё сделал, чтобы никто, нигде и никогда в здравом уме и твёрдой памяти не перепутал его с Иллем. Была в его поведении какая-то вызывающая, запредельная наглость, будто бы он провоцировал всех нас – ага, а вот так, и что вы сделаете?!
Лично я точно ничего делать не собиралась, тем более что маркиз мне достаточно внятно это запретил. Как мне тогда казалось – беспокоясь о моем душевном здоровье.
Ага, сейчас…
Впрочем, маркиз тоже заходил к нам пообщаться, особо никого не напрягал, изредка надоедал латынью, но чаще молчал и смотрел, похлопывая нервной аристократической рукой по подлокотнику кресла или дивана. Однажды он привел с собой Стэниса. Нас познакомили, острой неприязни у меня этот человек не вызвал, - редкая умница и не хам, в те времена для меня это было редкостью… И я предложила заходить попросту, без чинов. А, да, - маркиз представил его тогда бизнесменом, имеющим большие интересы в Зодеатской экономике… Общаться с большими бизнесменами у меня навыка не имелось, но новый знакомый не производил впечатления безбожного деляги, и я подумала – захочет, пусть приходит. К моему большому изумлению, Стэнис действительно начал захаживать, причём повадился загонять меня в угол (то между барной стойкой и окном, то между книжными полками и папоротником), и заводить какие-то зашибенно интеллектуальные беседы, например, о Канте с Оригеном, или об особенностях квинтового интервала аутентического лада… Сроду мучаясь комплексами неполноценности, я решила, что проверял он не столько уровень моей нахватанности, сколько степень моей терпимости к чужим бзикам.
И был этот Стэнис на первый взгляд такой весь обыкновенный, что просто жуть брала. Вроде бы, вот человек перед тобой, а смотришь, смотришь, и… и ничего, туманность какая-то. Глаза болотного цвета, рост – средний; фигура – кряжистая, но, в общем, тоже как бы средняя; сложение основательное, ноги вроде бы кривоваты, лицо без особых примет – ну, брови густые, но светлые, нос вроде бы прямой, а рот – нормальный, незапоминающийся… да, была там ироническая такая складочка в уголку – но это только если очень присматриваться, а если не присматриваться, то и вообще ничего не оставалось для «словесного портрета», кроме, может быть, одного: внешность его напрямую зависела от настроения. Стоило в пределах видимости появиться Джой – и Стэнис преображался, такая вот притча. И росту вроде прибавлялось, и юношеская стать вылезала откуда-то, и пепельные – в обычном режиме - волосы начинали отливать то зрелым орехом, то благородной платиной… Глаза его тоже имели особенность, но тут дело было не в цвете, и не в Джой. Просто в некоторые минуты взгляд Стэниса становился тяжёл и осязаем, как асфальтовый каток, и это тревожило. Будучи к тому времени почти всесторонне нахватана, азартно осваивая Интернет, успев почерпнуть из нового ресурса много интересного, я заподозрила, что Стэнис обучен всяческим психотехникам, и основам актерского мастерства, и азам (как минимум) манипулирования чужими комплексами, фобиями и претензиями, и имел амбиции. Меня это встревожило, как дырка в новых колготках (можно будет это заштопать, или придется выбрасывать?), а вот Джоев интерес к фигуре Стэниса сильно удивил. Её первый муж, красавчик Стив, её ухажер Патрик – ну очень интересный мужчина... - и это серое нечто?!
…По мне, так Джой там ничего не светило: было ясно, что Стэнис идеально пригнан к той пустозвонной болванке, которая именовалась «нашими временами»: скорее всего, был безнадежно благополучен, не имел никаких комплексов, а имел блестящее образование, непробиваемую жизнеспособность и кучу полезных навыков: умел считать деньги, и точно знал, с какой стороны хлеб намазан икрой, а с какой – ваксой, и для кого. И его – это было ясно, - никогда не обучали пустым хлопотам по поводу Веры, Надежды и Любви, - которые мы, дилетанты и любители, почитали единственным смыслом и целью нашей суровой, но единственно возможной жизни. То есть некоторое время спустя я подумала, что Стэнис мне неинтересен.
Мне всегда было очень трудно любить тех, кто считал себя сильными века сего. Просто потому, что не о чем мне было с ними, по большому счету, разговаривать. Что они знали о жизни, многообразной, захватывающей, непредсказуемой - что она прогибается под куда тебе надо, если дать ей мешок бабла, или пальнуть по ней из базуки?..
То есть были, по мне, примитивными носителями тупизны житейской и тоски зевотной.
Да нет, знаю я - если зайца долго бить, то можно его и спички научить зажигать, и сосисочку просить, и, и… Силой, то есть грубым принуждением и страхом, любой дурак от любого дурака может добиться чего угодно. Дешево и сердито. Главное чтоб дураков хватало, но, если верить молве, дураков не жнут, не сеют – сами родятся. А вот прожить жизнь, от самого её трагического, по условию задачи, начала и до самого хорошего или плохого, но всегда непредсказуемого и неожиданного конца, не обвиняя никого в своих неудачах и неуспехах, не дешевя, не предавая, работая… На это способны только неудачники, блаженные лохи, - романтики, как Илль, да такие курицы, как мы с Джой.
Однако, Стэнис повел себя иначе.
