Конец мая 1984-го, пригород Саратова, в/ч 7463, Внутренние войска. Батальон только что вернулся со стрельбища и чистит на плацу оружие. Погода шепчет. Солнцу пока рады, проклинать его будут летом, а «форма 2» - голый торс, позволяет бойцам заодно и позагорать. Справа от плаца сад, там одуряюще цветут яблони и их аромат буквально висит в воздухе.
Мне повезло. За мной не закреплён автомат, я отстрелялся из чужого и от чистки оружия освобождён. Я почтальон-библиотекарь-киномеханик, у меня свободный выход в город, я не хожу через день на «вышку», а служить остаётся год. Жить можно.
Перед сдачей оружия выясняется, у одного из чекистов, узбека из второго взвода, пропал затвор. Это пахнет ЧП и большими неприятностями для всех : от самого узбека до командира взвода и комбата, собравшегося на повышение в полк. Батальон сдаёт оружие, строится и идёт обедать — все, кроме второго взвода, продолжающего искать важную деталь автомата. Батальон, отобедав, строится снова, но состав караула не зачитывают и всех отправляют на теоретические занятия в ленкомнату. Послеобеденный сон отменён, напряжение нарастает. Голодный второй взвод, почти на брюхе, прочёсывает сад.
Я успеваю съездить на почту и вернуться с газетами и письмами. Второй взвод, вооружённый веревками и вёдрами, вручную отчёрпывает летний туалет, выливая содержимое в канаву за забором, вырытую днями раньше. Над батальоном витает уже не яблоневый цвет, а запах дерьма. Затвор не находят, зато обнаруживают кое-что другое — затворную раму, неизвестно чью и неизвестно когда оказавшуюся в отхожем месте, пистолет Макарова и несколько бутылок, предположительно с водкой. Историю про пистолет знакома в части каждому, она передаётся по цепочке от призыва к призыву — лет 10 назад его посеял дежурный по батальону пьяный прапорщик, наотмечавшийся по случаю рождения сына. Со службы его с позором выгнали и едва не посадили. Со знаком минус, он стал наглядным примером того, как не надо нести службу. Водка, очевидно, предназначалась для проноса в «зону» или распития в казарме, но что-то у кого-то пошло не так и ее от греха подальше утопили. Когда примерно это случилось, и почему не достали обратно, установить не удалось — бойцы дембельнулись, а этикетки сгнили. Находки, конечно, были зачётными, но потерю затвора никак не компенсировали. Собрав офицеров у себя в кабинете, комбат орал на них не меньше часа.
К счастью, самого худшего не произошло. За полчаса до развода ( 18.00 ), затвор нашёлся в казарме, точнее — дневальный обнаружил в умывальнике. Кто-то подбросил его на самое видное место. Второму взводу дали помыться, но так и оставили голодными. Караул по охране ИТК усиленного режима вышел на два часа позже. Грешили на батальонного старшину — за ним не раз водились разные подлянки — провокации, но доказательств не было. Вечером, смене, вернувшейся из караула, я показывал французскую комедию «Новобранцы идут на войну». Если кто помнит, там тоже хватало туалетного юмора..
P.S. Через полгода, во время ноябрьского усиления, старшина Кравчук заступил на службу начальником караула — такое, если и случалось, то очень редко, слишком много у него дел в батальоне. При смене часовых, на тропе наряда, опоясывающей зону, он не откликнулся на команду часового с вышки — «Стой, кто идёт?!». Обычная история, рутина, к которой все давно привыкли – начальники караула редко утруждали себя ответом, пусть и положенном по Уставу. Но не в этот раз. Часовой шестого поста сделал предупредительный выстрел, положил всех мордой в мокрый снег, удачно выпавший накануне, и подержал так до прибытия тревожной группы. И это был не узбек, у которого в мае пропадал затвор. Часовой поехал в отпуск на родину. Старшина… А старшине ничего не прилетело, кроме возможности полежать в грязи под дулом АК-74. Это же армия, где не любят выносить сор из избы, пусть это были ВВ и относились они тогда к Министерству внутренних дел.