Когда мы вернулись домой, можно было назвать нас «тенью» друг для друга. Свекровь приезжала, помогала с детьми, но справиться с сыном она не могла, или не хотела.
В один из вечеров был скандал, сильный.
Надо сказать, что на тот момент меня все больше трясло, и я еще сильнее стала бояться, что доведу себя до болезни. В голове чаще появлялись образы бабушки и тети по папиной линии, которые умерли раньше положенного им времени. От рака. У обеих разный, но рак.
Скандал был на тему злополучной смс, отправленной ему в командировку. Он четко запомнил несколько фраз: деревенщина, дурак, мачо… Вместо того, чтобы остановить весь этот фарс, прекратить домашний садизм, он просто орал, что его оскорбили и унизили, и как он теперь со мной будет жить.
Мне снова стало казаться, что это не моя история, не моя.
В начале мая он уехал за дедушкой, который жил за пятьсот километров один. Ему становилось хуже (позже, ко мне придет осознание, что дедушка попытался забрать часть вины внука на себя, поскольку очень сильно любил внука, и чувствовал, что тот творит, как выбирает «другой» путь). С ним поехала свекровь и наш сын.
Уговаривая себя, что еще не все закончено, я заказала и оплатила шторы в спальню, и освободила свою трехкомнатную квартиру, чтобы свекровь с родителями могла переехать туда и жить спокойно.
В какой-то из майских дней, мы разговаривали со свекровью, и я сказала, что выдержу и смогу пройти весь этот путь, только тогда еще не понимала, что он будет немного другим. Сказала, что мне кажется, что супруг стал меньше переписываться с этой мадам. Но в ответ я получила душераздирающий комментарий, после которого слезы покатились, а в горле стал ком, я толком и сказать больше ничего не могла: «эта мадам писала ему всю дорогу, пока мы ехали, и не просто писала, а что любит и жить без него не может».
Что мне оставалось делать?
Прикинув, что в ближайшие дни соберу часть вещей своих и детей и переберусь с ними, на только что освобожденную квартиросъемщиками территорию.
Об этом своем решении я сообщила свекрови, которая умоляла меня остаться и потерпеть еще немного:
-Понимаешь, - сказала я ей – если бы мы ему были нужны, он бы все поменял, он бы взял меня и отвел туда, где мы могли бы поговорить наедине, рассказать, что он думает и дать возможность встать на ноги уверенно, мне надоело ползать на коленях. В чем я перед ним виновата? В чем? - слезы постоянно катились из глаз – ты же сама прошла не самую легкую историю, почему как мать не можешь на него повлиять? Я что самая плохая невестка для тебя? В момент, когда ты была на заработках, я перевезла тебя сюда, уговорила его дать возможность тебе жить в его квартире, прописать и дать работу. Всегда была благодарна за помощь с детьми. Твое дорогостоящее лечение было после моих с ним разговоров, ваши с бабушкой поездки с детьми на море за мой счет, так почему от тебя я могу дождаться поддержки?
На следующий день он позвонил мне и сказал, что хочет позвать меня в ресторан поговорить. Как оказалось, свекровь переговорила с ним, он был очень удивлен тем, что я собираюсь уходить.
Он спросил, в какой ресторан я бы хотела пойти, заказал там столик, сказал к какому времени приезжать. У меня опять появилась надежда, что все изменится, что вот он этот момент, когда он передумал и решил вернуть семью и меня, хотя, по факту меня не нужно было возвращать, а просто бросить эту свою мадам и вернуться в семью с парой слов на устах: ПРОСТИ, Я ВИНОВАТ.
Когда пришло время ехать, я вынуждена была выпить две успокоительные таблетки разом, потому, что было так страшно, внутри тело, танцевало танец «ча-ча-ча». Мы сели за столик. Официант принес меню. Я заказала 100 грамм водки и закуску. Есть не было сил, а мозг нужно было как-то успокоить, таблетки, видимо, прошли сразу в систему пищеварения и на выход, не затронув ЦНС. Разговор начался:
- Как ты думаешь, что делать дальше? Как жить? - спросила я, жуя первый ломтик соленого огурца.
- Ну, что было, то было. Изменений не будет, – просто сказал он.
- А зачем тогда все это? – удивилась я.
- Слушай, ты все время защищаешь свою дочь, что ты от меня хочешь? – начал с напором он.
- Подожди, я мать, что мне еще остается делать, если она у тебя постоянно виновата. Ты пришел в нашу семью. Она у нас уже была, наша жизнь. Я от тебя ребенка не скрывала, не прятала и не говорила, что одна. Сразу предупредила, что у меня ребенок. И ты сам решай, сможешь или нет быть для нее другом, а лучше отцом. А потом, вспомни, как у вас было все хорошо, до момента, пока не приехали твоя бабушка и мать. Ты стал на нее, как овчарка, гавкать. Тебя стали накручивать против нее, тут она не такая, и вот тут, а тут совсем. Задай вопрос, кто стал инициатором твоего отношения к ней, – меня стало трясти еще больше, мне даже стало казаться, что это стало видно людям за соседним столиком.
- Твоя дочь мне сказала, что я ей не отец, после этого, что мне было делать – любить ее? – уже с узкими губами процедил он.
- На тот момент, ей было шесть лет, а тебе друг мой почти тридцать два, мозгов должно быть побольше, - парировала я в ответ.
-Да ты вообще, истеричка, на таблетках, и алкоголичка – выкинул он мне (думаю, необходимо сделать замечание, что пила я крайне редко, но в последнее время из-за гормонального срыва и нервного напряжения, мне было достаточно небольшого количества крепкого алкоголя, а ляпнул он мне это, только потому, что моя мать его так назвала, в беседе с моей свекровью, вспоминая его былые походы). В этот самый момент, допивая последние пятьдесят грамм водки и закусывая огурцом, вытерев руки о салфетку, я кинула ее в его сторону. Встала, развернулась и спокойно пошагала в сторону выхода и парковки. Сев, в машину набрала сестре и попросила разрешения приехать.
Сидя у сестры, я рыдала как белуха (эти млекопитающие, оказывается умеют рыдать). Сестра налила мне еще сто пятьдесят грамм водки, чтобы я смогла успокоиться…
Ночевать домой я не приехала…