Во-первых, он в быту оказался демократом, то есть никогда (в отличие от скотины-Сабля) не демонстрировал брезгливости у меня или Джой за столом, когда перед получкой или после ежемесячной оплаты счетов завернувшему на огонек гостю мы могли предложить разве что жареную картошку, в лучшем случае – с дешевой рыбной мелочью, купленной за гроши у рыбаков в порту на рассвете. Влипнув пару раз в такие ситуации, Стэнис стал приходить со своим угощением: батоном недорогой, но вкусной колбасы, или ящиком тушенки, или сеткой цветной капусты. Он никогда не нервировал нас ни дорогими коньяками, ни дурацкими тортами в три этажа, и потому через некоторое время был записан мною не просто в «очень приличные люди», а в мудрые и деликатные. Которыми другие мудрые люди отнюдь не разбрасываются.
Во-вторых, у них с Джой все-таки затеялись какие-то загадочные отношения, в которые никто посвящен не был, даже я; мне отводилась роль глухонемой конфидентки, причем то Джоевой, то Стэнисовой… Он настолько быстро вписался в нашу компанию, что я даже не очень удивилась, когда вдруг узнала, что Стэнис – отец Фрэнка. Я немедленно решила, что именно к Фрэнку Стэнис в Акзакс и заявился, мало ли, что и кому он при этом объяснял; возрадовавшись такому замечательному обстоятельству, совсем успокоилась. В мире наблюдалось, на мой взгляд, очевидное благорастворение воздухов. Не имея ни малейшего опыта в сфере большой политики, предательств и подстав, я искренне верила, что времена больших проблем кончились. Всё так и текло, вроде бы даже боль недавней потери не так уж и болела.
О, дурость человеческая…
И тут Стэнис притащил ко мне Саймака. Почему именно ко мне, почему не к маркизу или к самому Стэнису, он мне не дал времени задуматься, так как явился на Гро-Кайю как-то уж очень под вечер, волоча за руку взъерошенного субъекта. Уверив меня в версальски-вежливых выражениях в моей доброте и безотказности, Стэнис заявил, что мальчику надо какое-то время где-то пожить, лучше – в доме, не в гостинице; что мне трудно одной, с ребенком, дом, работа, то-се, да и ремонт пора бы уже делать… А тут – свой человек, да ещё и в сложной ситуации, и вообще Стэнису стыдно порой за охламона-сына, постоянно норовящего навязать мне свои проблемы, которые всегда оказывались одними и теми же: Зориночка, благодетельница, не вели казнить, денег нет, и потому так страшно выпить хочется, что даже с девушкой переночевать негде…
После чего Стэнис исчез, на сей раз надолго, а субъект остался у меня. В данном случае безотказность свою я могу объяснить только ошеломлением, но поделать уже ничего нельзя было – только сделать вид, что все нормально, и я, поднапрягшись, сделала вид.
Звали субъекта Саймаком. Историю свою он как-то не торопился рассказать, а я не настаивала, потому что человек был явно в растрёпе чувств. Я надеялась на Джой и ЦКС-шный информаторий – они не подвели. Кое-что всё-таки выболтал сам герой, короче, выяснилось, что Саймак был сыном Код-Дивуарского вице-короля, а Стэнис – чем-то вроде опекуна. Когда наследнику стукнуло четыре года, умерла мама, а ещё пару лет спустя короля, вместе с вице, турнули прогрессивно настроенные массы, и единственное, что помнил Саймак, это фонтан в бесконечном саду, плющевого Гибби – обезьяну в натуральную величину, и отчаянную суету как-то ночью, после которой не было больше уже ни фонтана, ни Гибби, а были чужие дома, милые люди, чаще дяди. А потом кадетский корпус, офицерское училище и служба в военно-морском чарийском флоте. Саймак успел побороздить широты, стал ассом морского боя, но что-то у него там кардинально не срослось… собственно, отказался категорически вербоваться в Альма-Матер, куда все его коллеги и однокашники стремились и рвались, но вот поди ж ты… Организация такое поведение понять отказалась, и встревоженный опекун выдернул фрондера в Акзакс.
…Саймак оказался талантлив, самолюбив, и склонен к дискретной меланхолии. По профессии он числился военным моряком, по внутренней склонности считал себя композитором (!), а вот его хобби принесло нам с Джой массу неожиданностей, ибо Саймак к месту и не к месту сочинял экспромты-сказки, и, если на него нападал соответствующий стих, мог с легкостью заткнуть за пояс профессионального ашуга. И акына тоже. Например, однажды, посреди серьезного разговора, который я предприняла в целях профилактики очередного приступа его любимой черной тоски, Саймак вдруг прервал мою занудную филиппику (в которой я и сама успела запутаться) вдохновенным жестом Баяна-сказителя и произнес:
- Послушай… Где-то в сердце гор лежит Счастливая Страна, населенная беспечными Птицеловами. Их труд радостен, законы мудры, а песни перекликаются с песнями птиц.
Над долиной возвышается скала. Она практически неприступна, самые свирепые ветры обдувают её, самые лютые ветры точат её вершины. А на вершине уже 300 лет сидит человек. В Счастливой стране его почитают за святого, и называют Великим Мудрецом. Всем известно, что он дал обет не спускаться, пока не ответ на Главный вопрос своей жизни. Старик ищет его уже много лет. Ему до смерти надоела голая вершина, его жжет солнце и сечёт дождь; он мечтает о том, как спустится, и будет жить, как все – ловить птиц, нянчить внуков, слагать песни и петь их…. Но он не смеет. Потому что так и не найден ответ на Самый Главный Вопрос:
- Для чего же я сюда залез?..
(продолжение следует)