Я резко села на кушетке. Напротив сидел фельдшер с округлившимися глазами.
— Ты нормально?
— Да, а что случилось? — в ушах у меня звенело, я чувствовала, как сильно бьется сердце, каждый его удар раскатом отдавался по всему телу. Правое плечо горело. Я посмотрела на него, и увидела шприц, торчащий из руки. — Что это?
— Адреналин! — фельдшер, успешно перешедший от страха со мной "на-ты", вынул из меня шприц.
Меня начало слегка трясти. Спустя секунды три — сильнее.
— Поехали быстро в приёмку, — мой спаситель (или убийца?) скомандовал водителю скорой и ловко уложил меня на кушетку.
Мы ехали минут десять. Я не открывала глаз, вспоминала темноту, которая еще недавно пыталась меня сожрать. Теперь перед глазами просто рябило. Я чувствовала каждую ямку и кочку, но было уже все равно.
В больнице начались круги ада. Начиная с того, что меня, полуживую, заставили надеть бахилы на входе. А я не могла рассоединить их, потому что настолько тряслись руки. Слава богу, помог мой спаситель. Потом я шла по коридору, а санитар быстро заглядывал налево и направо, высматривая для меня пустую кушетку. Столько людей я не ожидала увидеть.
Пока все живут своей размеренной, устроенной жизнью, пребывая в плюс-минус спокойствии, проходя мимо зданий клиник и больниц, листая ленты в своих айфонах (это я себя сейчас описываю, да-да), здесь — внутри происходит жизнь во всей своей красе. И за жизнь эту борются.
Меня положили на кушетку напротив мужчины лет пятидесяти. Он был накрыт легким покрывалом, которое тряслось вместе с ним от холода. В приемке попросту гулял ветер: от открытых окон, кондиционеров, работающих на полную мощность и бегающих санитаров. Работы у последних было много.
Мой сосед, заприметив меня, не растерялся.
— У вас будет телефон позвонить? — речь его прерывалась частым стуком зубов.
Я, сама по себе, невероятно брезгливый человек. Превозмогая ужасную слабость, я протерла антибактериальными салфетками (они всегда со мной!) свою кушетку, прежде чем лечь на нее. И вот смотрю я на этого мужчину с землистой кожей, длинными толстыми ногтями и лоснящимся лбом, и едва ли мешкаюсь...
— Мне жене позвонить, а то одежду забрали, а там и документы и телефон, — я достала телефон. Сосед продиктовал номер, я отдала трубку ему.
— Алло, алло, Нина! Ну я не сдох.
— ...
— Все, все не реви. Приезжай давай за мной. Или малого отправь. Только такси бери, а то не дождусь в холодине лежать. Давай, все.
Он отдал мне телефон, а я сидела пораженная и очарованная непринужденностью его фраз супруге.
За мной пришел врач, сказал, что нужно сдать кровь из вены, собрать мочу в баночку и сделать тест на беременность. Потрясающе! Я думала, что буду лежать и не шевелиться, что ко мне придут врачи с лекарствами, после которых я вприпрыжку поскачу домой, а тут еще и тест на беременность.
Я зашла в туалет. Такой резкий запах последний раз врезался в мой нос летом в общественном деревянном туалете на заправке. Но у этого было послевкусие хлорки. Я кое-как в три погибели сумела сделать, что нужно, в кабинке метр на метр. (Кому интересно, на тесте проявилась одна полоска).
Новый квест ожидал меня на сдаче крови. Студентки отрабатывали попадание в вену буквально на мне. У второй со второго раза даже получилось! С двумя перемотанными руками и легким шлейфом санузла я вернулась на свою кушетку. Мой сосед все еще лежал там.
— О, вы вернулись. Нинка едет долго, но мне куда торопиться-то. Третий криз пережил, теперь даже и умирать не страшно.
Он лежал передо мной вытянутый в струну с ветвистыми кистями рук и стопами, вытянутым лицом и впалыми скулами, размышляя вслух о своей жизни. И мне это показалось таким потрясающе символичным и важным на тот момент! Я вспомнила картину у Достоевского в "Идиоте". Точно, очень похоже. Я была рада, что сосед мой пережил третий гипертонический криз, и что я живая и смотрю на него.
Доктор казал мне, что у меня был отек Квинке. Не то на тунца, не то на Супрастин.