Анна Петровна умирала от паралича и знала это. В сознание она приходила все реже, чаще пребывала в забытьи, а когда открывала глаза, видела одно и тоже – убогую обстановку дешевеньких меблированных комнат, озабоченное лицо сына Саши, еще лица - каких-то незнакомых равнодушных людей… Иногда спрашивала – где Александр Васильевич, муж, ей терпеливо отвечали – Александр Васильевич преставился еще в январе. «Странно, а почему ж вы мне не сказали…», - удивлялась Анна Петровна, но расстраиваться не было сил, она снова впадала в забытье, вспоминая, вспоминая…
Вспоминалось разное. Доброе, почти ангельское лицо императора Александра Павловича: как он был мил тогда, осенью 1817-ого года, на балу в Полтаве… И как ласково сказал ей: «Venez a Petersbourg chez moi…», приглашая в столицу. И как потом случилось всё… О, она обожала его, он был ангел! Как она плакала потом, когда его как-то вдруг, неожиданно для всех не стало в этом ужасном Таганроге. В младшем брате Николае Павловиче уж не было того шарма, какой был у Александра.
Муж Саша… Сашенька… Она влюбилась в своего троюродного брата Сашу Маркова-Виноградского, когда он был почти мальчиком, а ей уж шел тридцать восьмой год. Как их осуждал свет, как воспротивились их союзу его родные, да и, признаться, свои – тоже не сразу приняли Сашеньку. Злые, злые люди! Они не знали, не понимали, что ими обоими двигала одна лишь только любовь, и они пронесли ее через всю совместную, полную скитаний и лишений жизнь! Они постоянно бедствовали, делали долги, иной раз обоих охватывало горькое, безнадежное отчаяние, но никогда, никогда они не расставались, никогда не жалели о своем браке! И вот эти незнакомые люди говорят ей, что его уже четыре месяца как нет! Как же это? Отчего не сказали раньше?..
Реже вспоминался прежний муж – генерал Керн. Неблагодарный, жесткий, грубый человек! Именно через их брак, через ее близкое знакомство с императором получал он привилегии такие, каких бы вовек ему – человеку недалекому, без связей - не видать: и огромные суммы денег, и звания, и назначения… Он никогда не мог понять, что ей было нужно лишь одно – любить, любить, быть обожаемой, быть «гением чистой красоты…». Ведь это о ней написал тогда Пушкин! Ах, Пушкин… Каким восторгом светились его глаза, как они оба хотели близости, и как она желала быть подле него после… Но он был ветренен, переменчив, этот Пушкин! Чем она прогневала его? Невинным кокетством с Вульфом, игравшим тогда в comme il faut? И еще с какими-то – Анна Петровна даже имен их не упомнила? Господи, да как можно было?! Она не забыла, как жестоко, как непорядочно даже обошелся Пушкин с ее тезкой и давнишней знакомой, воспитывавшейся какое-то время вместе с нею, - с Анной Николаевной Вульф. Поэт совратил ее, да что там! – попросту воспользовался ее наивностью и влюбленностью, ославив Анну Николаевну злыми, обидными стихами, заканчивающимися совсем уж непристойностью:
«… Она на щепочку нас…т,
Но и понюхать не позволит…»
Но с нею же, с Анной Петровной, конечно, всё было иначе, Бог миловал! Она и после пыталась сблизиться с ним, сблизиться хотя бы духовно, ей так нужна была его поддержка, но он постоянно избегал ее… c'est bizarre! И всё же – как жаль, что его не стало! Такая потеря для России, для всех, для неё самой! Анна Петровна тогда долго плакала и не стыдилась этого ни перед кем.
Дети… Внуки… Смерти… Частые переезды… И всегда - отсутствие средств… Слезные письма Государю – о помощи… Болезни… Она была уж стара, а всё видела в себе ту самую обворожительную, прелестную особу, лишь мельком узрев которую полвека тому назад, все неминуемо попадали под ее обаяние. «Да, это я – Анна Керн», - кокетливо сводя морщинистые губки, говорила она не знавшим ее как музу великого поэта. Те с удивлением разглядывали полную маленькую старушку, когда-то вошедшую в образ наивной шестнадцатилетней девицы, да так из него не вышедшей, тщетно пытаясь разглядеть в ней черты «гения чистой красоты». Она же ничего этого не замечала, всё так же кокетничала, вызывая за спиною лишь усмешки и язвительные ремарки.
И всё же… и всё же… Это была она! Злые, злые люди! Они ничего, ни-че-го не понимают, как не понимали и тогда, много лет назад! Анна Петровна задыхалась от жалости к себе и от любви, к которой одной она стремилась, летела, жаждала всю жизнь… Жизнь… Мимолетное виденье… Пушкин был прав тогда. Прощайте все!
ИЮЛЬСКИЕ литературныя прибавленiя къ "Однажды 200 лет назад" Сон Мельхиора - ЗДЕСЬ
Исторический дайджест "Однажды 200 лет назад... Август 1821-го" - ЗДЕСЬ
Все статьи цикла «Однажды 200 лет назад...», литературные прибавления к нему, а также краткий гид по каналу «ЛУЧШЕЕ» - ЗДЕСЬ
С признательностью за прочтение, не вздумайте болеть и, как говаривал один юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